Глава 7

Это что такое?

Человек или рыба?

Мертвое или живое?

У. Шекспир. Буря. Акт II, сцена 2

То ли Филлида расстроилась сильнее, чем показывала, то ли прогулка по жаре вниз на пляж, а потом купание и подъем к вилле Рота оказались для нее чрезмерным напряжением сил, но к вечеру, хотя остаток дня мы провели тихо-мирно и она вздремнула часок-другой после ланча, сестра была усталой, нервной, раздражительной и легко позволила уговорить себя пораньше отправиться в постель.

Мария с Мирандой ушли тотчас же после обеда. В десять часов весь дом затих. Сосны на холме и те застыли, а закрыв окно, я перестала слышать даже шум моря.

Я и сама ощущала усталость, но вместе с тем какое-то неясное беспокойство, сна не было ни в одном глазу. Поэтому я потихоньку прокралась в вылизанную дочиста пустую кухню, сварила себе кофе, унесла его в salotto, забралась с ногами в кресло, поставила пластинку Моцарта и приготовилась провести тихий вечер.

Но тщетно. Ни спокойная красивая комната, ни даже музыка не могли удержать в отдалении тревожные мысли, что ломились, требуя позволения войти, с самого утра. Несмотря на все попытки отвлечься, мой мозг непрестанно обращался к утренним событиям: ужасной находке в расщелине, неприкрытой враждебности Мэннинга и Гейла и последовавшему за всем этим долгому, утомительному допросу, явившему свету божьему немало новых проблем.

Приехавшие из Корфу полицейские были вежливы, старательны и доброжелательны. Они прибыли почти сразу после того, как мы добрались до дома Годфри, и немедленно отправились с обоими мужчинами осматривать тело. Скоро откуда-то приплыл катер и довольно быстро отбыл с грузом. Потом возник второй и начал крейсировать по морю вокруг – надо полагать, разыскивая «обломки», которые якобы видел (и продолжал на том настаивать) мистер Гейл. Мы с Фил наблюдали с террасы виллы Рота, как суетливое суденышко кружит неподалеку от берега, но с каким успехом – понять было невозможно за неимением бинокля мистера Гейла.

Потом мужчины вернулись. Нас всех подвергли допросу, но мне было легко отвечать, ибо никто и представить не мог, что я когда-либо в жизни уже встречала Янни, так что меня спрашивали только о том, как я нашла тело.

И когда Макс Гейл вторично заявил полиции, что в глаза не видел Зоуласа после того, как краем глаза заметил его баркас во второй половине дня в субботу, я не сказала ни слова.

Вот что угнетало меня сейчас, пока я сидела одна-одинешенька в salotto, а за окнами сгущались тени и в освещенные стекла бились ночные мотыльки. И если я наконец начинала все четче понимать, почему поступила подобным образом, то все еще не готова была признаться в этом даже себе, поэтому решительно выкинула из головы все посторонние мысли и попыталась сосредоточиться на фактах.

В них, по крайней мере, содержалось хоть что-то утешительное. Годфри перезвонил нам днем, чтобы сообщить последние известия. Оказалось, что лодку Янни нашли в море и на гике обнаружились налипшие волосы и следы крови – по всей видимости, в какой-то момент лодку сильно качнуло, тяжелое бревно ударило злополучного рыбака по голове и вышвырнуло его за борт. Закатившаяся под груду веревок и снастей почти пустая бутылка джина, скорее всего, являлась ключом к разгадке беспечности молодого рыбака. По словам Годфри, доктор придерживался мнения, что Янни уже был мертв, когда попал в воду. Полиция, похоже, не считала нужным проводить дальнейшее расследование. Обломков же, о которых упоминал мистер Гейл, не было найдено и следа.

Наконец – в этой части рассказа Годфри был довольно уклончив и изъяснялся намеками, потому что телефон обслуживался местной линией, – противозаконная деятельность погибшего никак не упоминалась. Должно быть, его лодку обыскали, но не нашли там ничего подозрительного, так что полиция (всегда склонная закрывать глаза на мелкие грешки, если только ее не заставляли принимать меры) сошлась на том, что роковой выход в море был обычной рыбалкой и что смерть Янни проистекла в результате несчастного случая. Совершенно очевидно, никто не намеревался затягивать следствие.

Это касательно проблем, волновавших Годфри. Моя же обеспокоенность заходила немного дальше.

Полицейское расследование установило, что последний раз семья видела Янни живым в воскресенье: по словам домочадцев, он провел день с ними, ходил посмотреть шествие и вернулся домой во второй половине дня. Да, судя по всему, он был в хорошем настроении. Да, он изрядно выпил. Пообедал, а потом ушел. Нет, куда идет, не сказал, а с чего бы вдруг? Они решили, что как обычно – ловить рыбу. Он спустился на берег, к лодке. Да, один – он почти всегда уходил в одиночку. С тех пор они его не видели.

Согласно полицейскому рапорту, с тех пор его вообще никто не видел. И я не сказала ни слова, которое могло бы изменить этот рапорт. Если Годфри боялся, как бы следствие не привело к Спиро, то я волновалась, как бы оно не затронуло Джулиана Гейла. То, что в это дело каким-то боком замешан Макс Гейл, казалось совершенно очевидным, но у меня на этот счет имелась собственная теория, вряд ли оправдывавшая внимание полиции к деятельности Янни и, как следствие, нарушение драгоценного покоя сэра Джулиана. Поскольку Янни погиб от несчастного случая – а я не видела причин сомневаться в том, что это был именно несчастный случай, – уже не имело никакого значения, если он и в самом деле тайком посещал Кастелло вчера вечером перед выходом в море. Так что коли Макс Гейл решил молчать, то это не моя забота. Я могу оставаться в своем зачарованном мыльном пузыре и ни о чем не тревожиться. Уже не важно, что там произошло…

Но я-то вполне отдавала себе отчет, что на самом деле очень даже важно, и это знание не давало мне уснуть в уютном кресле, пока одна пластинка незаметно сменяла другую, а стрелки часов медленно ползли к полуночи. Во-первых, я невольно узнала информацию, которую предпочла бы не знать. А во-вторых…

Пластинка остановилась. Издав серию тихих механических щелчков, автомат уронил очередной диск, осторожно опустил на него ручку с иголкой, и комнату ослепительным золотым потоком наполнил кларнет Жерваза де Пейера.

Я снова принялась мысленно перебирать известные мне сведения. Нет-нет, не больше одной вещи зараз. Лучший способ забыть все неясные подозрения и надуманные предчувствия – это сосредоточиться на том, что знаешь наверняка…

Годфри уверен, что Янни был контрабандистом и что у него был сообщник – скорее всего, босс. Я же теперь, в свою очередь, прониклась уверенностью, что этим сообщником являлся не кто иной, как Макс Гейл. Все сходилось один к одному: и тайный визит Янни перед отплытием, и молчание Гейла по поводу этого визита. Моя версия увязывалась и с тем, что так обеспокоило меня сегодня утром, – с реакцией Гейла на известие о смерти Янни. Он вовсе не удивился, услышав, что у скал лежит чье-то тело, причем, что бы там ни предполагала Фил, вовсе не потому, что решил, будто это Спиро. Мне было яснее ясного, что мысль о Спиро даже не пришла ему в голову. Ведь в первую очередь он спросил: «Кто это? Вы его знаете?», хотя самым очевидным предположением было бы то, которое пришло в голову всем нам, остальным, – что это тело погибшего юноши.

И если моя догадка соответствовала истине, то действия Гейла-младшего были вполне закономерны. Он знал, что Янни собирался накануне уйти в плавание; должен был знать и то, что это плавание сопряжено с определенным риском. Он, очевидно, не ожидал смерти Янни, но, едва услышав о принесенном морем теле, не испытал ни малейших сомнений, кто это. Все эти мифические обломки, которые он якобы видел, – чистой воды выдумка; в чем в чем, а в этом я была абсолютно уверена. На самом деле он заметил возле расщелины среди скал сперва меня, а потом и Годфри, мигом смекнул, в чем дело, и придумал себе предлог, чтобы спуститься и посмотреть самому. Отсюда вытекало это резкое «кто это?» и следующая мгновенная реакция – как можно тщательнее осмотреть тело, скорее всего проверяя, нет ли следов насилия. Без сомнения, окажись там такие следы, ему бы пришлось раскрыть правду или хотя бы часть правды. Но поскольку их не оказалось, он придержал язык за зубами и, несомненно, не меньше Годфри был рад, что в ходе расследования не выплыла деятельность погибшего.

Да, все сходилось, даже то, что Гейл тайком вернулся к расщелине – вероятно, осмотреть тело тщательнее, чем рискнул это сделать при Годфри, и удалить из вещей Янни все, что могло бы вывести на след его сообщника. Гейлу крупно повезло, что на лодке не оказалось ничего подозрительного: то ли, когда произошел несчастный случай, Янни уже возвращался домой, то ли вчерашнее плавание и впрямь было всего лишь обычной рыбалкой. И даже выстрел в дельфина не нарушал общей картины. Теперь я уже не сомневалась, что в него стрелял именно Гейл, опасаясь, как бы дельфин не привлек сюда толпы туристов и тем самым не уничтожил столь необходимое контрабандистам безлюдье. Но я рассудила, что, как бы ни разбирало меня зло на подобное варварство, гнев еще не дает мне права настаивать на расследовании, которое, вполне возможно, навредит семье Спиро и наверняка доставит кучу неприятностей семье Янни. Двум осиротевшим семьям и так уже нелегко пришлось. Нет, лучше буду держать рот на замке и благодарить судьбу за то, что мне позволено с чистой совестью остаться в своем зачарованном мыльном пузыре. Что же до Макса Гейла…

Концерт для кларнета подошел к концу. Звонкий каскад взлетающих ввысь ликующих нот окончился победоносным золотым аккордом. Граммофон отключился.

В наступившей тишине я услышала какое-то шебуршание из комнаты Филлиды. Похоже, сестра зачем-то встала.

Я бросила взгляд на часы. Двадцать минут первого. Ей давным-давно следовало спать. Я направилась через холл к ее двери.

– Филлида?

– Ой, входи, входи!

Голос у нее был нервный и раздраженный. Войдя, я обнаружила, что она встала с постели и судорожно роется в комоде, без разбора вышвыривая и разбрасывая по полу все содержимое.

В пышном просторном пеньюаре из желтого нейлона, с распущенными волосами и огромными, окруженными тенью глазами она выглядела прелестно. Но лицо у нее было такое, точно она вот-вот заплачет.

– Что такое? Ты что-то ищешь?

– О господи! – Фил рывком выдвинула очередной ящичек, наспех переворошила его и с треском захлопнула снова. – Ну конечно, как бы ему сюда попасть… Нет, ну какая же я чертова дура, и как я только могла?

Я поглядела на нее с некоторой тревогой. Филлида в жизни не употребляла таких крепких выражений.

– Что ты могла? Что-нибудь потерялось?

– Мое кольцо. Бриллиант. Распроклятый фамильный бриллиант Форли. Когда мы спускались в бухту. После всех этих неприятностей я только сейчас о нем вспомнила. Я ведь была в нем, правда? Правда?

– Боже мой, да! Но ты же сняла его перед тем, как входить в воду, разве не помнишь? Послушай, Фил, перестань паниковать, никуда оно не делось. Ты положила его в косметичку, такую маленькую сумочку на молнии. Я сама видела.

Фил была уже возле платяного шкафа и лихорадочно рылась в карманах пляжной рубашки.

– Я надела его, когда вышла из воды, или нет?

– Не думаю. Что-то не припомню… Нет, точно не надевала. Я бы заметила его у тебя на руке. Когда мы пили кофе у Годфри, у тебя не было никакого кольца. Но, радость моя, ты положила его в сумочку. Я помню.

Она запихнула рубашку обратно и хлопнула дверцей шкафа.

– В том-то все и дело! Проклятье! Дурацкая косметичка осталась там, на пляже!

– О нет!

– А где еще? Говорю тебе, тут ее нет, я все обыскала.

Дверь в ванную комнату была открыта настежь, а на полу, среди полотенец и шлепанцев, валялась пляжная сумка. Филлида, явно в сотый раз, подняла ее, перевернула кверху дном, потрясла и отшвырнула обратно. Раздраженно пихнув полотенце ногой, сестра повернулась ко мне лицом – глаза трагические, руки раскинуты, точно у скорбящего ангела, умоляющего о благословении.

– Видишь? Я оставила чертову стекляшку на чертовом пляже!

– Да, но послушай минутку… – Я поспешно обдумывала, что сказать. – Наверное, ты все-таки надела его после купания. В конце-то концов, ты ведь брала косметичку, когда красилась. Может, ты тогда надела кольцо, а потом сняла у Годфри, когда умывалась? Наверное, оно у него в ванной.

– Нет-нет, я уверена! Совершенно ничего про него не помню, а если бы я была в нем, когда умывалась у Годфри, то непременно запомнила бы. Просто нельзя не обратить внимания, – откровенно добавила она, – когда сверкаешь им направо и налево. Ой, какая же я дура! Я вообще не собиралась привозить его сюда, но забыла положить в банк, а носить на руке безопаснее, чем… По крайней мере, я так думала! О черт, черт, черт!

– Ладно, послушай, – попыталась я урезонить ее, – еще рано волноваться. Если ты не надевала кольца, то оно все еще в той косметичке. Где ты последний раз ее видела?

– Там, где мы сидели. Наверное, она завалилась куда-нибудь в сторону под дерево, а когда Макс Гейл пришел за нашими вещами, он ее не заметил. Взял все в охапку и помчался догонять.

– Вполне возможно. Он очень спешил.

– Вот и я о том же. – Филлида не заметила в моем тоне ничего особенного, она говорила без всякой задней мысли, только то, что думала, глядя на меня огромными испуганными глазами. – Это разнесчастное кольцо просто валяется там на песке и…

– Ну ладно, ради бога, только не смотри на меня так! На берегу оно ровно в такой же безопасности, как и в доме! Туда никто не забредет, а если даже и забредет, кому придет в голову поднимать какую-то никчемную пластмассовую сумочку с косметикой?

– Вовсе она не никчемная, ее мне подарил Лео. – Фил начала плакать. – Уж если на то пошло, он подарил мне и это гнусное кольцо, а оно принадлежит его гнусной семье, и если я его потеряю…

– Не потеряешь.

– Прилив его унесет.

– Там нет прилива.

– Значит, твой дурацкий дельфин его сожрет. С ним обязательно что-нибудь случится, знаю, знаю, что случится. – Она окончательно потеряла способность здраво соображать и плакала вовсю. – И вовсе ни к чему Лео было дарить мне такую драгоценность и рассчитывать, что я буду день и ночь глаз с нее не спускать! Бриллианты – сущее наказание: если они не в банке, то у тебя все время душа не на месте, а если в банке, то расстраиваешься оттого, что носить не можешь, так что ты в любом случае проигрываешь, и заводить их не стоит, и это кольцо стоит тысячи и тысячи, а в лирах еще хуже – миллионы, – рыдала она взахлеб, – и вдобавок придется иметь дело с матерью Лео, не говоря уже об этой жуткой коллекции тетушек, а если я скажу тебе, что его дядя, скорее всего, станет кка-кка-кардиналом…

– Ну что ты, золотко, это наверняка не испортит ему карьеры, так что возьми себя в руки, ладно, и… Эй! Что это ты делаешь?

Она снова распахнула шкаф и достала оттуда куртку.

– Если ты думаешь, что я смогу хоть на секундочку сомкнуть глаза, пока это кольцо валяется там…

– Нет-нет, и не думай! – как можно тверже произнесла я, отбирая у нее и пряча обратно куртку. – Не валяй дурака. Конечно, ты очень разволновалась, а кто бы не разволновался, но ты ведь не пойдешь туда посреди ночи!

– Еще как пойду!

Филлида снова схватилась за куртку. Голос ее опасно звенел. Она была близка к самой настоящей истерике.