Цитаты из книг автора «Maureen Johnson»

На мгновение закрыв глаза, Магнус вспомнил Рафаэля. Того самого Рафаэля, которому он однажды оказал большую услугу; того самого Рафаэля, который, отдавая долг, умер за него. Магнус знал его с того дня, как Рафаэля укусили. Для мага он так и оставался надменным ребенком с железной волей – даже во все те долгие годы, когда де-факто возглавлял вампирский клан.

Например, Магнус почти всегда легко забывал Лайтвудов. Некоторые из этого рода ему нравились: Анна Лайтвуд с ее парадом несчастных юных дев; Кристофер Лайтвуд с его взрывами; сейчас вот Изабель, – но никто из Лайтвудов не тронул его сердце так, как некоторые другие Сумеречные охотники – Уилл Эрондейл, Генри Бранвелл или Клэри Фрей.

Это означает «да»… когда-нибудь, – закончил Магнус. – Для тебя, Алек, ответ всегда будет «да».

– Я тебя целовать не собираюсь, – выпалил Саймон. – Никогда. – Впервые слышу такие слова, – задумчиво проговорил Джейс. – Никто еще мне такого не говорил.

Магнус выпрямился. Когда очень высокий маг с кошачьими глазами выпрямляется, чтобы привлечь к себе внимание, это меняет всю атмосферу в комнате.

Саймон мог бы по пальцам перечесть свои встречи с Джемом Карстерсом. Тот, по-видимому, был такой же старый, как и его жена, Тереза Грей, – но они оба выглядели удивительно молодо для своих ста пятидесяти лет. Причем Тереза была очень даже ничего. Может, Джем тоже ничего? Саймон когда-то уже решил для себя, что он не особый ценитель мужской красоты. Но не странно ли это в принципе – что люди в два раза старше твоих бабушки и дедушки могут быть красивыми?

А вокруг стола восседали Магнус Бейн, Джем Карстерс, Катарина Лосс и Клэри

Ему повезло узнать этих людей. Повезло узнать, кем они стали для него, а он – для них: любимым, не забытым и не потерянным.

«Твой брат Марк передает тебе привет и желает счастья тебе и твоей любимой».

Северный ветер понемногу уносит его голос, а Закон, который он считал священным, не более свят, чем каракули ребенка на песке. Мы теперь смеемся над теми, кому казалось, что золотой век мог продлиться и дольше. Все хорошее ушло – и не вернется вновь.