Тот, которого она записала в рыбаки из-за темных, выгоревших на солнце волос и исцарапанных рук, имел вид более сосредоточенный, а взгляд – более цепкий, чем у рыбаков, которых я встречала в городе. Была в нем и непривычная решительность, спокойная твердость, словно он был уверен в каждом своем шаге. А что касается рук – оцарапаться можно где угодно, не только о крючки и жабры. Я, например, за время пути несколько раз жестоко ранилась, попадая в колючие заросли ежевики. Волосы – и в самом деле длинные и нечесаные – падали ему на плечи, но и это ни о чем не говорило: возможно, у него было долгое и трудное путешествие и не нашлось, чем их перевязать.

Светловолосый его спутник был почти такого же сложения, разве что на какой-нибудь дюйм меньше ростом и слегка пошире в плечах. У него волосы едва доходили до воротника. Держался он с той же невозмутимой уверенностью, что и его друг, но был к тому же так мрачен, что, казалось, воздух вокруг него сгущается и темнеет. Определенно у него на уме было что-то большее, чем кружка холодного сидра. Возможно, все дело было в усталости с дороги – или была причина иная, более значительная. Остался без работы и приехал в город в поисках заработка? Не оттого ли они медлят, не решаясь сесть к столу? Должно быть, у них в карманах нет и ломаного гроша на двоих. Моя фантазия разыгралась не хуже, чем у Гвинет.

Я видела, как темноволосый сказал что-то второму, показывая на пустой стол, и они сели, но вели себя странно. Казалось, общество друг друга занимает их намного меньше, чем то, что происходит вокруг.

Гвинет пихнула меня в бок.

– Не сверли ты их так взглядом, а то, глядишь, глаза вывалятся. – Она вздохнула. – Эх, для меня они слишком молоды… Но вот тебе…

Я подняла глаза к небу.

– Умоляю…

– А что тут такого. Ты только посмотри на себя. Прямо копытом бьешь, как кобылка. И вообще, скажу тебе, это не преступление. Они закажут по паре темного сидра каждый, поверь мне, – Гвинет ловко выхватила у меня наполненные кружки. – Эти я сама отнесу, а ты иди, обслужи тех двоих.

– Гвинет! Подожди! – но я понимала, что она не станет слушать. Сказать по правде, я была рада этой замене. Но не потому что новые гости мне понравились – оба какие-то помятые, покрытые пылью. Они были для меня загадкой – вот в чем причина. Почему бы и не подыграть немного Гвинет? Что ж, проверим, смогу ли я угодить рыбаку и торговцу пушным товаром. Я взяла с полки еще две, последние чистые кружки – и что там Энцо столько возится у корыта? Я потянула кран, дождалась, пока пенистый эль цвета темного золота наполнил кружки до ободка, и с удивлением отметила, что немного волнуюсь.

С кружками в одной руке я уже отходила от барного прилавка, но тут поймала взгляд Паулины. Солдафон с мокрыми штанами, тот самый, что пытался облапать меня, теперь крепко держал за талию мою подругу. Я увидела, как девушка с деланой улыбкой на лице пытается высвободиться из его хватки, оставаясь при этом любезной. Вояка только похохатывал, наслаждаясь ее беспомощностью. Кровь бросилась мне в лицо. Сама не знаю, как я вмиг очутилась рядом и уставилась в лицо похотливой гадине.

– Вы уже получили одно мягкое предупреждение, господин. В следующий раз вместо того, чтобы снова обливать ваши порты, я опущу эти кружки на ваш медный лоб. А теперь немедленно оставьте ослиные ухватки и ведите себя достойно, как подобает гвардейцу Его величества – сейчас же уберите руку.

На этот раз никто не хлопал себя восторженно по колену, не раздалось ни одного смешка. В таверне повисло молчание. Солдафон смерил меня тяжелым взглядом, разъяренный, что получил при всех отповедь от девчонки. Он нехотя выпустил Паулину, и она убежала на кухню, но я не уходила и не отводила глаз. У мерзавца раздувались ноздри, мне показалось, что он готов прямо здесь, прилюдно придушить меня. Сердце у меня бешено колотилось, но я заставила себя медленно, примирительно улыбнуться.

– Представление окончено, – обратилась я ко всем сразу и поскорее отошла, чтобы избежать продолжения перепалки и ответных слов негодяя. Сделав всего несколько шагов, я чуть не врезалась в стол, где сидели те двое. Выражение, с которым они на меня смотрели, тоже застало меня врасплох, так что я не сразу нашлась, что сказать. Напряжение, которое я ощутила даже издали, вблизи чувствовалось еще сильнее. На миг я застыла неподвижно. Холодные, как голубой лед, глаза «рыбака» так и резали меня насквозь, да и под неистовым взглядом карих глаз «торговца» хотелось поежиться. Я не могла понять, в чем тут дело – сердятся они или впечатлены происшествием. Я постаралась замять неловкую паузу и взять инициативу в свои руки.

– Вы у нас впервые. Добро пожаловать. Должна предупредить, у нас не всегда так весело, но за сегодняшнее развлечение дополнительной оплаты не берем, все за счет заведения. Надеюсь, господа, темный сидр придется вам по вкусу. Я почти уверена, что вы будете им довольны.

Я поставила кружки на стол. Оба клиента не сводили с меня глаз, не произнося ни слова.

– Уверяю вас, на самом деле я еще ни разу никого не короновала кружкой. Пока.

Торговец пушниной прищурился.

– Это успокаивает, – он схватил кружку, поднес к губам и отхлебнул, не отрывая от меня взгляда. Меня снова обдало жаром. Наконец, он отнял кружку от рта и улыбнулся – очень приятной, удовлетворенной улыбкой, от которой мне сразу стало легче.

– Прекрасный сидр, – сказал он.

– Уж не айслендский ли акцент слышу я? Vosê zsa tevou de mito loje?

Светловолосый с такой силой стукнул кружкой, что немного сидра выплеснулось на стол.

– Нет, – ответил он решительно.

«Нет», но на какой вопрос? Это не его акцент или он не приехал издалека? Однако ему, кажется, не понравились мои расспросы, так что я не стала продолжать.

Я повернулась к «рыбаку», который пока не проронил ни словечка. Его лицо можно было бы назвать славным и даже открытым, если бы не приклеенная к губам кривая усмешка вместо искренней улыбки. Этот тип продолжал пристально меня разглядывать. Я ощетинилась. Если ему не понравилось, как я обошлась с гвардейцем, его дело. Лебезить перед ним я не намерена. Он должен подать голос первым – хотя бы поблагодарить за сидр.

Тот медленно подался вперед.

– Как ты узнала?

Этот голос хлестнул меня, как розга по спине, выбил воздух из легких. Я молча смотрела на него, пытаясь собраться с мыслями. Звук продолжал звенеть у меня в ушах. Определенно знакомый, но в то же время чужой. Я знала, что никогда прежде не слышала этот голос. Но я его слышала.

– Узнала? – беззвучно переспросила я.

– Что нам понравится сидр?

Я сделала отчаянную попытку скрыть замешательство бойким ответом.

– Это все Гвинет. Другая служанка. Это ее хобби. И чаще всего она оказывается права. Гвинет ловко угадывает не только напитки, но и ремесла. Она считает, что вы рыбак, а ваш друг торгует.

Голос не слушался меня, слова вылетали сами собой. Я прикусила губу, приказывая себе замолчать. Гвардейцы ведь не превратили меня в глупую пустомелю. Каким же образом этим двоим удалось такое со мной проделать?

– Благодарю вас за сидр, мисс…? – торговец помедлил.

– Я отзываюсь на Лию, – ответила я. – А вас как величать?

После легкого колебания он все же ответил:

– Каден.

Я повернулась к «рыбаку», ожидая, что и он представится. Вместо этого он покатал мое имя на языке, как кукурузное зерно, застрявшее в зубах. «Лия. Хм». И задумчиво поскреб недельную щетину на щеке.

– Каден и…? – я улыбнулась, стиснув зубы. Буду любезна во что бы то ни стало. Хватит на сегодня сцен, особенно на глазах у Берди.

Холодный взгляд «рыбака» встретился с моим, он вызывающе выпятил подбородок. Потом улыбнулся, и от уголков глаз разбежались мелкие морщинки.

– Рейф, – назвался он.

Я постаралась не подать виду, что внутри у меня все горело, будто жгло раскаленными углями. Может, его лицо даже с улыбкой не стало добрым и открытым, но оно поразило меня. Я почувствовала, как румянец заливает мне лицо, и только молилась, чтобы в тусклом свете этого никто не заметил. Имя было необычным для этих краев, но мне понравилась простота его звучания.

– Чем же прикажете угостить вас, Каден и Рейф? – я начала было перечислять кушанья, которые сегодня наготовила Берди, но их обоих вдруг заинтересовала девушка, за которую я вступилась.

– Она выглядит слишком молоденькой, чтобы прислуживать здесь, – заметил Каден.

– Ей семнадцать, как и мне. Хотя в каком-то смысле она действительно более наивна.

– О? – только и спросил Рейф, но краткий вопрос прозвучал двусмысленно.

– У Паулины нежное сердце, – пояснила я. – А я научилась давать отпор невежам, а также отвечать на бестактные вопросы.

Он усмехнулся.

– Да, я вижу.

Это было сказано довольно язвительно, но почему-то его ухмылка меня обезоружила, так что я забыла ответ, уже вертевшийся на языке. Я отвернулась к Кадену, который, к большому моему облегчению, был словно погружен в свои мысли и рассматривал не меня, а собственную кружку.

– Рекомендую вам взять похлебку, – предложила я. – Здесь это блюдо нравится всем.

Каден поднял глаза и улыбнулся приветливей.

– Если так, пусть будет похлебка, Лия.

– А я предпочту оленину, – сказал Рейф. Не удивительно. Что ж, отрежу ему ломоть пожестче. Пусть жует, может, хоть тогда самодовольная усмешка сойдет с его лица.

Гвинет неожиданно выросла рядом со мной.

– Ты нужна Берди на кухне. Прямо сейчас. Я сама подам этим господам.

Было яснее ясного, что моя помощь на кухне нужна Берди меньше всего – но я только кивнула и оставила Кадена и Рейфа заботам Гвинет.

После приглушенной, но яростной лекции Берди о том, почему нельзя указывать представителям власти на их недостатки, меня продержали на кухне до закрытия таверны. Я осмелилась было возражать, упирая на справедливость и благородство, но доводы Берди были куда более практическими и касались таких жизненно важных вещей, как выживание. Она всеми силами избегала слова «принцесса», так как поблизости крутился Энцо, но смысл ее намеков был ясен: положение, которое сейчас я занимаю, немногим выше коровьей лепешки, так что для всех будет лучше, если я поскорее научусь сдерживать свой высокомерный и острый язычок.

До конца вечера Берди сама разносила еду, изредка забегая на кухню, чтобы передать мне заказы или приправить свежую порцию похлебки, но главное – следила, чтобы каждый из солдат получил щедрую добавку за счет заведения. Этот компромисс так мне претил, что я вымещала свой гнев на луке, который шинковала.

Когда третья луковица была измельчена в кашицу, а мой пыл несколько поугас, мысли вернулись к Рейфу и Кадену. Никогда я не узнаю, был ли один из них рыбаком, а второй – торговцем пушным товаром. Сейчас они уже, должно быть, далеко отсюда, и я в жизни их больше не увижу. Я думала о Гвинет, которая напропалую заигрывает со своими клиентами, ловко управляя ими по своему желанию. Интересно, и с этими двумя у нее тоже получилось?

Я схватила из корзины узловатый рыжий клубень и швырнула на колоду для рубки мяса. Он был превращен в кашу еще быстрее, чем луковицы, не считая разве что нескольких ломтиков, отлетевших на пол.