– Тонко подмечено. В свою защиту скажу, что на самом деле я в это не очень верю. Просто эта книга… особая. На свете полно изданий, которые полностью распроданы, и все же их можно отыскать. «Истории Сопределья» должны встречаться в библиотеках, в читальных залах, на eBаy – но их там нет. Либо кто-то задался целью собрать у себя весь тираж, либо… – он выразительно пожал плечами. – Либо еще что-то. Даже сканы страниц в сети отсутствуют.

Финч был прав. Должно существовать хоть что-то – какой-нибудь фанат мог отсканить книгу, перепечатать отдельные сказки, рисовать к ним фан-арт… Но не было решительно ничего.

Нет – почти ничего. В четырнадцать лет я нашла в сети фрагмент книги – кусочек одной из сказок.

Мы тогда жили в Айова-Сити, и мое увлечение Алтеей было в те времена моим главным – да и единственным – секретом. Четыре года поисков книги по букинистам и сведений об авторе по сети, четыре года пренебрежения книгами, которыми пыталась заинтересовать меня Элла, ради одного вида литературы – волшебных сказок, которые я глотала не жуя. Сперва я ограничивалась классическим пантеоном, потом расширила границы. Чем дальше, тем страннее, тем темней. Сказки со всего мира. Мне было интересно, как близко с их помощью я смогу подобраться к Алтее.

Но именно в Айове мой секрет довел меня до предательства: в Айове я начала общаться с фанатами Алтеи.

Слово фанаты Элла обычно выплевывала, как вишневую косточку. И это имело основание: те фанаты, которых я лично встречала – моя учительница английского в шестом классе, или совершенно чокнутая аспирантка, которая зажала нас в угол в супермаркете «Фейрвей» в наше первое пребывание в Нью-Йорке, или биограф Алтеи, который преследовал Эллу и пытался добраться до нее через меня – собственно, хуже он придумать просто не мог, – все эти люди казались карикатурными психами, их объединяло несвежее дыхание и отсутствие у них своей настоящей жизни.

В сети все выглядело по-другому. Здесь я встречала фанатов, похожих на меня саму: кому-то ужасно понравилась книга Алтеи, кого-то и при невозможности найти книгу зацепила сама личность писательницы. Идея Алтеи, тянувшаяся за ней, как хвост кометы, прежде чем исчезнуть во мраке. Я просыпалась – и сразу ныряла в свою интернетную кроличью нору. Голодная, неумытая, едва Элла уходила на работу в бар в пешеходной зоне, я начинала свои поиски в сети. Когда вечером она возвращалась, пропахшая дешевым пивом и жидкостью для розжига, я захлопывала ее ноутбук с деланно скучающим видом.

Она верила мне, потому что мы никогда не лгали друг другу. За исключением тех случаев, когда лгали.

Воспоминания об Айове у меня такие же тоскливые, как сам этот штат. Серая весна, унылые дома, сточные канавы с ярким девчачьим мусором – ленточками, заколками, однажды даже парой розовых трикотажных шортов. Из этой унылой череды выделялась только одна ночь – когда я с головой ушла в Интернет, перескакивая со страницы на страницу, из блога в блог, пока наконец не оказалась на сайте DeviantArt с разделом, полным отрывков из сказок Алтеи, оформленных изысканно, как страницы священной книги.

Я водила по пиксельным картинкам кончиками пальцев. Они были прекрасны – и к тому же содержали больше текста Алтеи, чем мне случалось видеть с того дня в чужой мансарде. Мое сердце отбивало неровные удары, когда я кликом увеличила длинную страницу сказки под названием «Морской погреб».

Я начала читать. Я была слегка нетрезва – приложилась к скверному яблочному вину, которое сделал тогдашний бойфренд Эллы, поставивший у себя на заднем дворе винный пресс. Пить в одиночку было грустно и неприлично, а сказка обеспечивала что-то вроде компании – как будто я в тысячный раз потянулась к далекой Алтее и наконец получила отклик.

История начиналась с того, что юная невеста отправляется в долгий путь к дому своего будущего мужа и по прибытии находит его ярко освещенным, но совершенно пустым. Я успела прочесть несколько абзацев – про невесту, про путешествие, про роскошный покинутый всеми дом, – когда вдруг на ноутбуке сам собой включился огонек камеры.

Замерев, я пару секунд смотрела в ее яблочно-зеленый глазок, прежде чем со стуком захлопнуть крышку ноутбука.

Дома было тихо; в ушах стоял тонкий тревожный звон. Я оглянулась на пустые окна, чувствуя на затылке чей-то взгляд. Страх приковал меня к месту.

Я чуть приподняла крышку ноутбука – достаточно для того, чтобы зажать пальцем глазок камеры – после чего открыла его целиком. Зеленый огонек погас, браузер был закрыт, а история моего поиска – полностью удалена. Я метнулась в кухню, нашла там черную изоленту и залепила ею камеру, потом задернула шторы, включила свет и забралась в кровать, ожидая возвращения Эллы.

К тому моменту я была достаточно взрослой, чтобы понимать, что Алтея не следит за мной. Однако как раз тогда я начала подозревать, что это делает кто-то другой.

Элла ничего не спросила у меня о залепленной изолентой камере, но где-то неделю спустя я все равно себя выдала – уснула за ноутбуком, где была открыта фанатская дискуссия об использовании Алтеей нумерологии. Проснулась я от шумного вдоха Эллы и от того, что ее черные волосы щекочут мне лицо. Она наклонилась, чтобы захлопнуть ноутбук ударом кулака.

– Какого. Гребаного. Черта. Алиса?!

Элла никогда так со мной не разговаривала. Таким тоном она могла обратиться к пьяному первокурснику, пытающемуся взять в ее баре виски, или к очередному кавалеру, вышедшему из себя оттого, что мы опять уезжаем. Или к квартирному хозяину, который завел привычку слишком часто к нам заглядывать, и всегда в те моменты, когда одна из нас была завернута в банное полотенце.

«Ты мне никогда этого не запрещала», – дурацкое оправдание, первым пришедшее мне на ум. Конечно, ей не было нужды запрещать. Я и без того знала, что это табу. Оно выражалось во всем, что она умалчивала, в том, как вздрагивали ее плечи и голова наклонялась вперед, словно у боксера перед боем, едва кто-нибудь пытался заговорить с ней об Алтее.

В тот момент я ненавидела свою мать, поэтому сказала кое-что гораздо хуже.

– Почему мы совсем одни? – этот вопрос прорастал во мне годами. Я не думала, что посмею когда-нибудь задать его вслух, пока не сделала это. – Почему мы одни, если мы не обязаны так жить?

Рот Эллы приоткрылся от изумления. Она медленно опустилась на стул, как будто у нее болели кости. Тогда – в первый и последний раз в нашей жизни – она поступила со мной жестоко.

– Думаешь, она хочет быть твоей бабушкой? – спросила она чужим голосом. – Думаешь, я не знаю, что ты смотришь на снимок ее большого дома в том журнальчике и мечтаешь: ах, только бы она позвала меня жить к себе. – Элла помотала головой. – У тебя нет шансов. Алтее ты не нужна. Так что хватит мучить себя пустыми мыслями о том, как все могло бы быть. В этой жизни существуем только ты, – она указала на меня пальцем, – и я, – она ткнула себя пальцем в грудь. – Понятно?

Я чувствовала себя так, будто она меня публично раздела. Даже подымавшаяся волна гнева покинула меня. Прошло несколько бесконечных секунд, прежде чем Элла потянулась и прижала меня к себе, уже начиная плакать, но я вывернулась из ее объятий и сбежала в уборную.

Я была маленькой демонстративной дурой. Устроила себе в ванной постель из полотенец – только для того, чтобы нас с Эллой разделяла дверь. Но к утру я уже решила, что она права. Довольно держать дверь открытой для совершенно чужого человека.

– С этим покончено.

Это было единственное, что я наутро сказала Элле. Она не сказала в ответ ничего – ни «Дай мне слово», ни «Как я могу тебе верить», ничего подобного. Она просто поверила мне, и все. И я не солгала. Я завязала с Алтеей, как завязывают с наркотиками, и не давала ей места в своей жизни – до вчерашнего дня, когда мой прежний похититель объявился в кафе с ее книгой в руках.

– Алиса?

Я моргнула, глядя на Финча.

– Извини. Так что ты сказал?

– Я спросил, знаешь ли ты, что случилось с фильмом, который сняли по книге. По мотивам сказок.

– Только то, что было в «Ярмарке тщеславия». Таинственные исчезновения, вот это все.

– А что режиссер умер вскоре после окончания съемок, ты слышала?

– Финч, ты знаешь больше моего. Так что просто рассказывай.

Он явно смутился.

– Извини, что я выделываюсь. В общем, так. Режиссер умер, погиб в автокатастрофе, это было где-то в семидесятых. Его имущество продали с аукциона, в том числе – оригинальную пленку «Сопределья». Ее купила богатая коллекционер, которая ее крутила исключительно на частных показах. Потом и она умерла, а пленку завещала американскому Институту кинематографии, но ее так и не нашли.

– Что ты имеешь в виду?

– Что пленку не нашли. Потеряли, или уничтожили, или она попала в какую-нибудь еще частную коллекцию, в общем, никто не знает, где она. Так что «Сопределье» – один из немногих в прямом смысле слова потерянных фильмов того десятилетия.

– Вернемся к книге, – предложила я. – Ты снимал какие-нибудь копии? Фотокопии страниц, например?

– Я об этом думал. Конечно же, думал. Но мне казалось неправильным вот так ими делиться с другими. Как будто это вроде насилия.

– Насилия над кем? Над Алтеей?

– Над историями, – ответил Финч. – Это ведь вроде… вроде договора между людьми, которые их читали. Если тебе удалось добыть книгу, ты заслужил ее, а не удалось – значит, не заслужил.

Лицо его было таким серьезным и благородным, что мне хотелось отвесить ему пощечину.

– Ну и третий вариант – если тебе купил книгу богатый папенька и ты получил все на халяву.

Это его здорово рассердило – я заметила по тому, как напряглись его руки, сжавшие край столешницы. Но он заставил себя рассмеяться и спокойно продолжил:

– Знаешь, утрата этой книги – один из самых больших обломов в моей жизни. Утешает только то, что я успел прочитать ее примерно миллион раз.

– Значит, ты должен помнить все истории, по списку?

– Конечно. Сразу после кражи книги я пришел домой и записал в столбик их названия, чтобы ничего не забыть. Которая тебя интересует?

– «Трижды-Алиса», – автоматически сказала я. – Что это значит? О чем она?

– Да, это одна из самых страшных, – кивнул Финч и нахмурился. – Погоди, а твоя мама тебя случайно не в честь нее назвала?

Мои глаза метнулись к телефону, который беззвучно лежал на столе экраном вниз. Ни единого слова от нее… И ни от кого другого.

– Я так не думаю… Хотя теперь уже не уверена.

Финч внезапно снова смутился.

– Хочешь, я тебе кое-что покажу? Давно хотел с тобой этим поделиться, но передумал, когда…

– Когда я повела себя как задница при твоей попытке заговорить об Алтее?

Финч улыбнулся, но возражать не стал.

– Так ты хочешь теперь посмотреть? Это про нее.

– Да. Однозначно.

– Тогда пошли. Оно наверху, у меня в комнате.

Мы поднялись по винтовой лестнице на третий этаж, который целиком принадлежал Эллери. Ковер здесь был синий, как шкура Гровера из «Мапет-шоу», и таким толстым, что ноги в нем утопали. Здесь пахло лучше, чем я могла ожидать от любой комнаты, занимаемой парнем. Честно говоря, это была и не комната, а целая отдельная квартира. Первое помещение было оборудовано под бильярд и домашний кинотеатр; стены здесь украшали подсвеченные логотипы разных марок пива – ставлю миллион баксов, что эта идея принадлежала не самому Финчу, а какому-нибудь дизайнеру интерьера. Стиль для «юношей из высшей школы».

– Не обращай внимания на этот храм Святого Будвайзера, – попросил Финч, буквально протаскивая меня к дальней двери.

Вот за дверью, действительно, было настоящее жилище Эллери Финча. Студия с высоким потолком, мягким светом из скрытых источников и широким окном во всю стену. В середине высился письменный стол, здоровенный, как саркофаг, но куда более изящный; на столе – книги, ноутбук и лампа с зеленым абажуром – прямо как из штаб-квартиры тайной политической партии. В остальном просторное помещение было практически пусто, как монашеская келья, если не считать того, что три глухие стены были до потолка заставлены книгами.

– Тут не все мое, – пояснил Финч. – Раньше эта комната использовалась как видимость библиотеки, со всеми этими тяжеленными справочниками в кожаных переплетах, купленными на распродажах. Но я годами избавлялся от них, заменяя настоящими ценностями.

Мне захотелось вытолкать хозяина из комнаты и запереться здесь в одиночку на месяц-другой.

– Книги закупаются на складе? – я все же постаралась подать реплику. – Звучит жестоко.

– Так и есть. Это специальная услуга для богачей, которые хотят придать своему дому интеллектуальный вид, а читать не любят. Вот моему отцу тоже религия запрещает книжку открыть. – Он тронул пальцами губы. – Тут по большей части альманахи, старые реестры и тому подобное, но можно случайно наткнуться и на что-нибудь стоящее. Так вот о том, что я хотел тебе показать.

В дальнем конце комнаты была еще одна дверь, приоткрытая на пару дюймов. Наверняка она вела в спальню Финча, и я уже смирилась с тем, что туда заглянуть не удастся. На что там смотреть? – сказала я себе. – Какой-нибудь винтажный постер группы «My Bloody Valentine» над неубранной кроватью да старинная пишущая машинка «Underwood» для украшения. То еще зрелище.

Финч осторожно вытянул из стеллажа книгу. При виде зеленой обложки сердце у меня подпрыгнуло. Но эта книга была больше форматом и затянута в прессованную кожу с декоративными трещинками. Финч аккуратно положил ее на стол.

На обложке блестел словами витиеватый шрифт: «Моя голливудская история».

– Посмотри на этого придурка, – Финч открыл титульную страницу, с которой на нас глянул черно-белый снимок парня вроде Валентино с высоко взбитыми набриолиненными волосами. На лице у него было больше макияжа, чем у Одри после вечеринки в стиле ретро.

– Венсан Каллэ, – представил его Финч. – Французский актер, снялся в паре американских фильмов в сороковых. Один раз сыграл злого бойфренда Мирны Лой, что довольно круто. Вот пишет он так ужасно, что даже смешно, но я в истории кино полный ноль, так что больше половины пролистывал. – Он раскрыл книгу на середине, где была вкладка с фотографиями. – Итак, старичок Венсан с Анитой Экберг на вечеринке… О, тут видно, как делается этот его хохолок на голове… Вот, смотри – вот что я имел в виду.

Я склонилась над страницей. Пожилой Венсан со своей самодовольной ухмылкой за столиком ресторана – слащавый, в неестественной напыщенной позе. Рядом с ним – миленькая блондиночка, сплошные ресницы и пышный бюст, улыбка в камеру. По другую руку Венсана сидел молодой мужчина с завитыми волосами и боксерским телосложением. Его глазам, нацеленным на декольте блондинки, не хватало разве что пририсованных стрелок, как в комиксе. А рядом с этим боксером сидела моя бабушка, совершенно не вяжущаяся с остальной компанией, как будто перенесенная сюда с другой фотографии.

Я глянула на подпись под снимком. «Слева направо: неизвестная женщина, Каллэ, Теди Шарп, Алтея Прозерпина. 1972».