– Слышать приходилось. И в Сундыре я бывал, это там рядом, – Зидан закивал, казалось, одними глазами. – Прямых автобусов, значит, нет?

– Нет, говорят.

– Ну, так слушай. В пять часов десять минут из Канаша выезжает автобус в Ельчики. Это как раз по пути в твою деревню. Ну, не совсем. Проедет мимо поворота на деревню, а там уж рядом.

Женька обрадовался, заулыбался. Хотел позвать сестер.

– Да погоди ты, – посмеиваясь, остановил его мужик. – Автобус-то сюда не заезжает, но по трассе, бывает, подбирает. На остановках. Так что надо вам из поселка-то выйти, пройти чуть по трассе к остановке. А там уж ловить. Только как следует.

Женек чуть растерялся. Надо было все это уложить в голове. Эх, где сестры застряли!

– Запомнил? – Зидан посмотрел на него чуть пристальнее. И глубже, что ли.

Только теперь малец заметил, что с его глазами происходит что-то странное. У мужчины не было зрачков. Вместо них золотилось и алело по солнцу в каждом глазу. Словно оно отражалось, но не снаружи, а изнутри. А вокруг, в радужке, подрагивающими язычками пылали лучи – и цвет их переходил из одного в другой. Песочный в янтарный, бронзовый в кофейный, бурый в огненный. И еще изумрудный и лазурный переливались у самой границы.

Таинственные очи сомкнулись. Моргнул и Женя. А когда картинка вернулась, Зидан смотрел уже в сторону.

– Ну, давай, беги. Не теряй время, – напутствовал он и встал. – И играй до свистка.

Женек было раскрыл рот, но услышал:

– Женя! Куда пошел?! Иди сюда!

Обернулся. Звала Оля. Катька стояла рядом надутая.

– Спасибо вам, – сказал он все же.

Но уже пустой скамейке.

– Оля! Оля! – поспешил он к сестре. – Там дядя один поделился, что в сторону деревни будет автобус.

Оля перебивать не стала. Он продолжил:

– Сказал, в пять-десять выезжает из Канаша, но сюда не сворачивает. Едет… кажется, в Ельчики, в общем, мимо поворота к деревне. Сказал, можно сесть на остановке вдоль трассы.

Вопрос от сестры еще не прозвучал, а Женька уже ответил:

– Сказал, надо выйти из Комсомольска к трассе, и там недалеко будет эта остановка.

– А номер какой? У автобуса… Не каждый же будем тормозить.

А вот на это ответа не было. Забыл уточнить, как-то не подумал. Он наудачу повернулся к скамейке. Та оказалась занята пожилой парой.

– Он не сказал, а я это… как-то не… – Оля не дослушала и быстрым шагом направилась в здание станции.

Исчезла в нем всего на минуту. Вышла, буквально выскочила, взволнованная.

– Двести сорок пять! Действительно, есть автобус. Эта дура, видите ли, забыла! – она подцепила сумку. – Только надо быстро. Он выезжает через пять минут. Так что шустро.

И зашагала, чуть кренясь на бок. Тут к ней подбежала Катька:

– Дай мне одну, – скромно, но решительно попросила. И взялась за ручку сумки. Оля отпустила ее, оставив себе вторую.

Подхватив ношу вдвоем, они засеменили по обочине. Женек дернул за лямки, тряхнул рюкзаком. Мол, и я не просто так, не налегке. И пристроился сзади.

– Двести сорок пятый в Ельчики не проезжал? – скрипучим от сухости голосом спросила Оля. И снова глубоко задышала.

Рядом покоилась сумка, и сидела на корточках Катька, опустив на нее уставшие руки. Женя тоже скинул рюкзак на землю. Футболка на спине промокла насквозь. Он отлепил ее от кожи и потряхивал.

Худая, низенькая женщина с огромным, большее ее, рюкзаком чуть пожала плечами:

– Вроде не было. Я другой жду, – зачем-то добавила еще.

– Нет-нет, не проезжал пока. Который пятичасовой, – отозвалась женщина, стоявшая тут же: моложе, наряднее и в солнечных очках. Она с милой улыбкой смотрела на взмокшую и растрепанную троицу.

Они успели.

Топча придорожную пыль. Прячась от палящего солнца в тени редких деревьев. Отдохнув лишь раз. Молча и не отвлекаясь, преодолели километр до трассы и еще сто метров до остановки. А может, больше. Или меньше с той же вероятностью. Оценка расстояния на глаз Женьку была мучительно не подвластна. Точно дальше, чем сходить в магазин № 26 в родном городе, дальше даже, чем на рынок – через овраг и широкий пустырь.

Помимо двух женщин, на остановке, сооруженной из бетонных плит, маялись в ожидании еще пятеро. Бабушка, вторая бабушка, третья со своим дедом. И мужик. Первые две сидели на лавке и быстро говорили на их древнем языке. Порывы ветра доносили обрывки, смешки и оханье. Дед да баба стояли там, где раньше была тень. Бабуля печально или задумчиво опиралась на клюку. Старик периодически заходился в приступе кашля, всякий раз поднося ко рту платок. И временами косился на мужика. Тот курил и на месте не стоял. Те же порывы ветра приносили горький запах сигарет.

Оля тем временем вытащила из сумки бутылку газировки. Когда она по очереди дошла в руки Женька, у остановки притормозил автобус. Большой, грязно-белый, с голубыми полосами вдоль корпуса. Оля встрепенулась еще минуту назад, всматривалась, напряженная, а затем отвернулась. Автобус остановила низенькая женщина с рюкзаком. Женя разглядел номер «234» и прочитал – «Чемурша». Кроме тетеньки, к отпрыгнувшей дверце автобуса поспешили бабульки с лавочки.

Газировка оказалась теплой и оттого не такой вкусной, как мечталось. Но от ощущения жидкости во рту и быстрых глотков все равно было приятно. Солнце сжалилось и зарылось в облака. Женщина, та, что молодая и нарядная, убрала с глаз солнечные очки и посадила их выше, как ободок или ушки. И Женек понял вдруг, что улыбаться можно и глазами. Он не сумел бы объяснить – как, но по-другому это назвать не мог. Женщина ему нравилась. Она была красивая и… Некоторое время подбирал верное слово. И… счастливая.

Автобус совсем не спешил. Трасса не смолкала ни на минуту. Ворчала, вздыхала, шипела. Но нужных слов – ругани тормозящего автобуса – до сих пор не произнесла.

Женька катал камешек по неровному асфальту. Он побаивался смотреть на Олю – от волнения и тревоги. Летом трястись от волнения не привык, потому что каникулы же, а не школа с ее контрольными и драчунами-старшаками. Однако веселье пропало, он злился на автобус.

Где тот пропадает? Вдруг его вообще не существует! Они сбежали сюда из Комсомольска из-за него. Не автобуса, а Женька. И он не сможет теперь, если ничего не выйдет, беззаботно повторить заученное: «Я ничего не знал, это не моя затея». Кажется, он начинал понимать Олю.

Еще и Катька подошла и шепнула:

– Зачем только так бежали, – затем округлила глаза и чуть громче: – А если придется тащиться обратно?

– Переночуем в подъезде, если что, – ляпнул Женек, думая успокоить.

– Была бы у нас машина, – заворчала Катя. – Сам представь. Сидишь свободно, никто не толкает, все свои. Поехали, приехали. Без постоянных пересадок.

– А прикинь, до деревни бы ходили троллейбусы.

– Фу, там сиденья неудобные, и останавливается на каждой остановке, – не вдохновилась идеей сестра.

– Зато я бесплатно бы ездил. Экономия, – засмеялся Женька. В его неполные тринадцать родители умудрялись провозить его в городе бесплатно как семилетнего. А все из-за его ста двадцати сантиметров роста.

Катька обернулась, потому что Оля метнулась к краю остановки. Приближался и угрожающе разбухал в размерах автобус. У обоих зрение было далеко не единица, в отличие от старшей. Когда оранжевый квадрат превратился в рыжую «буханку» ПАЗа, Оля старательно замахала рукой. Женя подбежал к сумкам, закинул рюкзак на плечи. Катя вернула газировку в сумку. Послышался стон тормозов. Оля махать перестала.

– Готовы? – спросила серьезно и как-то строго. Оглядела погодок и подхватила сумку.

Автобус остановился. К отъехавшей с хлопком дверце первой успела та милая женщина, из багажа у нее была лишь удобная аккуратная сумка на длинном ремешке. Мужик, изучив «лоб» ПАЗа, резко отвернулся и рассерженно швырнул докуренную сигарету.

Оля поднялась на одну ступеньку и спросила:

– Довезете до поворота на Нюргещи?

– Куда? – усмехнулся водитель.

– Нюргещи, деревня такая, – растерялась Оля. – По пути там у вас будет поворот, и мы слезем.

Мужик задумчиво нахмурил брови, но слабая улыбка осталась.

– Да второй поворот. После ельчикского. Не к Шептахам, на Сундырь, – решил объяснить мужичок с сиденья у двери, усатый, пухлый, в слишком маленькой для него кепке, и тут же обратился к Оле: – Довезет, довезет. Залезайте.

Лицо водителя разгладилось, и он закивал:

– А-а, на Сундырь. Ну, можно, да. Хорошо, – принял деньги от женщины, бормоча: – Нюргещи… Так-то знакомое, но…

Оля забралась в салон, Катя с Женей заскочили на ступеньки. Дальше можно было не толкаться, проход между сиденьями оказался занят. Оля кое-как пристроила сумку. Дверца за спинами крякнула и закрылась.

Когда тронулись и разогнались, Оля обернулась и, подбадривая, улыбнулась малышне, теснящейся у двери. Затем, уточнив у водителя, заплатила нужную сумму. Женек стоял спиной к дверце, а в лобовое стекло видел в основном небо. А хотелось дорогу. Было скучно. И ощущалась уже усталость в ногах.

Он развлекал себя, прислушиваясь к стараниям автобуса. Тот кряхтел на редких асфальтовых волнах, чавкал и отхаркивался, когда шофер дергал рычаг, и напряженно мычал, набирая скорость. Женьку даже подумалось – может, «пазики» сразу старики? Наверное, их сразу собирают такими – озвучивающими свое каждое дающееся с трудом движение.

Еще ему понравилась связка флажков, висевшая у верхнего края лобового стекла. Разноцветные флажки были треугольные, и их связка, натянутая дугой, напоминала ожерелья индейцев из перьев. Женя узнал флаги России и Франции, потому что они похожи, Португалии, потому что болел за их команду на «Евро-2000», и еще Испании, потому что болел за «Реал Мадрид», а это испанский клуб. Также, кажется, признал немецкий флаг, но был не уверен.

Катю больше занимали пассажиры. Она стояла выше и видела больше. Один раз пригнулась к Жене и, загадочно улыбаясь, прошептала:

– Угадай, на кого похож этот дядька? – и скосила глаза на того полного усатого мужика, подсказавшего про поворот.

Женька повернул голову и уставился на него, отчего тут же получил толчок локтем от Кати. И он глупо направил взгляд в потолок и медленно, по-прежнему с закатанными глазами обернулся обратно. Сестрица, кивнув, подставила ухо.

– Не знай… На кота, что ль, из «Попугая Кеши»? – предложил он. У мужика, в самом деле, имелись подтяжки.

Катя даже округлила глаза и довольно заулыбалась:

– Ага, точно. Но больше на Рокфора из «Чипа и Дейла», – и хохотнула.

Женек тоже посмеялся. В самом деле – похож. Катька опять опустилась ближе к нему:

– Там еще дальше Ельцин сидит, – и весело закивала.

Но увидеть бывшего президента, решившего погостить в Ельчиках, у Жени не получилось. Оля нагнулась к водителю, тот замахал головой:

– Да-да, этот. Угу, здесь.

И автобус затормозил. Оля, схватив сумку, повернулась к Жене и Кате:

– Выходим.

Дверца пружинисто отскочила. Женька спрыгнул на асфальт. Вылезла Катя. Потянулась к сумке. Вместе с Олей они выгрузили ее. Оля обернулась к водителю:

– Спасибо большое!

– Спасибо! – крикнула и Катя.

Женек тоже поспешил заглянуть в кабину. Теперь ничто не загораживало ему водителя, и он, в один миг позабыв про «спасибо», увидел и узнал, или только показалось – мог ли он со своим зрением это разглядеть?.. Те же глаза со спрятанным в них солнцем и радужным огнем.

Но затем мужик с неизменной зидановской улыбкой произнес:

– Дальше сам, пацан. Мяч твой, но в «девятку», знаешь, не цель, – отвернулся к рулю и глянул куда-то вверх. – А дождь это не плохо.

«Пазик» кашлянул, захрипел. И тронулся. Дверца по-вратарски прикрыла угол.

Осталось самое простое – дойти.

И самое интересное, подумалось тут же. Автобус привез их туда, куда Женя обещал. Он никого не подвел, и от этого стало легко. И весело – от того, что им предстояло настоящее путешествие. От слова «шествие». Или «путь»?

Они стояли прямо в центре треугольника, пыльного, бледного, очерченного трассой и развилкой дороги, упирающейся в нее. Остроконечная вершина указывала стрелкой путь. Оля взвалила на плечо сумку. Последовало и шествие.

Троица вошла в высокие, просто исполинские ворота в зеленой ветвистой стене, тянущейся вдоль трассы. Серое полотно, сужаясь, уходило вдаль. И где-то там, далеко – не разглядеть – упиралось в другие ворота, за лазурной синевой которых дом, семья и новый день. Дорога плавно петляла и так же плавно шла волной. Они оказались на одном из ее гребней и теперь медленно спускались. Одной ногой шаркая по асфальту, другой топча пыль обочины. Сперва Оля, за ней Катя и замыкающим Женек Голова – Волчок.

Справа, слева – поля. Кругом поля. До самого горизонта. А дойдешь до горизонта – и там поля. Ровным золотом. Дикой зеленью. И бурым молчанием. Раскинулись и манят свернуть на несколько веков назад. И пройти странником от края до бескрайности.

И вроде скука. Уж поле видел каждый. И не одно. Сколько нужно минут на полюбоваться? А дальше что? Созерцание – дело тренировки. Оно идет от понимания. Вряд ли Женьку оно было доступно, зато он знал, что и каждое из этих полей людей видело куда больше. Больше – и в краткий момент времени, и с начала времен. Созерцало и рождение одних, и смерть других. И, наверно, это тоже было скучно.

Но Голова – Волчок не скучал.

На дорогу вдруг вылетел всадник на гнедом скакуне. Копыта зацокали в танце. Наездник в черной папахе и алом бешмете натянул поводья. Резвый конь вскочил на дыбы. Красиво и величаво. Совсем как в «Неуловимых мстителях». В следующий миг ездок погнал прочь. И переливающаяся, змеящаяся на ветру пшеница превратилась в степной ковыль. И всадник ринулся стрелой, перечеркивая степь. Вдаль, к самому краю неба. Женек устремился следом. И чувствовал скорость, слышал свист ветра, и гулкий бой копыт о землю, и дыхание коня, и зов всадника – быстрей! Он спешил. Или просто жаждал ощутить простор.

Но вот вой ветра перешел в свист пуль и снарядов, топот копыт – в залпы и взрывы. И не было больше ни ковыля, ни пшеницы, лишь сырая земля, вспаханная гусеницами, воронками и окопами. А с ближайшей высотки темными пирамидками ползли вражеские танки. И комья земли взметались фонтанами. И слышно было, как кричали. Но уже не «быстрей!» – это, скорее, шептали, – а голосили, подхватывая друг от друга: «Ура!»

Видел Женя еще и мужиков в белых рубахах, мерно свистящих косами, и женщин с серпами. Повернул голову, а там, посреди широкого бархатистого лоскута, огромные знаки. Круги, полумесяцы, дуги – послания пришельцев. Затем вдруг дрожь под ногами, и облако пыли, растущее и приближающееся, как и раскатистый гром. И Женька знал – смотрел «В мире животных» – это дикое стадо буйволов тучей несется.

Вот что такое поля. Но ничего этого не было раньше – в окошко автобуса.

Он вернулся на асфальт. Прямо перед ним – спины сестер, а вдали, где кончался склон, показалась деревенька и просвечивало между домами озеро. Прогремело вновь. Приглушенно, словно прощаясь. А на деле – предупреждая. Женек глянул от поля вверх. Подуставшее солнце безнадежно окружали тучи. Тяжелые и воинственные, они занимали уже весь северо-западный фронт.

– Грозы нам только не хватало, – усмехнулась Оля, остановившись передохнуть. Нагнулась к сумке.

Дождь это не плохо, вспомнил Женя. Как бы не так!

– Далеко еще? – печально спросила Катя

– А то сама не знаешь, – буркнула Оля. Выпрямилась и сделала несколько глотков из бутылки. Затем добавила: – Спуститься, подняться, пройти еще вдоль тех деревьев, а потом еще столько же.

– Издеваешься! Мы так до ночи будем переться, – заворчала Катька, принимая от нее «газировку». – И чего нас никто не подвезет?

– Да-а, неплохо бы, – Оля глянула вдоль дороги. Назад, вперед.

Машин не было. Ни одной