Теперь перейдем к списку авторов, который во всех других книгах имеется и которого недостает вашей. Это беда поправимая: постарайтесь только отыскать книгу, к коей был бы приложен наиболее полный список, составленный, как вы говорите, в алфавитном порядке, и вот этот алфавитный указатель вставьте-ка в свою книгу. И если даже и выйдет наружу обман, ибо вряд ли вы в самом деле что-нибудь у этих авторов позаимствуете, то не придавайте этому значения: кто знает, может быть, и найдутся такие простаки, которые поверят, что вы и точно прибегали к этим авторам в своей простой и бесхитростной книге. Следственно, в крайнем случае, этот длиннейший список будет вам хоть тем полезен, что совершенно для вас неожиданно придаст книге вашей известную внушительность. К тому же вряд ли кто станет проверять, следовали вы кому-либо из этих авторов или не следовали, ибо никому от этого ни тепло ни холодно. Тем более что, сколько я понимаю, книга ваша не нуждается ни в одном из тех украшений, которых, как вам кажется, ей недостает, ибо вся она есть сплошное обличение рыцарских романов, а о них и не помышлял Аристотель, ничего не говорил Василий Великий и не имел ни малейшего представления Цицерон. Побасенки ее ничего общего не имеют ни с поисками непреложной истины, ни с наблюдениями астрологов; ей незачем прибегать ни к геометрическим измерениям, ни к способу опровержения доказательств, коим пользуется риторика; она ничего решительно не проповедует и не смешивает божеского с человеческим, какового смешения надлежит остерегаться всякому разумному христианину. Ваше дело подражать природе, ибо чем искуснее автор ей подражает, тем ближе к совершенству его писания. И коль скоро единственная цель вашего сочинения – свергнуть власть рыцарских романов и свести на нет широкое распространение, какое получили они в высшем обществе и у простонародья, то и незачем вам выпрашивать у философов изречений, у Священного Писания – поучений, у поэтов – сказок, у риторов – речей, у святых – чудес; лучше позаботьтесь о том, чтобы все слова ваши были понятны, пристойны и правильно расположены, чтобы каждое предложение и каждый ваш период, затейливый и полнозвучный, с наивозможною и доступною вам простотою и живостью передавали то, что вы хотите сказать; выражайтесь яснее, не запутывая и не затемняя смысла. Позаботьтесь также о том, чтобы, читая вашу повесть, меланхолик рассмеялся, весельчак стал еще веселее, простак не соскучился, разумный пришел в восторг от вашей выдумки, степенный не осудил ее, мудрый не мог не воздать ей хвалу. Одним словом, неустанно стремитесь к тому, чтобы разрушить шаткое сооружение рыцарских романов, ибо хотя у многих они вызывают отвращение, но сколькие еще превозносят их! И если вы своего добьетесь, то знайте, что вами сделано немало.

С великим вниманием слушал я моего приятеля, и его слова так ярко запечатлелись в моей памяти, что, не вступая ни в какие пререкания, я тут же с ним согласился и из этих его рассуждений решился составить пролог, ты же, благосклонный читатель, можешь теперь судить об уме моего друга, поймешь, какая это была для меня удача – в трудную минуту найти такого советчика, и почувствуешь облегчение при мысли о том, что история славного Дон Кихота Ламанчского дойдет до тебя без всяких обиняков, во всей своей непосредственности, а ведь вся Монтьельская округа говорит в один голос, что это был целомудреннейший из любовников и храбрейший из рыцарей, какие когда-либо в том краю появлялись. Однако ж, знакомя тебя с таким благородным и таким достойным рыцарем, я не собираюсь преувеличивать ценность своей услуги; я хочу одного – чтобы ты был признателен мне за знакомство с его славным оруженосцем Санчо Пансою, ибо, по моему мнению, я воплотил в нем все лучшие качества оруженосца, тогда как в ворохе бессодержательных рыцарских романов мелькают лишь разрозненные его черты. Засим молю бога, чтобы он и тебе послал здоровья и меня не оставил. Vale^[6].

НА КНИГУ О ДОН КИХОТЕ ЛАМАНЧСКОМ УРГАНДА НЕУЛОВИМАЯ

 

Если к людям мыслей здравых

Ты, о, книга, обратишься, —

То не ждут тебя укоры,

Что, мол, ерунду ты порешь;

Ну, а коль неосторожно

В руки дашься дуракам ты,

То они укоров много

Выскажут тебе нещадно,

Хоть старанья прилагают,

Чтоб казаться мудрецами.

 

 

Знаем мы: пышнее крона

Древа, что цветет на солнце, —

Больше тени даст в жару нам.

Отправляйся же ты в Бехар:

Царственное древо есть там, —

Не плоды дает, а принцев!

И меж них блистает герцог, —

Тот, что равен Александру.

Ты при нем ищи приюта, —

Любит смельчаков удача!

 

 

Ты поведай о деяньях

Дворянина из Ламанчи,

У кого от глупых книжек

Вовсе разум помутился, —

Дамы, рыцари, турниры, —

Лишь о них одних и думал,

И с Неистовым Роландом

Стал равнять себя: влюбленный,

Храбростью дерзал добиться

Дульсинеи он Тобосской.

 

 

Ты не украшай обложку

Авторским гербом, о, книга:

Карта лишняя частенько

Комбинацию лишь губит.

Предисловье красит скромность,

Пусть об авторе не судят:

«Мол, равняться с Ганнибалом

Вздумал, с Альваро де Луной

Или с королем Франсиско,

Жребий пленника клянущим!»

 

 

Раз не столь учен твой автор,

Как Хуан Латино мудрый,

Мавр, умом своим известный, —

Не срамись латынью скверной, —

Чего нет, тем не гордися.

И цитат не измышляй ты,

А не то прочтет, кто знает,

Ложь твою раскроет живо

И воскликнет, позабавлен:

«Что ж ты врешь напропалую?»

 

 

В описаньях не усердствуй,

В душу лезть не смей героям:

Путь души тернист, извилист, —

В кровь на нем собьешь лишь ноги.

Избегай острить чрезмерно, —

Остроумцев бьют нещадно, —

Но старайся повсечасно

Доброй ты добиться славы.

Помни: коли глуп писатель,

Ждут его одни насмешки!

 

 

Помни: коли самолично

Ты живешь в стеклянном доме,

Глупо было бы камнями

Разбивать соседям окна,

Ведь хороший сочинитель

Скромен, сдержан и разумен, —

Ну, а тот, кто лишь напрасно

Портит бедную бумагу,

Чтоб кухонных девок тешить,

Пишет, что да как попало!

 

Амадис Галльский Дон Кихоту Ламанчскому

СОНЕТ

 

Ты, который знает ад в сиянье рая,

Что познал и сам я в скорбный час, влюбленный

И с предметом страсти злобно разлученный,

Над Стремниной Бедной слезы проливая, —

 

 

Хлад и зной терпевший, сердцем уповая,

Утолявший жажду влагой слез соленой,

Облачен в лохмотья, златом обделенный,

Ел плоды и злаки, их с земли сбирая, —

 

 

Обретя бессмертье, проживешь отныне,

Сколь по тропам горним гнать упорно будет

Резвую четверку Феб прекраснокудрый.

 

 

Пусть тебя отважным называют люди,

Пусть твоя держава превзойдет иные,

И затмит всех прочих твой создатель мудрый!

 

Дон Бельянис Греческий Дон Кихоту Ламанчскому

СОНЕТ

 

Мечом сражал я и копьем крушил,

Всех странствующих рыцарей затмил я,

К добру и правде устремляя силы,

Непобедим на поле бранном был.

 

 

Как карликов, я великанов бил,

В бою с врагами не щадил усилий,

Хранил в душе прекрасный образ милой

И, честь блюдя, поверженных щадил.

 

 

Влеклась за мной судьба рабою верной,

Я шел вперед, на случай уповая,

Фортуна, рок, – все были мне друзья.

 

 

Но, хоть взлелеян славой беспримерной,

Взнесенной выше лунного серпа я,

К тебе, Кихот, питаю зависть я!

 

Сеньора Ориана Дульсинее Тобосской

СОНЕТ

 

О, если бы мой Мирафлорес смел

В Тобосо, Дульсинея, вдруг явиться,

А Лондон – в дом твой скромный обратиться,

Как я бы восхваляла мой удел!

 

 

О, поменять бы облик наших тел,

На день один тобою воплотиться —

И рыцарем отважнейшим гордиться,

Что в честь мою спешит на подвиг, смел!

 

 

Страсть друга не ценя превыше чести,

Бежала б я, как Дон Кихота – ты,

И девичью невинность сберегла я, —

 

 

И, недоступна зависти и лести,

Царила б я в блаженстве чистоты

И ныне не скорбела бы, страдая.

 

ГАНДАЛИН, ОРУЖЕНОСЕЦ АМАДИСА ГАЛЛЬСКОГО, САНЧО ПАНСЕ, ОРУЖЕНОСЦУ ДОН КИХОТА

СОНЕТ

 

О, славный муж! Высокою судьбой

Ты, рыцарю служить благословенный,

Сей жребий принял мирно и степенно,

Не встретив въяве схватки грозовой!

 

 

Серпом, мотыгой век ты мерил свой,

Но в путь, в свой час, отправился смиренно —

И посрамил отвагой отрешенной

Всех тех, кто на словах лишь горд собой.

 

 

Твой тучен зад. В суме чересседельной

Полно еды. Осел твой миловиден, —

О, как тебе завидую я глухо…

 

 

Вперед же, Санчо, к славе беспредельной, —

Такой, что сам испанский наш Овидий

Тебя почтит приятельскою плюхой!

 

Балагур, празднословный виршеплет, Санчо Пансе и Росинанту

Санчо Пансе

 

Санчо я, оруженосец,

Что с Кихотом из Ламанчи,

Возмечтав о лучшей доле,

Вольно странствовать пустился, —

А уж, коль припрет, дать деру

Смог, скажу тихонько, даже

Вильядьего бесхребетный,

Как о том и говорится

В «Селестине» – книге славной,

Хоть и чуть солоноватой.

 

Росинанту

 

Гордый правнук я Бабьеки,

Росинант дано мне имя.

В услуженье Дон Кихоту

Был я тощ, как мой хозяин,

Но, хоть тих на вид, заморен, —

А овса умел потырить

Незаметно, как когда-то,

Чрез соломинку пустую,

Выдул у слепца винишко

Ласарильо хитроумный.

 

Неистовый Роланд Дон Кихоту Ламанчскому

СОНЕТ

 

Двенадцать было нас, но ты, герой,

Затмил нас всех, – пусть не носил короны, —

Отвагою своей непревзойденной,

Числом побед и чести чистотой.

 

 

Сведен с ума Анжелики красой,

Я, сир Роланд, герой непокоренный,

Деяньями потряс мир изумленный,

Навек оставшись в памяти людской.

 

 

Меня ты превзошел великой славой, —

Склоняюсь скромно пред достойным мужем, —

Хотя в безумье схожи мы с тобой;

 

 

Тобою сокрушен и мавр кровавый,

И турок злой, – и оба мы, к тому же,

Обделены любовию земной.

 

Рыцарь Феба Дон Кихоту Ламанчскому

СОНЕТ

 

Учтивый муж, цари на поле бранном,

Ведь подвиги мои твои затмили!

Мы храбростью равны, но рыцарь странный,

Испанский Феб меня превысил силой.

 

 

Сулили мне короны, царства, страны,

Молили: правь над нами, рыцарь милый!

Все я отринул ради Кларидьяны,

В красу ее влюбившись до могилы.

 

 

Утратив разум, я, в разлуке с нею,

Играл со смертью так, что ад, поверьте,

Дрожал, когда я пир кровавый правил.

 

 

А ты, Кихот, любовью к Дульсинее

И собственное имя обессмертил,

И образ той, кого любил, прославил!

 

Солисдан Дон Кихоту Ламанчскому

СОНЕТ

 

Хотя, сеньор достойный Дон Кихот,

У вас от книг сознанье помутнело,

Но и завистник самый оголтелый

Пятна на вашей чести не найдет.

 

 

Вы, подвигам своим теряя счет,

С несправедливым злом сражались смело,

Хотя не раз бивал за это дело

И брал вас в плен тупой и пошлый сброд.

 

 

И ежели красотка Дульсинея,

Вас прогнала жестоко и постыдно,

Не оценивши верности прекрасной,

 

 

Утешьтесь: да глупа она, Бог с нею,

И сват из Санчо Пансы незавидный,

И сами вы – жених не слишком страстный.

 

Диалог Бабьеки и Росинанта

Сонет

 

Б. Эй, Росинант, что ты так тонкотел?

Р. Легко ль коню голодному, больному?

Б. Где ж твой овес, где сытная солома?

Р. Их мой хозяин сам на завтрак съел.

Б. Осел, кто на хозяина посмел

Взводить поклеп, тем честь позоря дома!

Р. Хозяин фору даст ослу любому:

Влюбился – и рассудком оскудел.

Б. Любовь – безумье? Р. Нет, гораздо хуже!

Б. Умно! Р. Еще бы, – голод учит жить.

Б. К хозяину ступай с мольбой горячей.

Р. К кому ж идти мне с жалобой досужей?

Ведь конюх мой, коль правду говорить,

Да и хозяин, – жалкие две клячи!