Глава 4

Утром за закрытой дверью я слышал нескончаемый топот ног и неразборчивый гомон.

Спалось не очень. Нет, кровать оказалась довольно удобной, несмотря на то что родом была, наверное, из 70-х или 80-х. Не спалось мне не из-за нее: я прокручивал в голове слова Данила, пока не начало светать, и лишь потом уснул. И то – из-за усталости, а не потому, что сам захотел.

Каждый раз, когда рядом слышался топот ног, мне казалось, что вот-вот кто-то ворвется в комнату и заставить встать, а мне этого так не хотелось. Тело отяжелело после вчерашних потрясений, голова толком не работала. К тому же хотелось как можно дольше оттянуть момент, когда Данил с милой ухмылочкой на лице начнет «вершить» мою судьбу.

Знать бы, который сейчас час.

Однако произошло то, чего я и боялся: к моей двери кто-то приблизился. У меня оставались считаные секунды, чтобы распрощаться с покоем и теперь официально встретить этот день.

Дверь открылась с громким скрипом. Я лежал на кровати и смотрел на зашторенное окно, когда к нему подошел Данил и распахнул гардины так грациозно, как это делают только горничные в фильмах.

– Вставай-вставай, Марк! – удивительно оптимистично обратился он ко мне.

Стоп. Марк? Но откуда?..

– Чего? – с усмешкой спросил он, когда заметил мои вытаращенные глаза. – А, ну да. Ты же не видел утреннюю газету, которую притащил Сережа.

Я зашевелился, намереваясь поскорее сесть и потянуться к инвалидному креслу.

– Ну-ну, – Данил вытянул перед собой руки, – Рома тебе с этим поможет. Ром, иди сюда!

Дальше все прошло по вчерашнему сценарию: пришли Рома с Софией и помогли мне сесть в инвалидное кресло. Рома уже встал позади, готовясь отвезти меня в столовую, когда я оглянулся на него и неодобрительно покачал головой. Тот удивленно уставился на меня, а Данил напряженно протянул:

– Та-а-ак, и что у нас тут такое?

Я обвил руками колеса инвалидного кресла и оттолкнулся вперед, направляясь к выходу. Данил лишь хмыкнул, и все они направились вслед за мной. С непривычки и из-за боли в руках я катил колеса медленно и услышал позади что-то похожее на обреченный вздох. Он явно принадлежал Данилу. Наверное, тогда они все думали: «Тоже мне, самостоятельный!»

Но я не хотел зависеть от их помощи. Довольно. Я был благодарен им за все, но чем больше они мне помогали, тем больше я убеждался в своей беспомощности.

Когда мы оказались в широком коридоре, Данил вышел вперед и встал возле дверей столовой. Он чего-то ждал и бросал на Рому и Софию напряженные взгляды.

Тогда я понял, чего он от меня хотел: чтобы я открыл дверь. Проявил свою самостоятельность именно здесь. И, судя по выражению лица, делал он это не из светлых намерений. Ему просто хотелось надо мной поиздеваться.

Наши взгляды встретились. Я пытался донести до него:

«Этого я сделать не смогу».

«Я знаю», – взглядом отвечал он.

В итоге Данил открыл дверь и пропустил меня вперед. Честное слово, я бы не зашел первым, но наш поход в столовую затягивался.

Внутри было не так много детей и подростков, как вчера. Похоже, все уже успели позавтракать и разошлись по своим делам. Кстати, чем же они занимаются? Никто так и не просветил меня насчет этого.

Мы направились к вчерашнему большому столику, на котором уже стояла еда, и лишь при виде нее я вспомнил, что не ел почти сутки. Здесь были чай, горячий омлет и бутерброды, наверное, с самым дешевым в мире сыром – он был абсолютно безвкусный и по виду напоминал пластик.

София села рядом с Ромой, меня же пристроили рядом с Данилом, чтобы ему было удобнее объяснять мне ситуацию.

Я старался приглушить пробудившееся чувство голода, но запах, исходящий от теплого омлета, не давал покоя, и я непроизвольно сглотнул. Так громко, что, кажется, все это услышали.

– Давайте сначала поедим, а потом поговорим, – с нежностью сказала София, заметившая мое смятение.

Все ели быстро и не отвлекались. Стол для меня был слишком высок, и пришлось положить тарелку с бутербродом на колени.

– Ну, – сказал Данил, сделав последний глоток чая, – а теперь к делу.

Он потянулся к карману своего поношенного пальто и вытащил оттуда свернутую газету. Я с трепетом наблюдал за тем, как он ее разворачивает и листает в поисках статьи.

– А, вот, – наконец сказал он, кладя раскрытую газету на стол. – Читать ты хоть умеешь?

Я кивнул. Уже протянул руки, чтобы взять газету, когда вмешался Рома:

– Прочти вслух, нам с Софией тоже интересно.

– Ладно. – Данил откашлялся и с тоном оратора зачитал: – «Пропал мальчик. Возраст: тринадцать лет. Цвет волос: рыжий. Цвет глаз: голубой. Был в инвалидном кресле, не может говорить. Просьба тем, кто обладает хоть какой-то информацией, обращаться по указанному ниже телефону либо приходить по адресу…»

Даже в газете написали, что я инвалид. Я понимал, что это моя неотъемлемая часть, особая примета, по которой меня легко можно найти, и так далее, но все-таки.

– Тогда отвезем его прямо сейчас? – спросила София, оглядываясь на меня и Данила.

– Я не дочитал, – сказал он. – «Нашедших его ждет денежное вознаграждение». – Данил поднял на всех жадный взгляд. – Денежное, понимаете?

– Деньги? – Глаза Софии загорелись от этого слова. Она не выглядела жадной и наглой девочкой, но когда ты беден, ходишь в обносках и детство твое не украшено даже простой игрой в куклы, ты цепляешься за любую возможность исправить это.

– Я позвоню ему сейчас же, – не унимался Данил.

Он явно был падок на деньги, и от этого мне сделалось дурно. Я чувствовал себя вещью, которую собираются перепродать. Но я ведь не вещь! Я человек. Немного отличающийся от других, но человек. Если я не хожу и не говорю, это не значит, что ничего не чувствую и ничего не думаю! И это не значит, что я позволю обращаться с собой как с вещью.

Я собрал все силы и схватил газету со стола прежде, чем Данил успел набрать номер на своем телефоне. София то ли от восхищения, то ли от испуга вздохнула и посмотрела на меня, как на сверхчеловека. Рома отреагировал так же.

– Не понял, – Данил вскинул бровь и сделал кислую мину, – это что сейчас было? Дерзить решил или что?

Но я сильнее сжал газету в руках, боясь лишь смять место адреса настолько, что потом будет не разобрать.

– Отдай, – грозно сказал Данил и протянул руку.

Я откатился назад, уже понимая, что ничем хорошим это не закончится.

– Ах, вот, значит, как, – нарастала угроза в голосе Данила.

– Даня, пожалуйста… – начал Рома.

– Молчи! – Данил бросил на него испепеляющий взгляд.

Я медленно откатывался назад, и столь же медленно ко мне приближался Данил.

– Я, значит, спас тебя, принес сюда, подлечил твои раны, одолжил свою одежду, а ты!..

– Данил! – София встала между нами и развела руки в стороны. – Ты говорил о денежном вознаграждении прямо при Марке. Это обидно.

– Что? – Данил был искренне удивлен.

– София права, – присоединился Рома, – ты говорил так, словно Марк не человек, а потерявшийся велосипед, который нужно вернуть хозяину.

Я ослабил хватку. Слова ребят настолько растрогали меня, что на глаза навернулись слезы. Они поняли меня без слов.

– Ну ладно, – сдался Данил, покачиваясь на пятках, – я, наверное, был неправ. А теперь отдавай газету, если хочешь вернуться домой.

Я протянул ему помятую газету, и он вырвал ее из моих рук, затем снова раскрыл в нужном месте и сказал:

– Я знаю, где эта улица. Отведу его домой. Начинайте прощаться. – Он облокотился о спинку моего кресла. Кисть руки оказалась возле моего лица, и я заметил на запястье серебряные часы с потрескавшимся стеклом.

Прощание длилось недолго. Все-таки мы знали друг друга всего пару дней – слишком мало, чтобы разводить сопли и говорить какие-то трогательные слова. Рома просто улыбнулся и помахал рукой, а София еще долго смотрела вслед нам с Данилом, когда мы уже отдалялись от заброшенного здания.

Как оказалось, пристанище бездомных детей находилось на окраине города. Жилых домов здесь было мало, людей тоже. Идеальное место для укрытия преступных группировок. И почему эти дети выбрали именно такое место?

Мы вышли на широкую главную улицу – видимо, потому что она была полностью заасфальтирована, в отличие от других. Некоторые прохожие оглядывались на нас, явно узнав во мне мальчика из местной газеты. Перешептывались. Наверное, прикидывали, сколько отец заплатит Данилу за меня.

Наверняка ничего достойного папа дать не сможет. Жили мы небогато. Почти все деньги уходили на зарплату Аниты. Интересно, почему нельзя было найти сиделку дешевле?

Если подумать, отец никогда не рассказывал, откуда берет средства. Они просто появлялись. Да, он уходил рано утром, приходил поздно вечером, значит, работал и зарабатывал деньги. Но почему, как бы мы ни были близки, он всегда избегал этой темы? Может, он стесняется своей работы? В какой-то момент я решил, что папа работает в пекарне, потому что от него иногда пахло свежеиспеченным кукурузным хлебом.

Данил всю дорогу хранил молчание. Мне было немного некомфортно рядом с ним, потому что я до сих пор не понимал его отношения ко мне.

Мы свернули за угол.

Знакомые дома, за которыми я столько лет наблюдал, запоминая их вид до мельчайших деталей. А вот и тот самый забор – забор моего двора.

Неужели я дома?

Прошел ровно день, а ощущение, что целая вечность. И как же радостно было находиться рядом с калиткой и с трепетом ждать, когда она отворится. Я снова окажусь в своем любимом дворе, в котором еще вчера сидел с опущенными на траву босыми ногами в надежде, что смогу что-то ощутить.

От радости и сумасшедшего ожидания я даже позабыл обо всех странностях, что происходили между мной и Данилом.

Но он, кажется, катил кресло все медленнее и медленнее. Зачем-то оттягивал до невозможности тот момент, когда мы окажемся у самой калитки, чтобы позвонить в звонок. Что бы он там ни задумывал, это произошло.

Сердце вырывалось из груди от волнения. Входная дверь открылась, и я услышал знакомое шарканье тапочек, по которому уже успел соскучиться. Данил, увидевший, что происходит за забором, отшатнулся. Глаза его расширились, он едва заметно приоткрыл рот в намерении что-то сказать и даже, как мне показалось, дернулся в сторону, будто собираясь сбежать.

Шарканье ног резко оборвалось.

– Ты? – услышал я изумленный голос отца. – Что ты здесь делаешь?

Данил немного помолчал. Прищурился и мрачно ответил:

– Кажется, вы кого-то потеряли?

Недолгая пауза прервалась новой чередой шагов за забором, на этот раз быстрых. Замок калитки щелкнул, и передо мной предстал изумленный напуганный папа, который широко раскрытыми глазами смотрел на меня сверху вниз и, кажется, не верил своему счастью.

– Марк! – воскликнул он с нежностью в голосе и набросился на меня с объятиями. – Как же я рад, что ты жив!

Чувствуя, как отец дрожит, крепко сжимая меня в объятиях, я невольно подумал, каким эгоистом был, когда сбегал. Я и представить не мог, что меня ждет, едва не погиб и, если бы не объявление, еще нескоро смог бы вернуться домой. Сбежал, даже не подумав об отце, о том, какие страшные, сводящие с ума мысли могут поселиться в голове отца. В мире за пределами дома за каждым углом могла поджидать опасность. Тем более одинокого ребенка. Тем более инвалида.

Да, в душе я все же знал, что ко мне нельзя относиться так же, как к здоровым людям. Однако банде, избившей меня, это не помешало. От досады и дикого желания быть как все я прятал эту мысль куда-то глубоко, надеясь избавиться от нее совсем.

– Где ты его нашел? – спросил отец, едва найдя силы, чтобы оторваться от меня.

Я пристально посмотрел на Данила, пытаясь мысленно внушить ему: «Пожалуйста, не рассказывай о ШМИТ. Ни о чем не рассказывай!»

Но Данил мысль явно не уловил и выпалил:

– На него напали, едва не убили, ногу подпалили, но я нашел его покалеченным возле мусорных баков, принес к себе, и вот, сегодня утром увидел объявление в газете и решил вернуть его домой.

Спасибо, Данил. Спасибо тебе огромное.

Я вздрогнул, когда папа впился в меня своим взглядом, который я называл «глаза навыкате от волнения и бешенства». В принципе, так это на самом деле и выглядело. В какой-то миг я даже обрадовался, что не умею говорить, а потому не смогу поведать папе обо всех ужасах, которые перенес. И, конечно же, не смогу рассказать о той счастливой боли, которую причинил мне тот преступник, хотя след от нее все же остался.

– Ты спас моего сына, – обратился папа к Данилу. – Что я могу для тебя сделать? Проси что хочешь. Я сделаю все, что в моих силах.

Данил молчал. Посмотрел сначала на папу, затем на меня. Наверняка прикидывал, какую цену потребовать за мое спасение.

– Ладно, – сказал папа, – сколько?

– Нисколько.

Я уставился на Данила как на птеродактиля, внезапно вылетевшего из-за угла в XXI веке.

– Я не понял… – Отец разделял мое удивление.

– Ни-сколь-ко, – надменно, по слогам повторил Данил.

Казалось, отца обуревало то же непонимание, что и меня, но на его лице было непривычное злобное напряжение.

– Марк, иди в дом, – приказал он мне, шире раскрывая калитку и пропуская внутрь.

Теперь я был в еще большем замешательстве. Противиться не стал, бросил последний взгляд на Данила и отправился в дом, гадая, откуда же они с папой знают друг друга.

Я не уверен, но мне показалось, что, прежде чем отец с лязгом закрыл калитку, прозвучало его: «Что ты задумал?»