4

Тетя Энни приехала два дня спустя после похорон. Без рассказа о тете Энни тут не обойтись – в том, что случилось, она сыграла большую роль. Старшая сестра отца, достойная наследница прабабушки Моррисон, во всем ей под стать. Впервые в жизни она покинула Гаспе, при этом Люк и Мэтт были уже с ней знакомы, родители однажды возили их «домой», а Бо и я видели ее в первый раз.

Она была намного старше отца, низенькая, плотная (притом что отец был высокий и худой) и с огромной пятой точкой (рада, что я ее не унаследовала), но мне сразу почудилось в ней что-то родное, общее с отцом. Замужем она никогда не была. Моя бабушка по отцовской линии умерла несколько лет назад, немногим позже прабабушки Моррисон, и тетя Энни с тех пор вела хозяйство у своего отца и братьев. Думаю, родственники послали к нам ее лишь потому, что дело это им представлялось женским, а детей-то у нее нет, вырваться ей проще, но на самом деле могли быть и другие причины. Вести, с которыми она к нам ехала, – о том, как родные решили распорядиться нашей судьбой, – были невеселые, наверняка мало нашлось охотников такое сообщать.

– Простите, что так задержалась, – сказала она, когда преподобный Митчел нам ее представил (после аварии машины у нас не стало, и он подвез тетю Энни с железнодорожного переезда), – уж больно страна наша велика. Есть в этом доме уборная? Как же без нее! Кейт, ты вылитая мама, повезло же тебе! А это, я так понимаю, Бо. Здравствуй, Бо.

Бо, сидя у Люка на руках, сурово смотрела на нее. А тете Энни хоть бы что. Она сняла шляпку – маленькую, круглую, коричневую, которая была ей вовсе не к лицу – и стала искать, куда бы ее пристроить. Кругом был кавардак, но она будто не замечала. Шляпу она бросила на буфет, где лежал на блюде тусклым полумесяцем одинокий ломтик ветчины. И пригладила волосы.

– Как я выгляжу, чучелом? Наверняка чучелом. Ну да ладно. Покажите мне, где у вас уборная, и можно к делу приступать. Хлопот наверняка невпроворот.

Говорила она бодро, по-деловому, словно просто приехала погостить, а родители в соседней комнате. И правильно, вполне уместно. Наши родители в схожих обстоятельствах вели бы себя так же. Мне она сразу понравилась. Я не понимала, почему у Люка с Мэттом такой встревоженный вид.

– Ну вот, – сказала она через несколько минут, когда вышла из ванной. – Начнем. Который час? Четыре. Отлично. Надо бы нам познакомиться поближе, но это успеется. А пока на очереди неотложное – стряпня, уборка, стирка и так далее. Преподобный Митчел говорит, вы управлялись отлично, но наверняка найдется что-нибудь…

Тетя Энни умолкла. Видно, что-то ее насторожило во взглядах Люка и Мэтта, потому что фразу она так и не закончила. А потом заговорила чуть тише, мягче:

– Знаю, надо нам кое-что обсудить, но, пожалуй, денек-другой это потерпит, да? Сначала разберем папины бумаги, свяжемся с его адвокатом и с банком. И тогда кое-что прояснится, а до этого смысла нет ничего обсуждать. Согласны?

Люк и Мэтт закивали, и оба сразу расслабились, как будто надолго задержали дыхание, а теперь выдохнули.

* * *

Итак, нам выпало несколько дней вольного житья, за это время тетя Энни восстановила порядок, дав Люку и Мэтту передышку. Хуже всего дела обстояли со стиркой, с нее и начала тетя Энни, а потом навела чистоту, потихоньку унесла одежду родителей, разобрала неотвеченные письма, оплатила счета. Все она делала умело и с тактом и не пыталась завоевать нашу любовь. Не сомневаюсь, при ином раскладе мы бы ее полюбили.

В четверг, спустя почти две недели после аварии, тетя Энни вместе с Люком отправилась в город – к папиному адвокату и в банк. Преподобный Митчел их подвез, а Мэтт остался со мной и Бо.

Проводив их, мы спустились к озеру. Я ждала, что Мэтт предложит окунуться, а он постоял, посмотрел, как Бо шлепает по мелководью, и вдруг сказал:

– Может, сходим на пруды?

– А как же Бо? – спросила я.

– И Бо с нами. Пора ее просвещать.

– Она же свалится, – испугалась я. Берега у прудов были обрывистые, не то что у озера. Теперь мне за каждым углом чудилась опасность, я все время боялась. Страх не оставлял меня ни перед сном, ни по утрам.

Но Мэтт отвечал:

– Свалится, куда ж она денется, – правда, Бо? На то и пруды.

Он нес Бо по лесу на плечах, как когда-то меня. Шли мы молча. Во время наших вылазок говорили мы всегда мало, но в этот раз молчание было иным. Прежде мы молчали, потому что понимали друг друга без слов, а сейчас – потому что в нас теснились мысли, которые словами не выразишь.

На пруды мы пришли впервые после смерти родителей, и едва я снова там очутилась, едва мы сбежали вниз по крутому берегу ближнего пруда, ко мне вернулась радость, несмотря ни на что. Первый из прудов мы называли «нашим» – он ближе всех; по одной стороне тянется отмель четыре-пять футов в ширину, глубиной меньше трех футов. Вода там теплая, прозрачная, прудовая живность так и кишит, и видно до самого дна.

Бо, сидя у Мэтта на плечах, оглянулась кругом.

– Там! – крикнула она и указала на воду.

– Сейчас увидишь, кто там водится, Бо, – сказала я. – А мы расскажем, кто как называется.

Я по старой привычке растянулась на животе и уставилась в воду. Головастики, что теснились у кромки воды, прыснули в стороны, едва их накрыла моя тень, но вскоре мало-помалу вернулись. Головастики были уже почти взрослые – с отросшими задними лапками и толстыми куцыми хвостиками. Все лето мы с Мэттом, как и в прошлые годы, наблюдали, как они растут, – с первого дня, едва они зашевелились в прозрачных бусинках-икринках.

Тут и там бесцельно сновали колюшки. Брачный сезон уже миновал, и самок было не отличить от самцов. А в брачный сезон самцы щеголяли нарядом – брюшко красное, спинка серебрится на солнце, глаза отливают бирюзой. Мэтт мне говорил – весной, всего несколько месяцев назад, а кажется, будто в другой жизни, – что у колюшки всю работу берет на себя самец. И гнездо вьет, и за самкой ухаживает, и проветривает гнездо, чтобы икринкам хватало кислорода. Когда вылупляются мальки, охраняет их тоже самец. Если малек отобьется от стаи, самец берет его в рот и возвращает обратно.

– А самка что делает? – спрашивала я у Мэтта.

– Да так, прохлаждается. В гости ходит, болтает с подружками. Самки есть самки.

– Нет, серьезно, Мэтт. Что она делает?

– Не знаю. Отъедается, наверное. Столько икры выметала, нужно силы восстановить.

В тот раз он лежал со мной рядом, подперев руками подбородок, и глядел в воду, и занимало нас обоих одно – крохотный мирок, что был перед нами как на ладони.

А в этот раз я оглянулась на Мэтта. Он застыл в нескольких шагах от воды и смотрел вдаль невидящим взглядом. Бо, сидя у него на плечах, вытянула шею.

– Туда! – сказала она.

Я спросила у Мэтта:

– Что ж ты не подойдешь посмотреть?

– Подойду.

Он поставил на землю Бо, и та заковыляла к воде. Мэтт сказал:

– Ложись, Бо. Ложись, как Кейт, и смотри на рыбок.

Бо взглянула на меня и уселась на корточки со мной рядом. На ней было легкое голубое платьице, а из-под юбки свисал подгузник, и когда она садилась, он доставал до земли, и казалось, будто у нее огромная задница.

– Не умеет Люк подгузники надевать, – сказала я. Тетя Энни вызвалась сама переодевать Бо, но Бо ей не далась, и Люк с Мэттом по-прежнему переодевали ее по очереди.

Мэтт ответил:

– Спасибо на добром слове, подгузник ей надевал я и этим горжусь.

Он улыбнулся, но когда я посмотрела ему в лицо, глаза его не смеялись. Я вдруг поняла, что больше не вижу в нем счастья. Настоящее счастье куда-то ушло, осталась лишь видимость, ради меня. Я поспешно от него отвернулась, уставилась в воду. Тревога и ужас, дремавшие в сердце, проснулись, хлынули наружу потоком. Я, глядя на пруд, постаралась их запереть внутри.

Вскоре Мэтт прилег рядом с Бо, так что она оказалась между нами. И сказал:

– Смотри, какие рыбки, Бо. – Указал на воду, и Бо уставилась на его палец. – Нет, не туда, ты в воду гляди. Видишь, там рыбки?

Бо закричала:

– У-у-у-ух! – Встала и запрыгала, вереща от восторга, и рыбы попрятались, будто их и не было. Бо, перестав скакать, посмотрела в воду, потом, с удивлением, на Мэтта.

– Всех рыбок распугала, – сказал Мэтт.

– Нету рыбок! – крикнула Бо. Она не поверила, расстроилась, личико сморщилось, из глаз покатились слезы.

– Хватит, Бо. Просто не шевелись, и они вернутся.

Бо недоверчиво покосилась на Мэтта, сунула в рот большой палец, но все-таки присела на корточки. Мэтт занимал ее разговором, чтобы она не шумела, и наконец минуту спустя подплыла небольшая колюшка.

– Вот она, – шепнул Мэтт.

И Бо обрадовалась, вскочила, наступила на свисавший до земли подгузник и плюхнулась в воду.

* * *

По дороге домой на железнодорожных путях мы встретили Мэри Пай с полными сумками продуктов. Ферма Паев была сразу за прудами – вообще-то и земля, где находились пруды, принадлежала им, – а по путям до лавки Маклинов идти было ближе, чем по дороге. Мэтт, завидев Мэри, замедлил шаг, и Мэри тоже, а потом и вовсе остановилась, дожидаясь, когда мы подойдем.

– Привет, Мэри, – сказал Мэтт, усадив Бо на плечах поудобнее.

– Привет, – робко отозвалась Мэри. И посмотрела вдаль, в сторону фермы, как будто вот-вот примчится разъяренный отец и задаст ей взбучку. Мама однажды обмолвилась, что из всей этой разнесчастной семейки одна Мэри нормальная, но мне она казалась такой же дерганой, как и все Паи. Была она коренастая, крепкая с виду, хоть и бледная, с ореолом тонких льняных волос и большими испуганными глазами. Мэтт знал ее довольно хорошо – или, во всяком случае, давно. Мэри была на год старше, но Мэтт перепрыгнул через класс, и учились они вместе. И часто видели друг друга, хоть и издали, когда Мэтт работал у ее отца.

В тот день встретились они впервые после похорон и не знали, что друг другу сказать. Я и вовсе не понимала, зачем им вообще разговаривать. Я устала, хотелось домой.

– Бо на рыбалку сходила, – сказал Мэтт, откинув назад голову и ткнувшись макушкой в живот Бо.

Мэри посмотрела на Бо, мокрую до нитки, всю в ряске, и неуверенно улыбнулась. Перевела взгляд на Мэтта, вспыхнула и зачастила:

– Мне… мне так жаль твоих родителей…

– Да, – отозвался Мэтт. – Спасибо.

– Ты… знаешь, что вам теперь делать? Что будет дальше?

– Пока нет. Надо разобраться… – Он замолчал, и даже не глядя на него, я почувствовала, что он кивнул в мою сторону.

– А-а, – вздохнула Мэри. – В общем, мне очень жаль.

Мы постояли еще минутку, Мэри посмотрела на меня, на Бо и рассеянно улыбнулась.

– Ну пока.

Мы зашагали дальше. Я думала: что же будет? Каких бед еще ждать? Чего такого пока не знает Мэтт? Что же случится? Что-то плохое, настолько ужасное, что при мне он не хочет говорить.

Мы дошли до тропки, что вела от насыпи в лес. Как только мы оказались в спасительном сумраке, я решилась спросить. Открыла рот, но страх победил любопытство, и я не смогла вымолвить ни слова. Вслед за языком отнялись и ноги, я застыла столбом. Мэтт обернулся, посмотрел на меня:

– Что-то в туфлю попало?

Я спросила:

– Что она хотела сказать? – У меня вырывались частые, судорожные вздохи.

– Кто – она?

– Мэри. Когда спросила, что дальше будет. О чем это она?

С минуту Мэтт не отвечал. Бо копошилась у него в волосах, брала в горсть пряди и что-то мурлыкала. Рубашка у него была такая же мокрая и зеленая от ряски, как платье у Бо.

Я начала:

– О чем она… – И не договорила, расплакалась, застыв неподвижно, руки по швам. Мэтт поставил на землю Бо, опустился передо мной на колени, взял меня за плечи:

– Кэти! Кэти, что с тобой?

– О чем она спрашивала? Что с нами будет? Что она хотела сказать?

– Кэти, все будет хорошо. Нас не бросят. Тетя Энни обо всем хлопочет.

– Тогда почему она спросила? Ты ей сказал, что пока не знаешь. Чего не знаешь?

Мэтт набрал побольше воздуху, выдохнул.

– Дело вот в чем, Кэти, мы вроде как не сможем здесь остаться. Нас отправят к родственникам.

– Разве тетя Энни не останется с нами жить?

– Нет, у нее не получится. Ей за отцом ухаживать надо, и ферму бросить не на кого. Слишком у нее много забот.

– А если не она, то кто же? К кому мы поедем?

– Пока не знаю. Вот чего я пока не знаю. Но неважно к кому, все будет хорошо. Они все добрые. Все родные у нас хорошие.

– Я хочу жить здесь. Не хочу уезжать. Хочу, чтобы ты и Люк за нами присматривали. Почему нас нельзя оставить с тобой и с Люком?

– Чтобы за вами с сестрой присматривать, в доме должны быть деньги, Кейт. На что мы будем жить? Вот что, ты успокойся, все уладится. За этим тетя Энни и приехала, все уладить. Все будет хорошо, вот увидишь.

* * *

Люк и тетя Энни вернулись из города в шестом часу. Тетя Энни позвала нас в гостиную, и мы уселись там, один Люк стоял у окна и смотрел на озеро. Тетя Энни опустилась на стул, выпрямилась и рассказала нам вот что.

От отца нам остались деньги, но совсем немного.

Из конторы адвоката она обзвонила всю нашу родню, и решено было, что Люк в колледж поедет, как собирался. На его учебу уйдут почти все деньги, но, по общему мнению, такова была бы воля наших родителей.

А что до нас, младших… Тут тетя Энни, несмотря на свою величественную позу, дрогнула. Отвела глаза, потом взгляд ее скользнул по Мэтту, по мне и задержался на Бо… Что до нас, увы, никому из нашей многочисленной родни не прокормить еще троих детей. Да что там, даже двоих взять никому не под силу. А потому, чтобы не разлучать хотя бы меня и Бо, решили, что Мэтт, если он не против, поедет с ней на ферму. Там нужен помощник, а на заработанные им деньги можно будет прокормить сестер. Люк, как все надеются, сможет помогать, как только доучится и начнет зарабатывать. А пока что заработков Мэтта и помощи других родственников хватит, чтобы отправить меня и Бо в Ривьер-дю-Лу, к тете Эмили и дяде Иэну, у которых четверо детей.