Глава третья. Дазар’алор

Донесшийся с севера ветер был жарок и сух, точно дыхание самого Вол’дуна. Стоя на вершине Великой Печати, Таланджи повернулась навстречу ветру и сделала вдох в надежде снова впитать всем телом дух родины. Да, здесь, в джунглях, в огромном золотом городе предков, ей и место. Казалось, сейчас она стоит на самом краю света, а вокруг, куда ни взгляни, простирается жизнь, бескрайнее юное будущее. В такую ясную ночь на западе, за Храмом Пророка, отсюда были ясно видны даже пики далеких гор, вершины, окутанные изумрудным бархатом.

Родина…

Зикии одно за другим снимала с Таланджи увесистые церемониальные украшения и складывала их в ларчик, устланный тканью, с виду такой же мягкой, как и эти зеленые-зеленые горы. С каждым новым снятым браслетом или кольцом Таланджи становилось все легче, но и… непривычнее. Казалось, без всего этого убранства она беззащитна. На время оторвав взгляд от джунглей, она принялась наблюдать за ловкой, искусной работой Зикии. Тех, кто служил королям Зандалара, учили оставаться практически невидимыми, ходить бесшумно, одевать царственнородных так, что их почти и не заметишь. Однако сейчас Таланджи заметила и разглядывала юную служанку во все глаза. Незатейливые темно-синие косы, миловидное личико без единого шрама, без украшений в ушах и ноздрях, не тронутое ни страданиями, ни временем…

Неужели и Таланджи когда-то была такой же наивной? Неужели и она когда-нибудь выглядела такой безмятежной?

Покончив с украшениями, Зикии закрыла ларец, убрала его на место, расстегнула украшенную нефритом и самоцветами кольчугу, надетую королевой для путешествия в Оргриммар, и терпеливо дождалась, пока Таланджи не стащит через голову подкольчужную рубашку белого атласа.

– Ступай, – велела ей Таланджи. – Мне нужно побыть одной.

– Моя королева, твое платье испачкано, и…

– После, Зикии. Ты свободна.

Повышать голос Таланджи не пришлось. Служанка кивнула, собрала облачение королевы и вышла из тронного зала потайным коридором для слуг.

Таланджи, отвернувшись от джунглей и гор, направилась к трону. Иногда, искоса глянув в его сторону, она словно бы видела на троне силуэт отца, Растахана – тело ярко озарено пламенем неугасимых факелов по бокам, чуть ниже тяжелой, украшенной плюмажем короны блестят искорки глаз, задумчивый взгляд устремлен в даль…

Но Растахана больше нет. Растахан мертв. Убит.

Стоило подойти к трону, руки сами собой сжались в кулаки. В детстве Растахан иногда позволял ей посидеть в огромном кресле, в обрамлении острых клиньев, возвышающихся над головой и тянущихся к потолку, точно солнечные лучи. Подушки хранили тепло его тела, словно отец действительно был частью королевского трона.

Таланджи съежилась и задрожала: с заходом солнца жаркий ветер Вол’дуна сделался холоден. Оргриммар зандалари покинули прежде, чем кому-либо удалось уговорить Таланджи остаться, и теперь королева, как ни радовалась возвращению домой, не могла отделаться от ощущения, будто напрасно ушла с Совета, не дожидаясь его завершения. Возможно, если бы она задержалась, если бы продолжила настаивать на своем, Совет Орды согласился бы возместить ущерб, причиненный народу Зандалара? Большего от Орды ожидать не стоило: слишком уж многое значило для остальных их драгоценное перемирие… ну а что до убийц Растахана – справедливая кара вполне могла бы настичь их иным путем.

Однако Таланджи ушла из Оргриммара ни с чем.

Нет, не ни с чем – со страхом в сердце и с черным пятном на платье. Если бы тот рыжеволосый тролль не столкнулся с убийцей и не выбил из его рук кубок с ядом, лежать бы ей мертвой в песках Дуротара с облепленным мухами ртом.

– Бвонсамди, – шепотом позвала она лоа смерти.

Отец, испуская последний вздох, переложил бремя заключенного с лоа могил договора на плечи дочери, и вместе с отцовским троном к Таланджи перешло отцовское проклятие.

Серая дымка, заклубившаяся у ее ног, оказалась куда холодней переменчивых ночных ветров. Клубы тумана густели, затягивали тронный зал, пока Таланджи не услышала знакомый звук. Появление Бвонсамди предвещал сдавленный вздох царства мертвых – не столько фанфары, сколько горестный плач.

Окутанный щупальцами голубоватого дыма, лоа могил повис над троном зандалари. Большую часть его лица покрывал костный нарост в форме черепа – одна только вечная самодовольная улыбка и оставалась на воле. Грудь лоа украшали мерцающие белым татуировки, на голове торчали буйные заросли черных волос, кустистых и жестких, как папоротник.

– Ах, – закудахтал лоа, – ах-ах-ах-ах. Королева в печали! Ну так отчего б не поведать о приключившихся бедах своему старому другу Бвонсамди?

Таланджи скрестила руки на груди.

– Не в том я настроении, старый ты пустослов. Меня хотел отравить один из собственных подданных, причем на глазах у всего Совета Орды. Среди белого дня. Враги осмелели.

Бвонсамди придвинулся ближе, и Таланджи смогла разглядеть, как он шутовски хлопает ресницами под костяными надбровьями.

– Ха! Так твоя душа едва не досталась мне?! Поэтому ты и призвала меня? Мысли о смерти напомнили о лучшем друге там, с той стороны? Как это лестно, ваше величество!

– Нет-нет, Бвонсамди, ничего подобного, – заверила его Таланджи, крякнув и отвернувшись. – Я хотела бы поговорить с отцом. Ты ведь хранитель душ, повелитель мертвых, а, значит, наверняка должен знать, где обретается его дух. Не мог бы ты устроить нам аудиенцию?

Лоа во весь голос захохотал. Пол дворца под ногами Таланджи содрогнулся, точно от удара грома. Бвонсамди навис над нею, изогнувшись против всякого естества – так, что его перевернутое вверх ногами лицо замаячило прямо перед лицом королевы.

– Кто я тебе – уж не слуга ли, чтоб все капризы твои исполнять? Думаешь, твой отец у меня в заднем кармане лежит? Дух короля, девочка, вещь не пустячная!

– Для тебя все на свете – пустяк, – огрызнулась Таланджи, даже не думая отступать. – Все на свете – забава.

Улыбка Бвонсамди поблекла, и лоа могил шумно втянул носом воздух, принюхался к королеве, будто кабан.

– Как от тебя несет смертью… Верно, гибель была близка, в самом деле близка! Уж не хочешь ли ты разузнать у отца, каково там, на Той Стороне?

Отмахнувшись от лоа, Таланджи решительно шагнула вперед, прошла сквозь него и выступила на балкон. Снаружи ждал весь ее город в окружении джунглей. С приходом ночи в столице зажглись сотни факелов, и яркие огни их казались множеством любопытных глаз, устремленных на нее снизу. Нуждающихся в ней.

– Нет. Это я узнаю сама, и в свое время. А с просьбой к тебе, Великий Дху, обращаюсь как королева, которой необходим совет предка. Приведи ко мне короля, приведи ко мне его душу, чтоб я смогла прибегнуть к его мудрости.

– Подобного, девочка, я сделать не могу.

Возникнув рядом, Бвонсамди небрежно облокотился на одну из огромных золотых колонн, увенчанных котлами, полными пламени.

– Ты надо мною не властна, – напомнил он. – Как и я над тобой.

– Знали б об этом мои враги, – буркнула Таланджи, крепче прежнего прижимая к груди скрещенные руки. – Половина Зандалара уверена, будто я тебе подчиняюсь. И пока они так думают, крепкой власти мне не видать. Тьфу! Понятно, отчего сегодня по мою душу явился убийца: я унаследовала от отца и кровь, и корону, и его лоа, и его мятежников в придачу. И если я не смогу от них избавиться, правлению моему, можно считать, конец.

– Вы только поглядите, сплошь обреченность да тоска! – хмыкнул Бвонсамди, махнув рукой в сторону огромного пятна на подоле ее платья. – А кто, по-твоему, тебя сегодня спас? Причем не удостоился за это ни слова благодарности?

Фыркнув, Таланджи бросила на него косой взгляд.

– При чем тут ты, когда меня спасла всего лишь неловкость какого-то тролля?

Бвонсамди заулыбался, в глазах его, под костяной маской, вспыхнул озорной огонек.

– Я слегка подтолкнул его. Самую чуточку. Но ни одно из деяний могущественного не бывает малым, понимаешь? А ты только-только начинаешь понимать, что значит могущество. Все постоянно от тебя чего-то хотят, о чем-то просят, в точности как ты просишь сейчас меня. Сегодняшний убийца хотел твоей смерти, но я ему отказал. И дух отца к тебе не призову. Хотя, ес-с-сли…

Последнее слово Бвонсамди растянул так, что оно сделалось похожим на предостерегающее шипенье змеи.

– Что «если»? – зарычала Таланджи.

– Если ты согласишься заключить договор… ведь это же по справедливости, верно? Я спасаю тебя от смерти, ты заключаешь с верным другом Бвонсамди сделку…

Презрительно усмехнувшись, Таланджи шагнула к самому краю террасы. Огненный взгляд лоа так и сверлил затылок. Связь с ним – проклятие, и благодарить его она ни за что не станет.

– А соизволишь ли ты слегка толкнуть кого нужно во второй раз? А в третий? – со вздохом сказала она. – В моей столице волнения, а Орда ради того, чтоб унять их, и пальцем не шевельнет. Ни кораблей не пришлет мне, ни войск. Ничем они мне не помогут. Судьба Зандалара в моих руках, но как привести народ к миру и процветанию, если он мне не доверяет? Вот отец должен знать, что тут можно поделать. Он всегда это знал. А может, лучше спросить отцовского лоа, Резана?

Тишина. Только треск да шипенье пылающих факелов, только шаги да лязг доспехов меняющегося внизу караула… Казалось, огромный город зловеще притих. Совсем как лоа Таланджи. Она ждала шутки, шпильки, подначки, призванной пуще прежнего растравить ее сомнения, однако Бвонсамди просто смотрел на нее и молчал.

Либо она выжила из ума, либо озорные искорки в его глазах разом угасли. Казалось, лоа могил как-то… поблек. Опечалился.

– Что? – подстегнула его Таланджи. – Нечего сказать? Ни единого лукавого слова на ум не идет? Да ты ли это, Бвонсамди?

Наконец лоа покачал головой. Туман, собравшийся у его ног, начал сгущаться и вскоре окутал его с головой – только глаза, горящие странным синим огнем, по-прежнему мерцали сквозь серую пелену.

– Да, связь наша прочна, маленькая королева, но это не делает меня твоим слугой. Дух твоего отца я призывать не стану. Боюсь, сегодня ты – сама по себе.

Глава четвертая. Назмир

Что ж, как учила Сильвана, отступление – не позор. Отступление всего лишь предотвращает откровенный крах, о чем Сильвана тоже не умолчала, как и о крайнем своем презрении к подобному образу мыслей. С силой вонзая каблуки в чешуйчатые бока визжащего от боли крылатого ящера, Натанос Гнилостень мчался вперед – быстрее, быстрее, быстрее. Мятежные зандалари, подарившие ему эту тварь, называли ее жутедактилем, но какая, собственно, разница? Главное – чтобы крылатый ящер сумел оторваться от патруля, заметившего их в Назмире. Зверь, стоит отдать ему должное, летел во весь дух, без оглядки, и Натанос в который раз ощупал карман плаща: цел ли фиал, не вывалился ли, не канул ли в чащу джунглей? Ага, вот он. Убедившись в этом, Натанос для верности застегнул карман понадежнее.

Отступление… знакомо, знакомо. Нет, само по себе отступление Натаноса не раздражало. Куда досаднее было другое – неосмотрительность предводительницы мятежников, Апари, не заметившей приближения патруля зандалари.

– Используйте только их же стрелы! – крикнул Натанос.

Ветер услужливо донес его слова до темных следопытов, клином летевших следом. Прицел их оказался верен, и град ярко окрашенных стрел, с неумолимой точностью устремившихся вниз, выбил из седла одного зандалари, а за ним и другого. Оставшись ввосьмером, патрульные разом поумнели, поспешно свернули с тропы и помчались дальше, надежно укрытые густыми джунглями.

– Добраться до «Воя Банши» они не должны! – крикнула Сира, вырвавшаяся было вперед, но тут же придержавшая своего зверя, поджидая, пока Натанос не поравняется с ней. Ящер Сиры ритмично захлопал крыльями, зависая в воздухе. – Напрасно мы с этими бунтовщиками связались!

Натанос пригнул пониже голову, прячась от взглядов патрульных, преследовавших их по земле.

– Сворачиваем к югу. Тех гор по земле не перевалить.

Следопыты, провожавшие их на восток, к морю, сломали строй и с головокружительной скоростью устремились к пологу джунглей. Подобно жителям окрестных деревень, все они были одеты в грубое рваное тряпье, однако вблизи любой патрульный наверняка разглядел бы, что перед ним вовсе не тролли, бегущие к Южным морям.

– Проклятье! – выругался Натанос, опуская пониже капюшон невзрачного бурого плаща.

Из зарослей взвился в воздух точно такой же зверь, как и тот, что вез на себе Натаноса. Окутавшись тучей оборванных с веток листьев, он круто свернул в сторону Лелиас – темной следопытки, летевшей справа. Треклятые зандалари оказались друидами и приняли более подходящий к случаю облик.

– Сбить его! – заревел Натанос.

Сам он тоже выхватил из-за плеча лук и развернулся в седле, рискуя быть узнанным, или, что еще хуже, отправиться в долгий полет навстречу каменистым холмам внизу. Лелиас, присоединившись к нему, принялась осыпать зеленого крылатого зверя стрелами. Тетиву она натягивала и спускала с такой быстротой, что рука в воздухе зарябила, расплылась, и две последних стрелы вонзились в крылья преследователя. Подбитый зверь пронзительно вскрикнул, камнем полетел вниз и, странно замерцав, вновь превратился в тролля с торчащими из плеч древками стрел.

Сосредоточившись только на том, чтобы как можно скорее добраться до берега, Натанос потерял из виду Лелиас и остальных.

– Без толку, – процедила Сира. – Еще немного, и нас раскусят!

– Ни за что, – заверил ее Натанос. – Воля королевы должна быть исполнена. Лети вперед. Предупреди команду. Пусть ведут корабль в бухту и велят лучникам приготовиться.

– Вести корабль к берегу? Да ты в своем ли уме?

– Делай, что сказано!

Недовольство во взгляде Сиры нетрудно было заметить даже под низко опущенным капюшоном плаща, сквозь узкие прорези в забрале шлема. Приказы в этаком стиле Сира Лунный Страж неизменно принимала без всякой радости. Насколько Натанос мог судить, ее не радовало ничто на свете. Сира только и делала, что упрямо дулась да зло косилась на Натаноса, а приказаниям подчинялась только ради возможности сеять смерть в свое удовольствие. Злилась Сира на все вокруг – и на Натаноса, и на свою богиню, Элуну, и на весь мир, бросивший ее во тьме. Знакомое чувство… однако Натанос предпочел принять новое положение, воспользоваться им, стать сильнее. А вот кем и какой стала она? Трудно сказать, но, судя по наблюдениям, кроме собственной злости Сира знать ничего не желала. Глядя на нее, Натанос нередко задавался вопросом, в самом ли деле Сира верна Сильване, или ей требуется одно только кровопролитие – пьянящее, отвлекающее от мрачных мыслей, дарующее пусть мимолетное, но все-таки облегчение.

Еще раз, напоследок, полоснув его злобным взглядом, Сира повиновалась – оставила Натаноса позади, крутой спиралью устремилась вниз и, превратившись в темное пятнышко на синем холсте морских волн, помчалась к кораблю, стоявшему на якоре далеко-далеко от берега.

Натанос вгляделся в заросли в поисках остальных следопытов, но и они, и их преследователи успели миновать джунгли. Бой на открытом месте мог оказаться ошибкой. Если хоть кто-нибудь из зандалари решит отступить и сумеет уйти живым, их планам грозит полный провал… однако патрульные на своей земле и вряд ли пустятся в бегство, а между тем в прямом столкновении с темными следопытами на борту корабля им, пожалуй, не выстоять. Сунув два пальца в рот, Натанос трижды пронзительно свистнул. Темные следопыты устремились к нему и перестроились, оставив противника на опушке.

– Выманим их туда, на простор, – пояснил Натанос, указывая на берег внизу. – И чтоб ни один не ушел.

Дело решилось быстро, хотя и отнюдь не без грязи. Патрульные-зандалари – по-видимому, слишком увлекшиеся погоней и слишком гордые, чтоб повернуть назад – поступили именно так, как Натанос и ожидал. Клюнув на предложенную наживку, они покинули укрытия в джунглях и направили быстроногих ездовых ящеров вслед за Натаносом и его отрядом. Натанос снова припал к холке крылатого зверя, уклонившись от шальной стрелы, просвистевшей над ухом.