Глава VIII
Бишер-Рид

Прошло пять недель со времени приезда майора Гранвиля Варнея с женой в Лисльвуд-Парк, и настал день их отъезда. Они хотели провести еще неделю или две в Брайтоне, прежде чем отправиться в Лондон, где располагали пробыть до истечения срока отпуска майора. Они хотели ехать в своем экипаже, на своих лошадях и со своим кучером, а Соломон должен был занять место на запятках. Майор и миссис Варней стояли на террасе в обществе своих хозяев, пока чемоданы укладывались на верх экипажа под наблюдением опытного Соломона.

– Артур,  – сказал майор,  – не идет ли большая дорога мимо косогора, который вы называете Бишер-Ридом?

– Да, мимо одного из косогоров, но не Бишер-Ридского, который находится в другой стороне.

– Не пройтись ли нам с вами туда, пока Соломон укладывает багаж? Времени еще хватит… Ада подождет меня на дороге; я увижу приближение экипажа с горы… Мне надо сказать этому милому Артуру несколько слов на прощание.

Майор простился с миссис Вальдзингам, накинул на плечи толстый плед и сказал жене, где ей следует ждать его.

В это мгновение из конюшен выехал на своем чистокровном пони сэр Руперт Лисль.

– Папа, можно мне поехать с вами? – спросил он.

Капитан Вальдзингам заколебался и взглянул вопросительно на своего приятеля.

– Конечно, можете, сэр Руперт,  – сказал майор.

Дойдя до сторожа, майор остановился и опустил в руку сторожа золотую монету.

– Здравствуйте и прощайте, мои друзья,  – проговорил он.  – Послушайтесь моего совета и берегите вашего сына, если не хотите быть поставленным в затруднительное положение на этих же днях.

– Хорошо-с, сэр,  – ответил сторож с хитрой улыбкой.

Ворота еще раз с визгом захлопнулись за молодым владельцем Лисльвуд-Парка. Как бы молод он ни был, но если бы он мог предвидеть, что его ожидает за решеткой, то этот резкий звук показался бы ему похоронным звоном его беспечной жизни.

Нужно было идти около часа, чтобы достигнуть по неровной дороге того косогора, на котором капитан Вальдзингам встретил леди Лисль в день своего возвращения из Индии. Взойдя на вершину, мужчины оглянулись. Майор повернулся в сторону сэра Руперта и мигнул капитану.

– Руперт, поезжайте галопом на ту сторону косогора: мне надо поговорить с майором! – произнес Вальдзингам.

Мальчик кивнул головой и, махая хлыстом, поскакал, куда ему указал отчим, так что он оставался на виду, но не мог ничего слышать из разговора друзей.

– В чем дело? – спросил капитан, воткнув свою трость в землю и тяжело опираясь на нее.

Он приготовился, очевидно, к продолжительной беседе.

Майор расстегнул свое широкое пальто и начал играть золотыми брелоками часов. Белые зубы его, усы и бакенбарды так и сияли на солнце.

– В чем дело? – повторил капитан с нетерпением.  – Для чего вы притащили меня на косогор? Что вам нужно сказать мне, чего вы не могли сказать мне вчера вечером?

– Вы не догадываетесь? – спросил майор с любезной улыбкой.

– Ну, понятно, что нет.

– Ну да, вы не хотите догадываться, лисица! Вы боитесь принять на себя инициативу в щекотливом вопросе, но я беру ее на себя. Милый друг, мне нужно еще денег.

– О! Вы опять за старое, но я вам повторю только то, что сказал вам еще вчера вечером: у меня нет больше денег, и я не имею никакой возможности достать их в скором времени. Я и так уже довольно пообобрал жену и не буду просить у нее ни одного шиллинга.

– Эти слова доказывают, что вы страшно упрямы! – проговорил майор.

Он вынул из кармана пальто маленький пакет аккуратно сложенных писем, исписанных тонким женским почерком и связанных голубой шелковой ленточкой.

– Взгляните-ка на эти письма,  – сказал он иронически.  – Не прочесть ли их вам? Вы, может быть, забыли уже их содержание?

Капитан отвернулся, пробормотав проклятие.

Майор перебирал невозмутимо письма, пробегал их глазами, насвистывая что-то и останавливаясь, когда ему встречалась интересная фраза. Капитан Вальдзингам смотрел на него пристальным, но полным грусти взглядом.

– Артур, бесценный друг, если у меня к концу этого месяца не будете пяти тысяч фунтов стерлингов, то миссис Вальдзингам получит эти письма первого октября. Как они ни забавны, но я все-таки думаю, что она не поймет заключающихся в них шуток, а примет содержание их за чистую монету. Вы любите ее, Артур, положим, как слепой, так как глупость ее бросается в глаза, но ведь бывают люди, которым очень нравится и вареная курица.

– Майор Варней! – воскликнул с угрозой Вальдзингам.

– Пустая голова! Получу ли я пять тысяч фунтов стерлингов или придется мне переслать эти письма белокурой красавице? Решайте поскорее, мой друг. Мне кажется, что скоро пойдет проливной дождь!

– Я уже сказал вам, что не могу достать этой громадной суммы. Что же касается писем, то они совершенно не пугают меня: вы слишком умны, чтобы свернуть шею курице, которая несет вам золотые яйца. Тайна моего прошлого, которой вы пользуетесь как способом к наживе, потеряет всю силу, когда она откроется. Не дурак же вы, чтобы выпустить ее добровольно из рук.

Майор закусил губу, и на лице его мелькнуло выражение глубокого смущения. Показалось на мгновение, что он выдаст себя, но он тотчас поправился и ответил со смехом:

– Вы хитрая лисица, и вас не проведешь!.. Да, вы, конечно, правы: я вовсе не намерен разглашать вашу тайну, не желаю несчастья бедненькой леди Лисль, или миссис Вальдзингам, или как бы ее вообще ни называли! Я не добиваюсь, чтобы вас выгнали из Лисльвуд-Парка или послали в какую-нибудь отдаленную колонию, где могли б иметь дерзость заставить вас трепать паклю или разбивать камни. Нет, милый мой Артур, я только хочу исключительно уладить дело к лучшему и способствовать нашему всеобщему спокойствию. Поверите вы мне, если я скажу вам, что я измыслил средство достигнуть этой цели.

– Может быть! – отвечал небрежно Вальдзингам.

– Хорошо. Теперь выслушайте! Я не из тех несчастных, для которых наличные деньги есть необходимое условие существования. Видите вы там, на дороге, мой экипаж, моих лошадей, моего кучера и моего камердинера? Понятно же, что я не могу содержать все это своим майорским жалованьем. С другой стороны, я не имею нужды, как вы и сами знаете, в десяти фунтах стерлингов. Мне лучше получить пятьдесят тысяч в десять лет, чем сегодня – пять тысяч… Артур Вальдзингам, который теперь год этому мальчугану?

И с этими словами он указал рукой на сэра Руперта Лисля.

– Какое отношение имеют его лета к нашему разговору? – спросил капитан.

– Это лишний вопрос! Вы только ответьте: который ему год?

– Ему в июле месяце исполнится семь лет.

– Семь лет – великолепно! Что скажете, Артур, если я разорву этот пакетик с письмами на тысячу кусков, да и, кроме того, не буду брать у вас ни одного пенса в течение четырнадцати лет?

Капитан посмотрел на него с удивлением.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил он с нетерпением.

Майор взял его под руку и, наклонясь к нему, шепнул ему на ухо несколько слов, которые заставили капитана побледнеть от испуга. Настала пауза, в продолжение которой майор не сводил взгляда с Артура Вальдзингама.

– Хотите ли вы сделать это или хотите, чтобы я сам это выполнил? – спросил он его вслух.

– Бездельник! – загремел капитан Вальдзингам.  – Я не сделаю этого, если б даже я мог откупиться такой ценой от галер!

– Дитя! Не горячитесь! – сказал тихо майор.  – «Нет, если б я даже мог откупиться от галер!» – повторил он с презрением.  – Есть люди выше вас, которые бы сделали это за двадцать фунтов стерлингов… Что же это такое? – ни более ни менее как простой фокус. «Милостивые государи и милостивые государыни, видите этот шиллинг? Вот я кладу его под этот стакан… Ток-ток – и нет его!.. Ток-ток – вот он опять!» Говоря это, фокусник показывает публике запропавший шиллинг, а она воображает, что видит перед собой что-то необыкновенное, а между тем, Артур, он показал ей не тот же самый шиллинг, но – другой, точно такой, как первый… Капитан Вальдзингам, угодно вам загородить нам дорогу к счастью или вы соглашаетесь помочь мне в этом фокусе?

– Нет… Повторяю вам.

– А что, если я сделаю это помимо вас?

– Тогда я донесу об этом преступлении, что бы потом ни случилось!

– Да вы неисправимы!.. Это ваше последнее решение, Артур?

– Да! – сказал Вальдзингам.

– Великолепно! – произнес майор, пожимая плечами.  – Если так, делать нечего… Помните же,  – добавил он, ударяя пальцами по бумагам, которые держал в другой руке,  – что вам уже не должно ожидать от меня ни малейшей пощады! Когда человек не хочет соблюдать своих собственных выгод, пусть он не воображает, чтобы умные люди захотели страдать по милости его слепоты и безумия… Позовите вашего пасынка: я прощусь с ним и потом отправлюсь в путь. Бедная Ада, вероятно, заждалась меня.

Капитан подозвал сэра Руперта, который прискакал в один миг к косогору.

– Сэр Руперт,  – сказал майор,  – я хочу проститься с вами, потому что сейчас оставляю Бишер-Рид… A propos, вспоминаю, что поселяне что-то много толкуют об этом косогоре, но до сих пор я не мог узнать, откуда произошло название Бишер-Рид. Объясните мне это на прощание, Артур!

– Отстаньте! – произнес сердито капитан.  – Для чего вам нужна история Бишер-Рида?!

– Не будьте же невежливым, мой дорогой Артур, а расскажите мне, о чем я вас прошу.

Они стояли на вершине самого высокого косогора этой местности, усеянной неровностями, а перед ними находился почти отвесный утес.

– Косогор этот назван Бишер-Ридом потому, что лет пятьдесят назад какому-то капитану Бишеру, знаменитому спортсмену, вздумалось из-за пари перескочить через него верхом на чистокровной лошади,  – сказал Артур Вальдзингам.

– И что же, он убился? – спросил майор Варней.

– Нет, но зато его лошадь погибла при скачке.

Майор расхохотался.

– Бедняжка! – произнес он.  – Он поплатился лошадью! И никто не последовал потом его примеру?

– Должно быть, что никто!

Сэр Руперт Лисль прислушивался с напряженным вниманием к этому разговору.

– Я хочу подняться туда,  – сказал он, указывая на крутизну.

Капитан отошел в сторону и кинулся на пожелтевшую траву.

– Что за идея, баронет! – возразил майор.  – У вас не хватит смелости,  – добавил он, смеясь.  – Вы можете не быть таким жалким трусом, каким оказался Джеймс Арнольд, но все-таки едва ли вы настолько отважны, чтобы переехать галопом Бишер-Рид. Клянусь честью, что это вполне невероятно!

Упорство было наследственной чертой в доме Лисль и часто заставляло членов этой семьи совершать такие ненормальные подвиги, на которые не отважился бы самый храбрый из храбрых. Подобная настойчивость в исполнении задуманного приводит часто к более блестящим результатам, чем дерзкая отвага. Сэр Руперт был настоящим Лислем, по своему апатичному, вялому, но упрямому характеру.

Майор смеялся, и его лицо, обращенное к солнцу, имело крайне вызывающее выражение.

– Нет, нет, мой маленький баронет,  – продолжал он.  – У вас не хватит смелости отважиться на это. К тому же вы умны и можете понять, что это невозможно.

Бледные щеки мальчика запылали от гнева.

– А! Это невозможно! – воскликнул он своим слабым, но резким голосом.  – А! Это невозможно?

Он повернул своего пони и проехал раз по одному из бугров. Затем изо всех сил стегнул пони хлыстом, перескочил через перила и начал подниматься потом на крутизну. Майор различил издали, что мальчик побледнел, пока пони поднимался наверх. Капитан, очнувшись от топота лошади, вскочил и бросился к краю косогора в то самое время, когда баронет мчался по опасному спуску, который вел к оврагу.

– Он спустится, не получив ни малейшей контузии,  – проговорил майор.

– Демон! – воскликнул с ужасом капитан Вальдзингам.  – Это твоя проделка!