Развлекайся пока со своей зверушкой.
Каждое слово в этой фразе вонзалось в меня, как кинжал.
Развлекайся.
Видя ужас Лии, я не мог даже думать о каких бы то ни было развлечениях. А видя, как она идет по залу в рубище, я почувствовал себя так скверно, как не бывало мне, пожалуй, с раннего детства. Почему я не догадался, что будет именно так? Неужели я туп, как Малик? Конечно, Комизар не стал бы чествовать ее как дорогую гостью. На подобное я и не рассчитывал, но видеть, как она придерживает мешковину, пытаясь прикрыть наготу…
Я хлопнул дверкой одного шкафа в кладовой и бросился к другому под испытующим взглядом кухарки. Она явно была недовольна моим набегом на кухню.
– Ну-ка! – рявкнула она и шлепнула меня по руке, когда я потянулся к кругу сыра. – Я сама.
Она взялась за нож, чтобы отрезать для меня кусок. Я наблюдал, как она снует по кухне, собирая мне поесть.
Со своей зверушкой.
Я знал, как Комизар относится к дворянам и королям. И не винил его за это. Я и сам относился к ним так же, но Лия не была похожа на изнеженную эгоистку в короне. Когда она, бросив вызов всем нам, убила коня Эбена, это не было поступком неженки.
Пока.
Временно. Мимолетно. Непостоянно. Но я считал, что привел Лию в Венду на всю жизнь. Что это конец – и начало. А может, это было и возвращение какой-то частицы меня самого? Частицы, которую я считал давно умершей, но теперь не хотел бы ее утратить. Не делай этого. Эти слова обожгли меня словно удар бичом там, в Терравине, когда я смотрел, как она идет одна по лесу. Они стучали у меня в голове позже, когда я точил свой нож о брусок, таясь в конюшне.
Никогда раньше не бывало, чтобы я не выполнил приказ. Но я ослушался не просто потому, что подпал под очарование девчонки. Лию трудно было назвать очаровательной. По крайней мере, не в расхожем смысле. В ней было что-то большее, что и привлекало меня. Я тогда решил, что нужно просто притащить ее в Венду, а уж когда она окажется здесь, убивать ее не будет причины. Она будет в безопасности. О ней скоро забудут, а Комизар увлечется другими своими замыслами. Я сам решу, как использовать ее наилучшим образом. Но теперь Лия могла оказаться частью этих замыслов.
Ее слова на поле битвы с того самого дня эхом отдавались у меня в ушах – во веки веков, – но впервые я начал понимать, какое это долгое время. Мне было только девятнадцать, а казалось, будто я уже прожил две жизни. Теперь начиналась третья. Жизнь, в которой мне придется постигать новые законы. Жить в Венде и охранять жизнь Лии. Если бы я просто выполнил свое дело, как всегда было раньше, ни о чем таком не пришлось бы беспокоиться. Лия превратилась бы в очередную зарубку на моем ремне. Но теперь она была не зарубкой, здесь было что-то совсем другое. И это не укладывалось ни в какие законы Венды.
Она просит еще историю, такую, чтобы помогла скоротать время и забыть о голоде.
Я ищу правду, вспоминаю приметы мира, которого уже давным-давно нет – я уже не уверена, был ли он когда-то.
Когда-то очень-очень давно
За сотни лет до того, как по земле бродили чудища и демоны,
Во времена, когда дети свободно бегали по лугам,
А на ветвях деревьев висели тяжелые спелые фрукты,
Были города, большие и прекрасные, со сверкающими башнями, что касались небес.
Из чего они были созданы, может, из волшебства?
Я сама была тогда почти ребенком. И верила, что они сумеют удержать целый мир. Мне казалось, что они сделаны из…
Да, из волшебства и света, и из мечтаний богов.
А принцесса там была?
Я улыбаюсь.
Да, дитя мое, чудесная принцесса, точь-в-точь такая, как ты. А у принцессы был сад с деревьями, на которых зрели плоды величиной с мужской кулак.
Девочка глядит на меня с недоверием.
Она никогда не видела яблока, зато повидала достаточно мужских кулаков.
Такие сады правда есть, Ама?
Больше уже нет.
Да, дитя мое, они растут где-то далеко. И когда-нибудь ты их отыщешь.
Последний завет Годрель
Я проснулась, как от толчка, и стала осматриваться, хватая воздух ртом. Каменные стены, деревянный пол, тяжелое шерстяное одеяло, покрывающее меня, и просторная мужская рубаха, заменившая мне ночную сорочку. Это не сон. Я действительно здесь. Я взглянула на шкуру на полу – никого. Одеяла аккуратно сложены и лежат там, откуда были взяты вчера.
Каден ушел.
Прошлой ночью бушевала буря. Ветры – таких мне не доводилось слышать за всю жизнь – носились по городу и колотились о стены домов. Я думала, что не смогу уснуть, но все же меня сморил тяжелый сон, в котором я ехала по бесконечной саванне в высоких травах, укрывавших меня с головой, и натыкалась на Паулину, которая молилась обо мне на коленях. Потом я оказалась в Терравине. Берди поила меня теплым бульоном из чашки, трогала мне лоб и шептала: Видишь, что ты натворила. Внезапно Берди превратилась в маму, придвинулась вплотную, ее дыхание обжигало мне щеку: Теперь ты солдат, Лия, солдат в армии твоего отца. Я села, думая, что проснулась, но тут ко мне подошла чудесная, нежная Грета с золотыми косами, короной уложенными вокруг головы. Ее слепые глаза невидяще смотрели в пустоту, а с носа капала кровь. Она пыталась выговорить Вальтер, но не могла, потому что ее горло было пронзено стрелой.
Но окончательно меня разбудило последнее сновидение. Это был даже не совсем сон, просто вспышка цвета, намек на движение, какое-то неуловимое ощущение. Было там холодное, широкое небо, конь и Рейф. Мне было видно его лицо сбоку, очертания скулы, развевающиеся на ветру волосы, и я знала, что он покидает меня. Рейф ехал домой. Мне бы радоваться, а я вместо этого чувствовала страшную боль утраты. Я оставалась. Он уезжал без меня. Я лежала, задыхаясь, и уговаривала себя, что на меня так подействовали слова Комизара. У эмиссара и то больше шансов дожить до конца месяца, чем у тебя.
Сбросив одеяло, я вскочила с койки и вдохнула полной грудью, пытаясь сбросить тяжесть, сдавившую мне грудь. Потом стала осматриваться в комнате. Я не слышала, как ушел Каден, но ведь я не слышала его и в ту ночь в Терравине, когда я спала, а он пришел меня убить. Да, он умел двигаться бесшумно, в этом его сила – и моя слабость. Подойдя к двери, я подергала, но она была заперта. Я подбежала к окну и распахнула ставни. Порыв прохладного ветра ударил в лицо, руки мгновенно покрылись гусиной кожей. Город лежал передо мной сверкающий и мокрый от дождя, дымчато-розоватый в неярком предутреннем свете.
Вот она, Венда.
Чудовище просыпалось, мягкое его подбрюшье только начинало шевелиться и урчать. По узкой улочке прямо подо мной медленно ехала телега, запряженная лошадью, которую вел под уздцы человек в плаще. В отдалении, по другой стороне торопливо шагала женщина с кувшином, расплескивая воду. В темноте копошились какие-то неясные фигуры. Тусклый утренний свет блестел на краях парапетов, исчезал в зубчатых углублениях, медленно, будто неохотно разливался по неровным, чешуйчатым стенам и разбитым колеям грязных дорог.
Я услышала негромкий стук и обернулась. Звук был таким тихим, что я не поняла, откуда он доносится. Стучат в дверь или где-то снаружи внизу? Стук раздался снова. А потом я услышала, как в замке поворачивают ключ. Дверь приоткрылась на несколько дюймов, заныли ржавые петли. И снова тихий стук. Я схватила один из стоявших у стены деревянных тренировочных мечей и занесла его над головой.
– Войдите, – сказала я, готовясь нанести удар, если потребуется.
Дверь отворилась. За ней оказался мальчишка – один из тех, кто накануне таскал тачки с трофеями в зал Санктума. Его короткие светлые волосы были обкромсаны неровными прядями, большие карие глаза сделались еще больше при виде деревянного меча в моей руке.
– Госпожа? Я только хочу отдать ваши башмаки, – с опаской поглядывая на меня, он вытянул вперед руку с башмаками.
Я опустила меч.
– Извини. Я не хотела тебя…
– Вы не должны ничего объяснять, госпожа. Хорошо быть наготове. Это мог бы оказаться один из тех ужасных людей, – мальчишка вдруг хихикнул. – Но такой маленький меч не воткнуть им в зад даже на дюйм.
Я улыбнулась.
– Пожалуй, ты прав. А ты один из мальчиков, которые прислуживали прошлой ночью, верно? Один из тех, кто привез тачки.
Ребенок потупился и залился густым румянцем.
– Я не мальчик, госпожа. Я…
Поняв свою ошибку, я тихо ахнула.
– Девочка. Ну, конечно же, – поспешно заговорила я, стараясь помочь ей преодолеть смущение. – Просто я еще не проснулась окончательно. Вот и перепутала спросонья.
Она провела рукой по неровно остриженной голове.
– Не-а, это из-за лохматых волос. Нельзя работать в Санктуме, если у тебя вши, а я не очень-то умею обращаться с ножом.
Девочка была тоненькая, как ивовый прутик, никак не старше двенадцати лет, и женственность в ней еще не пробудилась. Рубашка и штаны были того же тускло-бурого цвета, что и у мальчишек.
– Но они отрастут и будут такие же длинные, как у вас, и я будут заплетать их в косы.
Она переминалась с ноги на ногу, потирая щуплые ручонки.
– Как тебя зовут? – спросила я.
– Астер.
– Астер, – повторила я. Имя могучего ангела разрушения. Но это дитя больше походило на ангела-горемыку с неровно подстриженными крыльями.
Я слушала ее искаженный пересказ истории ангела Астера, совсем не совпадающий с морриганским Священным Писанием.
– Мой бапа говорит, что мама дала мне это имя в честь ангела прямо перед тем, как испустила дух. Он сказал, что она улыбалась и вся светилась, а потом назвала меня Астер. Так зовут ангела, который указал Венде вход в город. Ангел-спаситель, так она его назвала. Вот… – она вдруг выпрямилась и плотно сжала губы. – Мне же сказали, чтобы я не болтала. Простите, госпожа. Вот ваши башмаки.
Астер шагнула вперед, поставила мои ботинки на пол и попятилась назад.
– Там откуда я родом, Астер, пара слов не называется болтовней. Это просто вежливость и дружелюбие. Я хотела бы, чтоб ты заглядывала ко мне поболтать почаще, хоть каждый день.
Девочка заулыбалась и задумчиво провела рукой по вихрам. Мои башмаки были начищены и аккуратно зашнурованы.
– Где же ты их отыскала? – поинтересовалась я.
Молчаливость не относилась к сильным чертам Астер, и меня это порадовало. Между нами было что-то общее. Она рассказала, что башмаки ей передал Эбен, успевший подобрать их раньше, чем их продали на базаре. Одежды моей уже след простыл, а ботинки он тихонько стащил, да еще и вычистил их для меня. Если кто-нибудь узнает, его высекут, но Астер уверяла меня, что волноваться не о чем – Эбен себя не выдаст, он ловкий и хитрый.
– Если кто и хватится башмаков – пусть думают, что они сами ушли.
– И тебя тоже могут высечь за то, что принесла их мне? – спросила я.
Астер понурилась, снова краснея.
– Я не такая храбрая, госпожа. Простите. Я принесла их по приказанию Убийцы.
Я присела на корточки и посмотрела ей в глаза.
– Если ты просишь называть тебя Астер, тогда зови меня Лия. Сокращенно от Джезелия. Хорошо, Астер?
Она кивнула. Только теперь я в первый раз увидела золотое кольцо у нее на большом пальце, такое большое, что, боясь его потерять, она сжимала кулак. Это было кольцо морриганского гвардейца. Девчонка стащила его из груды трофеев.
Она заметила, что я разглядываю кольцо, и открыла рот.
– Это моя доля, – объяснила она. – Я не оставлю его себе, продам на базаре. Я только до утра хотела подержать его у себя – оно такое блестящее, такое гладкое, прямо скользит по коже. Я весь вечер терла красный камень и загадывала желания.
– Твоя доля? О чем ты говоришь, Астер?
– Комизар всегда разрешает возчикам тачек первыми взять что-нибудь себе.
– Наместники подходят после вас?
Астер кивнула.
– Весь Совет подходит после нас. Комизар следит за этим. Вот уж мой бапа порадуется такой добыче. Старшины кварталов любят кольца. За это можно получить целый мешок зерна, а бапа, если надо, сумеет растянуть мешок на целый месяц.
Я с удивлением слушала, как она говорит о Комизаре – у нее он выходил скорее благодетелем, чем тираном.
– Ты сказала всегда. Что же, в Санктум привозят много добра?
– Нет, – ответила девочка. – Раньше каждые несколько месяцев приходили торговые караваны, но сейчас только военные трофеи. За последний месяц их привозили шесть раз, но нынешняя добыча самая богатая. А до них были совсем маленькие – всего по три-четыре тачки.
Военные трофеи. Беспощадно вырезанные патрульные отряды. Группы из нескольких человек, ехавших навстречу гибели, даже не подозревая, что условия игры изменились. Они больше не гоняют немногочисленных варваров прочь от границы. Теперь за ними охотятся организованные дружины. Для чего? Чтобы жаловать кольца слугам? Нет, здесь что-то другое. Что-то настолько важное, что был послан наемник убить меня.
– Я что-то не так сказала, госпожа?
Опомнившись, я снова увидела перед собой Астер. Она ждала моего ответа, закусив губу.
Неожиданно прозвучавший голос заставил нас обеих вздрогнуть.
– Дверь у вас открыта нараспашку. Сколько, интересно, нужно времени на то, чтобы отдать пару башмаков?
Мы с Астер не заметили, как подошел Каден. Он остановился в дверях, сурово глядя на девочку.
– Немного, – выдохнула она, – но я только что пришла сюда. Правда. Я не болтала.
Она просочилась за спиной у Кадена, перепуганная, словно мышь, за которой гонится кошка, только эхо ее удаляющихся шагов в коридоре донеслось до нас. Каден улыбнулся.
– Ты ее спугнул. Тебе полагается быть таким грозным? – спросила я.
Удивленно подняв брови, он посмотрел на мои руки.
– Это не я держу меч.
Закрыв за собой дверь, Каден прошел по комнате, поставил на сундук фляжку и корзинку.
– Я принес поесть, так что тебе не придется спускаться в зал к общей трапезе. Поешь, оденься и пойдем. Комизар нас ожидает.
– Одеться? Во что?
Каден посмотрел на рубище из мешковины, скомканное на полу.
– Нет, – сказала я. – Я надену твою рубашку и твои штаны.
– Я переговорю с ним, Лия, обещаю. Но сейчас я просто делаю, что…
– Он сказал, что я должна заслужить такую роскошь, как одежда, но не сказал, как. Я сражусь с тобой за эти вещи, – дразня его, я помахала мечом, описав в воздухе несколько кругов.
Каден замотал головой.
– Нет, Лия. Это не игрушка. Ни к чему хорошему это не приведет, только поранишься. Положи, – он разговаривал со мной, будто я была Астер, дитя, не сознающее последствий. Нет, хуже, он разговаривал со мной, как с пустоголовой принцессой, которая вообще ничего не соображает. Его голос звучал властно, снисходительно, в нем было больше венданского, чем когда-либо раньше. У меня в висках застучала кровь.
– Мне и раньше доводилось махать палкой, – заявила я. – Что еще нужно уметь?
О проекте
О подписке