Гардероб у меня был неплохой, ведь к тратам на одежду я относилась как к представительским расходам, понимая, что мой внешний вид имеет значение, особенно когда работаю у состоятельных семей. Я не хотела привлекать к себе слишком много внимания, однако выглядеть нужно так, будто я принадлежу к этому обществу и чувствую себя комфортно. Конечно, мне тоже платят, но уровень мой выше тех людей, кто готовит и подает еду, и уж тем более выше тех, кто убирается и моет посуду. Для нанимателя я должна быть почти что ровней. Никто особо не стремился со мной общаться, но в случае необходимости беседа должна быть комфортной.

Мои клиенты, вероятно, полагали, что мое образование и воспитание не соответствуют их статусу. Но правда ли это? Как посмотреть. Нельзя сказать, что я не получила образования, пусть и окончила весьма посредственный колледж. Фотографии я училась самостоятельно и продолжала в этом направлении развиваться. И из одного изображения я могла извлечь больше информации, чем некоторые получили бы из целой книги. Одного взгляда на фотографию группы людей мне достаточно, чтобы с удивительной точностью определить, какие у них отношения.

Я всегда знала о своих недостатках и много работала, чтобы их восполнить. Честно говоря, я в чем-то напоминала типичного английского дворецкого, который изучил все нормы и буквально им следует, не обязательно вникая, что они на самом деле подразумевают. Я выучила правила с единственной целью – работать на элиту, делать их жизнь комфортнее и вписаться в общество.

Идея социального разделения общества меня никогда не беспокоила. Только признавая существующую иерархию, можно использовать обстоятельства в свою пользу.

Я обращала внимание на каждую интонацию, и как они завязывали шнурки на ботинках. Была так пристальна к мелочам, пока это не стало моей второй натурой. В то же время мне не хотелось, чтобы казалось, будто я стремлюсь к чему-то, что не было мне дано при рождении. Да, я родилась в семье из социальных низов, но у меня был превосходный ум и тонкая душевная организация. Мои клиенты чувствовали себя достаточно расслабленными, чтобы обсуждать при мне финансовые вопросы, а уж при бедняках они бы не стали говорить о деньгах.

Мне было важно показать, что я понимаю их мир и мир их детей. И именно потому могла воплотить их желания в фотографиях.

Подойдя к дому Страубов, я сделала небольшой крюк, чтобы взглянуть на лестницу в саду, ведущую в квартирку. Шторы на окнах были опущены, свет не горел. Похоже, там никого не было.

Вернувшись к главному входу, я обратила внимание на фонари по обеим сторонам, которые выглядели как подлинники девятнадцатого века. Амелия встретила меня у дверей. Она стояла босиком, блестящие каштановые волосы небрежно собраны заколкой, золотые серьги и ожерелье в виде ацтекских монет можно было недооценить, если не разбираешься в дорогих украшениях, настолько они были нетрадиционными и непринужденными.

От улыбки Амелии по моему телу словно прошла волна тепла и света, как и при первой встрече. Казалось, она видела во мне что-то необычное.

– Натали считает, что она уже взрослая, и няня ей не нужна, – Амелия говорила тихо. – Но она чувствует, что ты для нее, скорее, подруга.

Мы прошли в кухню. Амелия протянула мне кружку воды с лимоном и присела на табурет у стойки. Улыбка исчезла с ее лица.

– По вечерам мы часто не можем быть дома. Такая уж работа. Большинство наших клиентов – прекрасные люди, но время от времени находится кто-то недовольный. Но работать все равно надо. Хотя кому я рассказываю, да?

Мне было приятно, что она сравнивает свою работу с моей. Однако я колебалась, не желая критиковать заказчиков.

– У вас сейчас сложный клиент?

– Не совсем. Но год и правда был тяжелый.

– Да?

– Просто… Много разочарований. – Амелия нахмурилась. – Но я c благодарностью принимаю то, что имею.

И хотя лицо у нее было уставшим, я не могла не отметить, насколько она привлекательна. Даже на прошлой неделе, придя домой с размазанным макияжем, она продолжала светиться изнутри, как маяк.

– Если тебе надо это с кем-то обсудить…

– Ой, да не хочу тебя грузить. – Амелия скользнула пальцами по своей шее.

И я почувствовала, что поговорить ей на самом деле очень хотелось.

– Я восхищаюсь тобой, Амелия. Семья, профессиональный успех. Если бы ты только знала, какое впечатление производишь на посторонних!

– Ты не посторонняя, Дельта!

– Для меня большая честь быть включенной в вашу жизнь.

– Когда ты снова увидишь своего сына? – спросила она.

– Я стараюсь созваниваться с ним каждый день.

– Это, должно быть, сложно… А где ты выросла? – Вопрос прозвучал так, словно только пришел ей в голову.

Мне было жаль, что она подняла эту тему. Разговор о моих корнях был не из тех, что мне нравились, и я всячески пыталась от него увильнуть.

– Во Флориде.

– Где конкретно? Мои родители живут во Флориде.

Амелия игнорировала социальные сигналы, которые других бы уже заставили оставить расспросы. Не то чтобы она их не замечала, она их игнорировала. Обычно у меня получалось избегать разговоров о семье, ограничившись парой фраз, но не в этом случае.

– В Орландо.

– У тебя большая семья?

– Только старшая сестра. – Я всегда хотела старшую сестру. – Родители умерли несколько лет назад, с разницей в несколько месяцев.

Мама погибла в автокатастрофе сразу после того, как я окончила среднюю школу, а отец, может, тоже уже умер. Я не видела его пятнадцать лет и не имела никакого желания общаться. В каком-то смысле для меня он был мертв.

Я продолжила говорить:

– Мне нравится в Бруклине. После развода моя семья – это друзья. Мы вместе отмечаем все семейные праздники: День благодарения, Рождество, Новый год.

Амелия сочувственно кивнула.

– Кое-кто из наших сотрудников тоже не имеет семьи, но есть Ян Уокер, он словно удерживает нас всех вместе. Может, ты видела его на дне рождения Натали? – Глаза Амелии загорелись, когда она заговорила о Яне. – Он как член семьи, и это здорово. Тем более пока нас всего трое, ведь у Натали нет братьев и сестер. Пока.

Я подумала, что хотела бы быть на месте Яна.

– Пока? – переспросила я. – Ждете в гости кого-то из родни?

Амелия опустила взгляд в пол и покачала головой.

– Знала бы ты, как я хочу еще одного ребенка. – Ее глаза наполнились слезами.

Непроизвольно я потянулась к ее руке. На миг испугалась, что перешла черту, но Амелия так крепко сжала мою ладонь, будто искала в этом утешения. Ее кожа была очень мягкой, пальцы были длинными и тонкими, на безымянном сверкало бриллиантовое колечко. Интересно, играет ли она на пианино.

– У меня не получается выносить ребенка. Это ужасно. – Плечи Амелии опустились. – Полагаю, желание иметь еще одного ребенка – это что-то на уровне инстинкта. А может, мне просто вновь хочется стать молодой? – Она неловко засмеялась. – Но выкидыши меня измучили. – Она вытерла слезы, размазав тушь. – Но приходится поддерживать образ. Ради Фритца. Думаю, ему нужно, чтобы я была сильной.

С лестницы донеслись шаги Натали. Амелия достала салфетку из коробки, стоящей на столике, промокнула глаза и вытерла щеки. Натали, в шортиках и растянутой футболке, вбежала в кухню. Знала ли она о выкидышах и о том, как ее мать мечтает о ребенке? Амелия не была похожа на тех, кто мог бы поделиться таким с дочерью.

– Привет, Дельта. – Натали повернулась к матери. – Мне нужна помощь с заданием по математике.

Она положила несколько скрепленных страниц на белый мрамор столешницы.

– Моя дочь учится в самом сильном математическом классе из всей параллели, – Амелия подвинула бумаги обратно к Натали, – и на самом деле ей не нужна помощь.

– Нет, нужна!

– Домашнее задание – не мое дело!

Амелия зажмурилась и даже прикрыла глаза ладонями, наиграно показывая, что и не собирается смотреть в примеры. В этот момент она напомнила мне ребенка, отказывающегося есть овощи.

Я хорошо разбиралась в математике и была уверена, что пойму задания Натали, даже если они продвинутого уровня. Тем не менее в этом был некоторый риск.

– Может, я могу помочь?

– Хорошо, – согласилась Амелия. – Но, Натали, не особенно к этому привыкай.

Мы расположились за обеденным столом, по центру которого вместо цветов стояла кованая менора^[4]. Ицхак устроился у Натали в ногах, ему явно нравилось быть с ней рядом. В домашнем задании было несколько страниц задач с десятичными дробями, я знала, как их решать, да и Натали тоже. Вероятно, ей больше было нужно внимание, чем помощь. Она хотела, чтобы кто-то позаботился о ее домашней работе, позаботился о ней самой.

Амелия проскользнула наверх и вернулась через полчаса в кремовом брючном костюме и на каблуках. Наклонившись над Натали, она погладила ее по волосам.

– Все наши вечерние отлучки – это встречи с клиентами. – В ее тоне я заметила нотки самодовольства. – Мы никогда не оставляем Натали ради светских мероприятий.

Возможно, Амелия думала, что я ее осуждаю, и хотела убедить меня, что она хорошая мать.

– Конечно, я понимаю, – сказала я.

Амелия поцеловала дочь в лоб.

– Дельта, не стесняйся взять что-то из книг или посмотреть телевизор, как только Натали отправится спать. – Амелия направилась к двери. – Мы будем дома к полуночи.

Закончив с математикой, мы с Натали перешли к диораме, над которой она работала для школьного конкурса, – трехмерной модели идеального общественного парка. Я ходила в обычную государственную школу, а не в элитную частную, как Натали, и не помню, чтобы у меня были подобные задания, в которых можно проявить художественные способности. Девочка же принимала их как должное.

Натали хотела начать с карусели.

– Раньше я ходила с отцом в Проспект-парк, – сказала она, – а еще в тот, что у моста, обнесенный стеклянной стеной.

Я много знаю о каруселях. Больше, чем обычный человек. Я, наверное, провела сотни часов на скамейке перед аттракционом «Золотая карусель Золушки» и все еще могла подробно описать каждую лошадь. И я все еще слышала музыку.

Мы с Натали вырезали каждую деталь карусели и каждую лошадку, а затем установили их на картон. Затем вырезали и установили фигурки детей. Каждый картонный ребенок был уникальным: Натали, должно быть, думала об их характере, пока рисовала. Такой целостный подход показался мне крайне необычным для ребенка, даже многие взрослые, считавшие себя художниками, не уделяли столько внимания деталям.

– Помнишь, как в «Мэри Поппинс», – сказала Натали, – когда дети прыгают в рисунок английской деревни, нарисованный мелом на тротуаре. Они приземляются внутри рисунка, и весь мир оживает. А затем они катаются на карусели, а лошадки оживают и продолжают бежать, все дальше от своего обычного круга, по полям, куда им только ни захочется?

Я кивнула, хотя не уверена, что вообще когда-то смотрела «Мэри Поппинс».

– Лошадки прикреплены к карусели, едут по кругу и словно застряли. Но оказывается, на них можно уехать куда угодно. И всегда было можно, просто они об этом не знали. Каждый раз, катаясь на карусели, я прошу свою лошадь спрыгнуть и убежать, – она рассмеялась, – но ни одна меня не послушалась.

Наконец девочка приклеила последнюю фигурку на место. Мы перешли к деревьям, саду, камням и игровой площадке.

Натали осмотрела законченную диораму.

– Однажды я хочу построить этот парк по-настоящему, – заговорщицки сказала она мне.

– Ты собираешься стать архитектором, когда вырастешь? Как и твои родители?

Меня поразила резкая зависть в, казалось бы, мягком взгляде девочки.

– Если у меня получится.

И по тихому тону голоса было понятно, что она в это не верит. Как будто думала, что в одной семье не может быть столько таланта: большая часть досталась матери, и даже отцу – лишь небольшой остаток.

– У тебя получится.

– Надеюсь, я выиграю конкурс, – прошептала она, хотя в доме были только мы двое.

Я поняла, что беспокоюсь о Натали. Она была очень ранимой, и, как бы я ни восхищалась Амелией и Фритцем, я чувствовала, что они не справляются с потребностями дочери. Ей не хватало внимания. Я точно знала, что она ощущает.

После ужина Натали легла в постель и полчаса читала. Я поднялась в ее комнату, чтобы пожелать спокойной ночи. Она загнула край одной из страниц «Дающего» Лоис Лоури, чтобы отметить место, где остановилась, а затем положила книгу на тумбочку.

– Как тебе книга?

– Это история о сообществе, где каждому поручено дело всей его жизни, – сказала она. – И никто не может ничего решать или выбирать.

Я вгляделась в лицо мужчины на обложке.

– Мне бы хотелось решать хоть что-то самой.

– Ты будешь делать свой выбор, – я на секунду запнулась, – как и я.