Но мальчик наотрез отказался. И как только духу хватило? Сам он был кожа да кости и за время пути, несомненно, изголодался. Однако Шэнь Цяо не позволил ему уйти и ловко всучил лепешку.

– Своими отказами ты только других привлечешь и тем самым накличешь беду, – строго сказал он.

После таких слов малышу ничего не оставалось, кроме как принять цзяньбин. Спрятав лепешку, он снова бухнулся на колени и поклонился Шэнь Цяо в ноги, после чего настойчиво стал узнавать:

– Господин, скажите, как вас зовут?

– Мое имя Шэнь Цяо.

– Шэнь Цяо… Шэнь Цяо… Шэнь Цяо… – несколько раз повторил тот. Скорее всего, он по ошибке приписал имени Цяо совсем иное значение, но его благодетель не стал ничего исправлять и пояснять, как надо понимать это имя на самом деле.

Поклонившись и распрощавшись, малыш ринулся обратно, то и дело оглядываясь на того, кто спас его от голодной смерти.

– Время уже позднее, нам пора в город, – вдруг напомнил о себе Янь Уши.

И тут Шэнь Цяо с удивлением отметил, что Демонический Владыка не насмехается над ним – скорее, в его тоне проскочило удивление. И Шэнь Цяо не упустил случая с улыбкой спросить:

– Вы так ничего и не скажете?

– Если нравится творить глупости и не слушать чужих советов, к чему бросать слова на ветер? – холодно заметил Янь Уши.

На это Шэнь Цяо благоразумно промолчал – лишь снова улыбнулся и коснулся кончика носа. Он прекрасно понимал, как много на свете зла, что в умах людей нередко роятся дурные намерения, а все же он упрямо верил в добро и милосердие. И если от его поступка этот мир стал хоть чуточку добрее, стало быть, своим цзяньбином он пожертвовал не зря.

* * *

У подножия горы Сюаньду притаился городок, названный тем же именем. Несмотря на то что он соседствовал с даосской школой, чья слава гремела по всей Поднебесной, многие годы здесь царили тишина и покой. По всей видимости, жителям никогда не доводилось иметь со школой Сюаньду дел. Лишь изредка монахи-даосы посещали городок, и кто-нибудь замечал, как они спускаются с горы. Те немногие, кому посчастливилось с ними встретиться, торопились выразить адептам свое почтение и привечали их со всей возможной учтивостью.

Сюаньду недаром считалась самой уважаемой среди даосских школ во всей Поднебесной, едва ли не образцом праведности: спускаясь в город, ее адепты не поднимали шума. В лавках они неизменно платили честную цену и никогда не запугивали простой народ, пользуясь своим громким именем. Потому-то обитатели городка полюбили своих соседей и очень гордились тем, что живут совсем рядом с Пурпурным дворцом.

Но другой связи между ними не было, и мирская суета подножия никогда не добиралась до горных вершин. Простой люд с утра до ночи трудился не покладая рук, надеясь отдохнуть к восходу, когда совершенствующихся их заботы ничуть не касались. Между этими мирами пролегла широкая пропасть, и пересечь ее было не суждено.

Такие порядки были во времена настоятельства Шэнь Цяо. Но чуть только он вошел в городок вместе с Янь Уши, как в глаза бросилось необычайное оживление: на улочках яблоку негде упасть, и всюду, куда ни кинь взгляд, встречаются мастера боевых искусств и господа в даосских одеяниях.

Уже в чайной, где оба остановились, чтобы передохнуть и понаблюдать за разношерстной толпой, Янь Уши, заметив оторопь Шэнь Цяо, пустился в объяснения:

– Через десять дней в Пурпурном дворце горы Сюаньду пройдет совет Нефритовой террасы, дабы установить преемственность даосского учения в Поднебесной. Созваны великие мудрецы и ученые мужи. Поговаривают, что все сколько-нибудь значимые школы боевых искусств послали на эту встречу своих адептов. Академия Великой Реки и секта Тяньтай тоже будут присутствовать.

– Что значит «установить преемственность даосского учения в Поднебесной»? – не преминул допытаться Шэнь Цяо.

Янь Уши отпил чаю и, глядя в окно, ответил:

– Ты исчез без следа, и теперь твоей школе нужен новый глава. Пока он не объявит о себе, никто в цзянху о нем не узнает. Стало быть, новому настоятелю нужен повод, дабы выйти в свет и показать себя людям. Сам ты, заступив на пост настоятеля, пренебрег этой обязанностью, предпочитая держаться скромно и незаметно. Видимо, не желал, чтобы тебя знали в лицо. Но нельзя же думать, что другие будут подобны тебе, – не скрывая насмешки, досказал он.

Попутешествовав с Демоническим Владыкой, Шэнь Цяо уже привык к его ядовитым речам и колким замечаниям. К тому же он знал, что Янь Уши, занимая исключительное положение в цзянху, мало кого удостаивал своего внимания. В свое время среди всех прочих совершенствующихся горы Сюаньду его интересовал лишь покойный Ци Фэнгэ, а до других ему дела не было.

Нрав у этого человека переменчивый, однако Шэнь Цяо отличался мягкостью и покладистостью, не умел держать на других зла, и потому ссоры между ними не вспыхивали. Их отношения пребывали в хрупком равновесии: ни друзьями, ни врагами не назовешь.

Вдруг Шэнь Цяо присмотрелся к чему-то внизу, неподалеку от чайной, и торопливо спросил:

– Что там такое?

Он щурился как мог, и все же не сумел разглядеть, отчего люди галдят внизу. За время странствия к горе Сюаньду он чуть оправился, но этого не хватило, чтобы прозреть окончательно. Стоял день, всюду струился солнечный свет, но как раз из-за него Шэнь Цяо не мог надолго задержать на чем-либо взгляд – глаза начинали болеть и слезиться.

– Раздают рисовый отвар и лекарства, – подсказал ему Янь Уши.

Он не был прозорливцем, однако умел заранее раздобыть все необходимые сведения о том, что его интересовало. Или найти того, кто поведает все необходимое.

Подхватив палочками кусочек засахаренного корня лотоса, Янь Уши неторопливо отправил его в рот и только затем рассказал:

– Когда Юй Ай взял на себя обязанности настоятеля-чжанцзяо, он стал посылать учеников в городок Сюаньду в первое и пятнадцатое число каждого месяца, дабы те совершали обряды, проповедовали Дао и читали «Сокровищницу Дао». Со временем разошлись слухи, будто бы молитвы о дожде, прочитанные адептами Пурпурного дворца, очень действенны. Дошло до того, что теперь, если долго стоит засуха, начальник округа Мяньчжоу шлет поклоны Пурпурному дворцу, умоляя даосов спуститься с горы и вознести молитвы. Вместе с тем растет число верующих. В городке у подножия их больше всего – почти каждый, – и все они глубоко почитают обитателей Пурпурного дворца. Но и в других местах найдется немало подобных им.

Все это Янь Уши говорил Шэнь Цяо с заговорщицким видом, будто он предвкушает интересное представление. Вот только бывший настоятель Сюаньду его словам не радовался – между бровями залегла глубокая морщинка.

– Ты все вспомнил, – неожиданно подловил его Янь Уши.

Он не спрашивал, а утверждал. С тех пор как Шэнь Цяо исторг из себя застойную кровь, здоровье его постепенно поправлялось. Он еще оставался слаб и почти ничего не различал даже на ярком свету, но на его лице все реже появлялось растерянное выражение. Шэнь Цяо уже мало чему удивлялся, прежней беспомощности как не бывало. В его случае требовалось лишь время, чтобы вернуть себе прошлое.

Янь Уши уже давно приметил за ним, что тот постепенно возвращается к былому, однако прежде не указывал на это, поскольку не знал, как много Шэнь Цяо удалось восстановить. Но теперь он ясно видел: его подопечный припомнил почти все.

Шэнь Цяо не стал отпираться. Вместо этого он, тяжко вздохнув, принялся объяснять свои тревоги:

– Уже нескольких поколений настоятели-чжанцзяо горы Сюаньду не вмешиваются в мирские дела. Какие бы династии ни воцарялись, что бы ни случалось вокруг, наша школа ведет жизнь уединенную и безмятежную – иное сулит многие беды. Взять хотя бы почтеннейшего Тао Хунцзина, человека во всех смыслах талантливого – равного ему не сыскать во всей Поднебесной: он беспрестанно вмешивался в политику, отчего его школа Высшей Чистоты, что на горе Маошань, допустила дрязги и в конце концов раскололась. Ученики ее разошлись по всем землям. То же грозит и нам. Что же задумал Юй Ай?

Янь Уши вопросительно вскинул брови.

– Так вот, значит, чему учил тебя Ци Фэнгэ? И чем же он отличается от черепахи, которая, чуть что, прячет голову в панцирь? Будь он один, занимайся только личным совершенствованием – еще куда ни шло, однако он стоял во главе школы и все равно требовал сохранять недеяние и держаться вдали от мира. Но как при таком воззрении надеяться, что гора Сюаньду сохранит свое первенство в Поднебесной? Думаю, твой шиди, взявший на себя обязанности настоятеля-чжанцзяо, мыслит куда более трезво.

Далеко не сразу монастырь на горе Сюаньду завоевал свою громкую славу и стал лучшим среди даосских школ – успело смениться несколько поколений настоятелей. Испокон веку каждый из них стремился к покою и недеянию, а вмешиваться в государственные дела и передел земель и не думал. Ци Фэнгэ не изменил этим порядкам, хотя в свое время был несравненным мастером боевых искусств, о ком беспрестанно говорили в вольнице-цзянху.

Став настоятелем, Шэнь Цяо довел порядки своей обители до крайности: вел жизнь не уединенную, а замкнутую, не желая являть себя миру. Миряне у подножия знали лишь то, что на горе Сюаньду сменился глава, фамилия этого человека Шэнь, но не более того. В то же время такая скрытность обернулась благом: во время путешествия с Янь Уши никто не признал в Шэнь Цяо исчезнувшего настоятеля горы Сюаньду.

Янь Уши, будучи человеком своевольным, если не сумасбродным, привык потворствовать лишь своим прихотям, и оттого он всячески презирал стремление к недеянию горы Сюаньду. Говоря о новом настоятеле и совете Нефритовой террасы, Демонический Владыка не скрывал своих взглядов. Однако, выслушав его колкие замечания, Шэнь Цяо ничуть не раздражился. Вместо этого он сказал Янь Уши:

– Этой ночью я собираюсь подняться на гору и поговорить с Юй Аем. Не желает ли глава Янь сопроводить меня? Или он предпочтет остаться у подножия?

– Отчего не дождешься совета Нефритовой террасы? – в свою очередь полюбопытствовал Янь Уши. – Предстанешь перед всеми, допросишь Юй Ая и так вернешь себе причитающееся по праву.

Шэнь Цяо покачал головой:

– В таком случае пострадает славное имя горы Сюаньду. Боюсь, у случившегося есть подоплека. Вот отчего я так стремлюсь встретиться с Юй Аем и расспросить его с глазу на глаз. Тогда мне станет ясно, что за этим стоит.

– Что ж… тогда ступай и расспрашивай, – безразлично откликнулся Янь Уши.

Речь шла о прославленной школе боевых искусств, куда никто бы не посмел сунуться в одиночку, однако Янь Уши говорил о вторжении в монастырь так небрежно, будто рассуждал не о том, как попасть в святая святых, а съесть ли еще миску риса. Притом он рассеянно водил пальцем по краю тарелки, и рассыпанный по ней жареный горошек мало-помалу укладывался в три ровных слоя с одинаковым числом горошин. Чтобы передвигать предметы на расстоянии, Янь Уши использовал свою внутреннюю ци и достиг в этом деле такого совершенства, что уже внушал ужас.

Выйдя из затвора, Демонический Владыка бросил вызов Кунье, который накануне поверг Шэнь Цяо, отчего в цзянху разошлись слухи, будто Янь Уши достиг невообразимого мастерства. Впрочем, лишь этот поединок стал широко известен, и мало кто на самом деле представлял, как силен Янь Уши. И что бы подумали люди, узнай они, что он укладывает горошек в ровные ряды ровно тем же умением, каким обычно отрывают противнику голову?

– Но сможешь ли ты сам подняться и справиться в одиночку? Боюсь, от твоих прежних сил осталась едва ли треть, – справедливо заметил Янь Уши.

– С другой стороны горы по краю пропасти вьется тропинка, – решился рассказать Шэнь Цяо. – Там всюду обрывы и кручи, однако никто ее не охраняет. Она лишь защищена магическими построениями. Чужаки о них не знают, и, если опрометчиво сунутся, несчастные тут же заплутают и перестанут понимать, где находятся. Многим из них суждено сгинуть, сорвавшись с тропы. Боевое искусство тут бесполезно, и ловкость их не убережет.

Его рассказ несколько заинтересовал Янь Уши, а ведь до этого он твердо решил, что на горе Сюаньду, кроме драгоценной цзюани, ничего стоящего не найдет.

– Что ж, тогда я схожу с тобой и взгляну лично, – проронил он.

* * *

На шумный городок Сюаньду опустилась ночь, принося с собой тишину и покой. Пока загорались звезды, гости и жители угомонились и отошли ко сну.

Когда повсюду воцарилось безмолвие, Шэнь Цяо стал подниматься на гору. Казалось, он ступает куда придется, без всякого разумения или смысла: то он петлял на узенькой тропе, то обходил по крутому склону удобные ступени, высеченные прямо в камне. Вот только Шэнь Цяо воспитывался на горе Сюаньду и прекрасно знал, что и каменные ступени, и деревья, и даже травы являются частью скрытых магических построений. Если на склон поднимется человек несведущий, он, вне всяких сомнений, угодит в расставленные ловушки. В таком случае, если несчастный не навлечет на себя беду, он задействует особые элементы, подающие сигналы тревоги, и тогда незваного гостя мигом обнаружат адепты.

Янь Уши тоже вздумал пойти за ним. Его по-прежнему ничуть не заботили ни предстоящая беседа с Юй Аем, ни внутренние распри школы Сюаньду, зато скрытые на подступах к монастырю ловушки и магические построения пробудили в нем настоящее любопытство. Он шел за проводником и внимательно следил за каждым его шагом, вместе с тем продумывая каждое свое движение. Это занятие пришлось Демоническому Владыке по вкусу, и он счел, что прекрасно проводит время.

Благодаря тому, что Шэнь Цяо восстановил треть своих прежних сил, поднимались на гору они всего-то один большой час и скоро оказались на месте.

Гора Сюаньду была довольно высока, отчего на вершине чувствовался неземной холод – и не сравнить с холодами подножия. Куда ни обрати взор – всюду высятся даосские храмы да павильоны, а меж ними рекой струится молочный туман. Здесь царили тишина и покой, и всюду витал возвышенный дух истинного Дао, не запятнанного мирской грязью.

Шэнь Цяо рос здесь с самого детства и уже привык к величественным видам горы Сюаньду, однако, вернувшись в монастырь, он не почувствовал, что перешагнул порог родного дома. Отчего-то ему было так тошно, словно на сердце у него лежит камень, и такой тяжелый, что то и дело хотелось вздохнуть.

Но вздыхать было некогда. Укрывшись в небольшой рощице, Шэнь Цяо срезал путь по тропинке и устремился прямо к одному из двухэтажных павильонов, однако заходить внутрь не стал. Остановившись в некотором отдалении, Шэнь Цяо прищурился, стараясь разглядеть, что же происходит внутри. И когда ему это удалось, он крепко удивился.

Перед ним были покои Нефритовой пустоты, которые, по обычаю, отводили настоятелям-чжанцзяо горы Сюаньду. В свое время Шэнь Цяо тоже здесь жил. Несомненно, когда он уступил в поединке тюрку и рухнул с вершины горы, а после исчез, бразды правления взял в свои руки его шиди, Юй Ай. Иначе говоря, временно заступил на пост настоятеля-чжанцзяо. Большие перемены, учиненные им, уже говорили о том, как велики устремления Юй Ая, и потому Шэнь Цяо справедливо предположил, что тот захочет перебраться в покои Нефритовой пустоты.

Однако он ошибся: двери были заперты, в окнах – ни огонька. Видимо, там никто не жил.

Шэнь Цяо невольно спросил себя: неужели шиди не торопится перебираться, поскольку ждет совета Нефритовой террасы, дабы там упрочить свое положение и лишь тогда действовать как полноправный настоятель и пользоваться причитающимися благами?

Подумав об этом, он решил так: если в покоях Нефритовой пустоты никого нет, стало быть, нужно поискать Юй Ая в павильоне, где раньше тот проживал.

Но едва он догадался посмотреть там, как вдалеке показалась чья-то фигура, закутанная в плащ. В руке она держала свечу, освещая себе путь. Судя по всему, кто-то направлялся к покоям Нефритовой пустоты.

Фигура показалась Шэнь Цяо странно знакомой, хотя положиться на свою догадку он не посмел, ведь до сих пор не избавился от болезни глаз и еще плохо разбирал далекие образы. Прищурившись, Шэнь Цяо стал старательно наблюдать за фигурой, пока окончательно не убедился, что перед ним действительно Юй Ай, его шиди. Признав его, Шэнь Цяо нахмурился.

Хотя с наступлением ночи на горе Сюаньду повсюду становилось тихо и безлюдно, в эту часть монастыря случайный гость попасть не мог. Здесь, в окружении защитных магических построений, располагались жилые покои настоятеля-чжанцзяо и павильоны для совершенствования. Даже ученики не смогли бы подойти к покоям Нефритовой пустоты, и Шэнь Цяо это было только на руку.

Немного поколебавшись, он решил приблизиться и для начала выяснить, что собирается сделать его шиди.

Посветив себе свечкой, Юй Ай открыл двери и вошел в покои Нефритовой пустоты. Вскоре Шэнь Цяо увидел, как в окне второго этажа загорелся огонек. То была комната, где когда-то жил он сам.

К несчастью, Шэнь Цяо уж слишком положился на собственные силы и недооценил способности Юй Ая. Он сделал лишь несколько шагов в сторону павильона, как вдруг раздался голос:

– Что за неведомый друг явился без приглашения?

Он шел как будто издалека, из самых покоев, но для Шэнь Цяо прогремел не хуже взрыва: в ушах тут же загудело, грудь сдавило от боли. Шэнь Цяо невольно отступил на три шага, прекрасно понимая, что Юй Ай воспользовался внутренней ци, чтобы передать свою речь на расстоянии.

– Это я, шиди Юй, – взяв себя в руки, с трудом пробормотал Шэнь Цяо. Говорить громче не требовалось, ведь Юй Ай и так отчетливо его слышал.

Он рассудил верно. Послышался тихий шорох – и следом из покоев Нефритовой пустоты кто-то выпорхнул. Всего мгновение – и он уже стоял перед Шэнь Цяо.

– Чжанцзяо?! Шисюн!

В голосе Юй Ая зазвучало удивление и… радость? И если первое было ожидаемо, то второго Шэнь Цяо не чаял услышать. Отчего-то казалось, что шиди всем сердцем рад его возвращению – внезапному, но вместе с тем долгожданному.