Глава 4. Драка, и что она доказывает?

У Дартина в Гранже не было ни одного знакомого. Поэтому на поединок с Шосс парень отправился без секунданта, решив удовольствоваться секундантами противника. Впрочем, он заранее твердо решил принести храброму Клерику все допустимые извинения, не проявляя при этом, разумеется, слабости. Решил это, опасаясь тяжелых последствий, которые может иметь подобная дуэль, когда человек, полный сил и молодости, дерется с раненым и ослабевшим противником. Если таковой окажется побежденным, то противник будет торжествовать вдвойне, а если же победителем будет он, то в этом случае его обвинят в вероломстве, скажут, что успех достался ему слишком легко.

Впрочем, либо мы плохо обрисовали характер нашего искателя приключений, либо читатель должен был уже заметить, что Дартин являл собой человека не совсем обыкновенного. Посему, хоть и твердя самому себе, что гибель его неизбежна, он никак не мог безропотно покориться неизбежности смерти, как сделал бы это другой, менее смелый и менее спокойный человек.

Юноша вдумывался в различия характеров тех, с кем ему предстояло сражаться, и положение постепенно становилось для него ясней. Надеялся, что, извинившись, завоюет дружбу Шосса, строгое лицо, и благородная осанка которого произвели на него самое хорошее впечатление. Льстил себя надеждой запугать Басс историей с перевязью и попкой, которую он мог, в случае если не будет убит на месте, рассказать всем, а такой рассказ, преподнесенный в подходящей форме, не мог не сделать Басс смешной и разоблачённой в глазах друзей и товарищей.

Что же касается хитроумной Росс, то она не внушала Дартину особого страха. Если даже предположить, что и до неё дойдет очередь, то грегорианец твердо решил покончить с девушкой или же ударом в лицо, как Олив советовал поступать с солдатами Лаэл, нанести ущерб красоте, которой Росс так явно гордилась, продолжая скрывать женское начало.

Кроме всего прочего, в парне жила непоколебимая решимость, основанная на советах отца, сущность которых сводилась к следующему: «Не покоряться никому, кроме императора, кардинала и господина Лау Вельера». Вот почему Дартин не шёл, а летел по направлению к монастырю Рок, меняя транспорт и рукава пешеходных артерий столицы. Это заброшенное здание с выбитыми стеклами, окруженное бесплодными пустырями, в случае надобности служившими своему же назначению, там обыкновенно дрались люди, которым нельзя было терять время.

Когда Дартин подходил к пустырю, находившемуся подле монастыря, пробило полдень. Шосс ожидал его всего пять минут, следовательно, парень оказался безукоризненно точен, и самый строгий судья в законах дуэли не имел бы повода упрекнуть его.

Шосс, которому рана причиняла еще тяжкую боль, хоть врач Вельера и наложил на нее свежую повязку и обколол нейростимуляторами, сидел на камне, огромной редкостью для современного мегагорода, и ожидал противника, как всегда спокойный и полный благородного достоинства. Увидев Дартина, встал и учтиво сделал несколько шагов навстречу. Юноша, со своей стороны, приблизился к противнику, держа монокуляр вместе с головным убором дворянина, шляпой, в руке так, что перо крылатого инсэктоида волочилось по земле.

– Молодой человек, – начал диалог Шосс, – я послал за двумя моими друзьями, которые и будут моими секундантами. Но друзья эти еще не пришли. Я удивляюсь их опозданию, это не входит в их привычки.

– У меня секундантов нет, – пояснил Дартин. – Только вчера прибыл в Гранж, и у меня нет здесь ни одного знакомого, кроме господина Вельера, которому рекомендовал меня мой отец, имевший честь некогда быть его другом.

Шосс на мгновение задумался, делая для себя пометки, несомненно услышал он нечто важное.

– Вы знакомы только с господином Лау Вельером? – поинтересовался.

– Да, я знаком только с ним, – парень пожал плечами, как-бы безразлично.

– Оригинальная история получается! – проговорил Шосс, обращаясь столько же к самому себе, как и к своему собеседнику. – Вот такая история. Но если я вас убью, я прослыву пожирателем детей, а это не очень мне импонирует.

– Не совсем так, – возразил Дартин с поклоном, который не был лишен достоинства. – Не совсем так, раз вы делаете мне честь драться со мною, невзирая на рану, которая, несомненно, тяготит вас.

– Ты издеваешься? Где слов таких набрался? Манерничает ещё. Пусть будет по вашему – тяготит. И вы причинили мне невыносимую боль, должен признаться. Однако я буду держать шпагу в левой руке, как делаю всегда в подобных случаях. Таким образом, не думайте, что это облегчит ваше положение. Я одинаково свободно действую обеими руками. Это создаст даже некоторое неудобство для вас. Левша очень стесняет противника, когда тот не подготовлен к этому. Я сожалею, что не поставил вас заранее в известность об этом обстоятельстве.

– Вы, уважаемый, – проговорил Дартин, – бесконечно любезны, я вам глубоко признателен.

– Я, право, смущен вашими речами, – ответил Шосс с изысканной учтивостью. – Поговорим лучше о другом, если вы ничего не имеете против… Как же больно вы мне сделали! Плечо так и горит!

– Если б вы разрешили… – робко пробормотал юноша.

– Что именно?

– У меня есть чудодейственная рецептура для лечения ран. Список инъекций мне дала с собой матушка, и я испытал его на самом себе.

– И? Ну не тяните же право за интересное.

– А то, что не далее как через каких-нибудь три дня вы, я в этом уверен, будете исцелены, а по прошествии этих трех дней, когда вы поправитесь, я почту за великую честь скрестить с вами оружие.

Дартин произнес эти слова с простотой, делавшей честь его учтивости и в то же время не дававшей повода сомневаться в его мужестве.

– Клянусь богом, милейший, – ответил Шосс на пылкую речь, – это предложение мне по душе. Мы живем при почтенном господине кардинале, и за три дня, как бы тщательно мы ни хранили нашу тайну, говорю я, станет известно, что мы собираемся драться, и нам помешают осуществить поединок… Да, но эти лодыри окончательно пропали, как мне кажется! – посмотрел на массивный хронометр.

– Если вы спешите, – произнес Дартин с той же простотой, с какой минуту назад он предложил Шоссу отложить дуэль на три дня, – если вы спешите и вам угодно покончить со мной немедленно, прошу вас, не стесняйтесь.

Парень меланхолично поправил палаш.

– И эти слова также мне по душе, – выразил поклоном радость легионер, приветливо кивнув Дартину. – Это слова человека неглупого и, несомненно, благородного. Я очень люблю людей вашего склада и вижу, если мы не убьем друг друга, мне впоследствии будет весьма приятно беседовать с вами. Подождем моих друзей, прошу вас, мне некуда спешить, и так будет приличнее… Да, вот один из них, кажется!

Действительно, в конце улицы в эту минуту показалась знакомая фигура Басс.

– Вот сейчас, я не понял? – парень удивился. – Ваш первый секундант господин Басс? – Дартин старался не показывать знание истинного обличия Клерика.

– Да. Это вам почему-нибудь неприятно?

– Нет-нет!

– А вот и второй, – Шосс посмотрел в сторону.

Дартин повернулся туда, куда и Шосс, и узнал лицо Росс.

– Да ладно? Просто засада со звездецом получается! – проговорил тоном, выражавшим еще большее удивление, чем в первый раз. – Ваш второй секундант господин Росс?

– Ну да. Разве вам не известно, что нас никогда не видят друг без друга, как среди легионеров, так и среди Адептов, при дворе и в городе нас называют Шосс, Басс и Росс или трое неразлучных. Впрочем, так как вы прибыли из…

– С Грега, – продолжил фразу парень.

– … то вам позволительно не знать этих подробностей.

– Честное слово, – произнес Дартин, – прозвища у вас, удачные, и история со мной, если только она получит огласку, послужит доказательством, что дружба основана не на различии характеров, а как их сходстве.

Басс в это время, подойдя ближе, движением руки приветствовал Шосса, затем, обернувшись, замер от удивления, как только узнал парня.

Упомянем вскользь, что Басс успела за это время переменить тактический подвес и скинуть плащ, демонстрируя амуницию легионера. Нейроинтерфейс юноши выдал сводку о вооружении. Ничего особенного, но уважение и зависть появляется.

– Та-ак… – протянула она. – Что это значит?

– Я дерусь с этим господином, – пояснил Шосс, указывая на Дартина рукой и тем же движением как бы приветствуя его.

– Прикольно, я тоже, представляешь? – заявила Басс.

– Только в тринадцать дня, – успокоительно заметил парень.

– Но и я тоже дерусь с ним, – объявила Росс, в свою очередь приблизившись к компании.

– Только в четырнадцать часов, – все так же спокойно отметил Дартин.

– По какому же поводу дерешься ты, Шосс? – спросила девушка.

– Право, затрудняюсь ответить, – пожал здоровым плечом легионер. – Он больно толкнул меня в плечо. А ты, Басс?

– А я дерусь просто так, – покраснев, ответила вторая пришедшая. – Мне он не понравился, да и вообще, погода хорошая, – осмотрелся вокруг.

Шосс, от которого ничто не могло ускользнуть, заметил тонкую улыбку, скользнувшую по губам грегорианца.

– Мы поспорили по поводу одежды, – скороговоркой выпалил молодой человек. – Это всё что нужно знать.

– А ты, Росс?

– Я дерусь из-за несогласия по одному вопросу, – дала пояснение, делая знак Дартину, чтобы тот скрыл истинную причину дуэли. – В общем ерунда, но безнаказанность такого спора… Сами понимаете.

Но Шосс заметил, что по губам парня снова скользнула улыбка.

– Неужели? – переспросил раненый.

– Да, одно место, по поводу которого мы не сошлись во мнениях, – пришёл на выручку даме Дартин еле сдерживая смех. – По разному смотрим на решения некоторых политиков.

Ломать голову над причинами скрываться под личинами мужчин и носить клички парень счёл преждевременным. Две девушки и один мужчина, что общего? Но резонно рассудив о вполне вероятной смерти, Дартин перестал думать на эту тему.

«Он, бесспорно, умен», – подумал Шосс.

– А теперь, когда все вы собрались здесь, – произнес Дартин, – разрешите мне принести вам извинения.

При слове «извинения» лицо Шасса затуманилось, по губам Басс скользнула пренебрежительная усмешка, Росс же отрицательно покачала головой.

– Вы не поняли меня, уважаемые, – поспешил уточнить Дартин, подняв голову. Лучи Олна, коснувшись в эту минуту его головы, оттенили тонкие и смелые черты лица. – Я просил у вас извинения на тот случай, если не будет возможности дать удовлетворение всем. Ведь господин Шосс имеет право первым убить меня, и это может лишить меня возможности уплатить свой долг чести вам, господин Басс, обязательство же, выданное вам, господин Росс, превращается почти в ничто. А теперь, милостивые господа, повторяю еще раз, прошу простить меня, но только за это… Не начнем ли мы?

С этими словами молодой грегорианец смело выхватил палаш.

Кровь ударила ему в голову. В эту минуту он готовился обнажить статусное оружие против всех Клериков империи, как обнажил ее сейчас против Шосса, Басс и Росс.

Было четверть первого. Звезда Олн стояла в зените, и место, избранное для дуэли, залито его палящими лучами. Уединению не помешали транспортные развязки, находящиеся на удалении, а пешие горожане старались обойти развалины Рок стороной во избежании недоразумений.

– Жарковато, – подметил Шосс, в свою очередь обнажая шпагу с изысканным эфесом. – А между тем мне нельзя скинуть куртку с бронеставками. Я чувствую, что рана моя кровоточит, и боюсь смутить противника видом крови, пущенную не им.

– Да, согласен, – парировал Дартин. – Но будь эта кровь пущена мною или другими, могу вас уверять, что мне всегда будет больно видеть кровь столь храброго легионера. Я буду драться, как и вы не снимая ничего из верхнего облачения.

– Вот и прекрасно, – поддержала порыв парня Басс, – достаточно любезностей на сегодня! Не забывайте, что мы ожидаем своей очереди… Приступайте уже.

– Говорите от своего имени, Басс, когда говорите подобные нелепости, – перебила Росс. – Что до меня, то всё сказанное этими двумя господами, на мой взгляд, прекрасно и вполне достойно благородных дворян.

– К вашим услугам, – проговорил Шосс, становясь на свое место.

– Я ждал только вашего слова, – ответил Дартин, скрестив с ним палаш и активируя плазменный контур оружия.

Но не успели зазвенеть клинки, коснувшись друг друга, как отряд Адептов кардинала под командой Лау Бёрнса показался из-за угла развалин при монастыре.

– Адепты, мать их! – в один голос среагировали Басс и Росс. – Оружие в ножны, быстрее! Оружие в ножны!

Но оказалось уже слишком поздно. Противников застали в позах, не оставлявшей сомнения в их намерениях. Адепты слезли с лайтфлаев, припарковавшись прямо у воссозданной лужайки, не воспользовавшись специальной платформой.

– Какая радость! – крикнул Бёрнс, шагнув к ним и знаком приказав своим подчиненным последовать его примеру. – Легионеры! Вы что, собрались драться? А как же с общим приказом по столице?

– Вас это не касается, но спасибо за напоминание, – произнёс Шосс с досадой, так как Лау Бёрнс участвовал в нападении, имевшем место пару дней назад. – Если бы мы застали вас дерущимися, то дали бы продолжить.

– Дайте нам волю, и вы, не затрачивая труда, получите полное удовольствие.

– Клерики, – возразил Адепт, – я вынужден, к великому сожалению, или к радости, объявить вам, что это невозможно, – начал нарочито издеваться, ёрничая. – Долг для нас прежде всего. Вложите оружие в ножны и следуйте за нами.

– Прям бегу и спотыкаюсь, – Росс присоединился, передразнивая Лау Бёрнса, – мы согласились бы на ваше предложение, если бы это зависело от нас! Полковник Лау Вельер запретил нам. Валите, это лучшее, что вам остается сделать.

Насмешка привела Адептов в ярость.

– В таком случае, – он демонстративно поправил оружие в подвесе, – если вы не собираетесь подчиняться, – прошипел он, – мы вас арестуем!

– Их пятеро, – вполголоса заметил Шосс, – а нас только трое. Мы снова огребём, или нам придется сдохнуть на месте, ибо объявляю вам, что побежденный, я не покажусь на глаза полковнику.

Шосс, Басс и Росс в то же мгновение пододвинулись друг к другу, а Лау Бёрнс поспешил выстроить своих подчинённых.

Этой минуты было достаточно для Дартина и он отважился на единственно верный поступок. Произошло одно из тех событий, которые определяют судьбу человека.

Ему предстояло выбрать между императором и кардиналом, и он должен держаться избранного. Вступить в бой значило не подчиниться закону, значило рискнуть головой, значило стать врагом министра, более могущественного, чем сам император. Все это молодой человек понял в мгновение. И к чести его мы должны сказать, что он ни на секунду не колебался.

– Я прерву ваше совещание? Не против? – он обратился к Шоссу и друзьям, – разрешите мне поправить вас. Новенького примете для разрешения спора с Адептами?

– Но вы не Клерик легиона, – возразила Басс.

– И это верно, – согласился Дартин, – на мне нет одежды Клерика, но душой я легионер. Сердце мое, это сердце легионера. Я чувствую и действую как Клерик.

– Отойдите, слюнявый! – крикнул Лау Бёрнс, который по жестам и выражению лица парня угадал намерения. – Вы можете свалить, пока не началось, и мы не возражаем. Спасайте свою шкуру! Молокосос!

Дартин не двинулся с места, охреневший от такого начала со стороны Адептов кардинала.

– Вы в самом деле славный малый, – хмыкнул Шосс, пожимая ему руку. – Может уйдёте?

– Решайтесь! – выкрикнул Адепт.

– Скорей, – заговорили друзья, – нужно что-то решать.

– Этот молодой человек нормален, – произнес Шосс.

Но всех троих тревожила молодость и неопытность паренька.

– Нас будет трое, из которых один раненый, и в придачу пацан, почти ребенок.

– Однако отступить?.. – подметила Басс.