Лариса собиралась на дачу. Майские праздники она терпеть не могла. Ничего нового они не обещали. На соседнем участке опять соберется многочисленная семья. Они разделили двенадцать соток на много крошечных огрызков, по числу родственников-наследников, на каждом поставили стол, стулья и сколотили домишки. Друг от друга отгородились зарослями малины, которая никогда не давала ягод. Но родственники думали, что, как всегда, не успели – опять первой обобрала невестка или сноха, та, которая по ту сторону кустарника. Но на майские праздники они неизменно устраивали примирение – сдвигали свои столы в один под двумя яблонями, которые плодоносили, как могли, маленькими кислыми яблочками, и жарили шашлыки. Кто-нибудь из зятьев включал в машине с открытыми дверями радио. Музыка орала, соседи напивались, бурно выясняли отношения, вспоминали малину и ненавидели друг друга до следующих майских праздников.
Ларису, как соседку, всегда звали в гости. Отказаться было невозможно – себе дороже. Она приходила, садилась на стул с продавленным сиденьем и погружалась в чужую личную жизнь. В середине ужина зять хозяина участка, Витька, начинал к ней приставать. Его жена немедленно устраивала истерику. Это продолжалось из года в год, как запланированный аттракцион. Ничего не менялось – все шло по старому сценарию. Витька придвигался на стуле к Ларисе и клал ей на коленку свою огромную лапищу. Лариса аккуратно убирала лапу, Витька хохотал и со второго захода пытался залезть уже под юбку. Лариса однажды надела джинсы, и Витька на минуту впал в ступор. Но не растерялся и полез ей под кофту, нашаривая грудь.
– Ах ты, сволочь! – начинала кричать жена Витьки.
Для продолжения отношений Лариса была им больше не нужна. Каждый год в мае они собирались разводиться, каждый год Витька садился в машину и уезжал в соседнее село, где около магазина продолжал напиваться с мужиками. А жена стояла около ворот и причитала, что муж обязательно разобьется.
Единственное, что примиряло Ларису с дачей, так это местный крохотный рыночек, на который она любила ездить. Там продавались домашний творог, хорошее мясо, квашеная капуста. Лариса покупала молодой чеснок, зеленую фасоль с прозрачной кожицей, черемшу, запах которой всегда любила.
Она ведь могла и не ехать на дачу. Остаться в Москве, смотреть телевизор, гулять в парке. Но что-то ее тянуло туда, к соседям, к запаху шашлыка – ритуал, который она боялась нарушить. Такой же, как шампанское на Новый год, от которого у нее начинались изжога и головная боль. Так же и сейчас – она ела непрожаренные или подгоревшие шашлыки, бог знает сколько времени пролежавшие в уксусе, пила с соседями водку, отдающую сивухой, и занюхивала веткой петрушки.
В этот раз все начиналось как обычно. За забором соседи сдвигали столы. Горел мангал. Женщины бегали из дома в дом с тарелками и тазиками.
– Лариска, мы тебя ждем! – крикнул из-за забора Витька и хохотнул.
Лариса села в машину и поехала на рынок.
Она купила творог, зелень и мясо. Уже на выходе обернулась, увидев незнакомую надпись: «Говяжьи яйца».
– Здравствуйте, – подошла Лариса к продавщице, – а яйца дорогие?
– По сто пятьдесят рублей.
– А почему так дорого?
– Да не дорого. Берите. Наоборот, отдаю подешевле. Перед праздниками продать надо.
– А они вкусные?
– Очень. Свеженькие! Берите, не пожалеете.
Лариса стояла в раздумье. Она все еще не могла понять, почему яйца называются говяжьими. «Наверное, куриц кормят мясом, и они несут яйца со вкусом говядины. Получается, что так, – решила Лариса. – Но неужели курицы едят мясо? Они же вроде травоядные, а не плотоядные. Интересно, а это не вредно?»
– А яйца у вас крупные или мелкие? – спросила Лариса продавщицу.
– Средние, – ответила та. – Но могу вам выбрать те, что побольше. Брать будете?
– Давайте десяток. Только в два лотка, и резинкой перетяните, чтобы они у меня не побились, – попросила Лариса.
– Кто не побились? – не поняла продавщица.
– Так яйца же.
Они еще долго смотрели друг на друга. До обеих дошло одновременно. Лариса покраснела, а продавщица начала хохотать.
– Ну вы даете! – Она даже икать стала от смеха.
– Это вы даете. Почему вы написали «говяжьи яйца»? Говядина же женщина.
– Кто – женщина? – перестала смеяться продавщица.
– Говядина! – ответила Лариса, начиная злиться. – У нее яиц быть не может. Мужчина – это бык! А их ребенок – теленок!
– Чей ребенок? – не поняла продавщица.
– Говядины и быка!
– Что вы мне голову морочите? – продавщица тоже начала нервничать. – Я же для вас это пишу! Чтобы красиво было! Все для вас – для покупателей! Бычьи яйца – некрасиво, а говяжьи – очень… как это… интеллигентно, вот! А телятины у меня нет! Так брать будете?
– Не буду, – обиделась Лариса. – Напишите правильно, тогда возьму.
Она развернулась и гордо пошла к машине.
– Тьфу ты, ну не дура ли? – крикнула ей вслед продавщица. – Замуж выйди, тогда начнешь в яйцах разбираться!
– А при чем тут замужество? – взбеленилась Лариса. – К грамматике русского языка это не имеет никакого отношения!
– Зато к жизни имеет! – не задержалась с ответом продавщица.
Лариса вернулась домой. У соседей уже расселись.
– Лариска! Только тебя ждем! – крикнул ей Витька.
Она села за стол, выпила водки и решила нарушить соседскую традицию длинных тостов:
– Давайте уже выпьем. – И рассказала про говяжьи яйца – ей нужно было с кем-то поделиться.
– Вроде интеллигентная женщина, – тихо сказала сноха хозяина. – А такие неприличные истории рассказываете.
– А я и не знал, что ты такая… – Витька положил Ларисе руку на коленку раньше времени. – Только я не понял, в чем прикол-то? Ты это с намеком рассказала? Так я и по-простому пойму, – зашептал он ей на ухо.
– Ах ты, сволочь! – закричала Витькина жена.
Дальше все шло по привычному сценарию майских праздников.
Зинаида Афанасьевна шла по деревне и строго смотрела по сторонам своим одним глазом. Ее здесь уважали и побаивались – старуха могла и клюкой огреть, а рука у нее была тяжелая не по годам. Да и за словом в карман не лезла – могла и матюкнуться так, что у местных алкоголиков дар речи терялся. И молодую соседку – нагловатую и хамоватую – могла приложить так, что та сразу начинала плакать и впредь старалась помалкивать.
Зинаида Афанасьевна пользовалась своим положением – слепой немощной старухи, которой все сходит с рук, хотя на самом деле она была доброй, справедливой, по-девичьи смешливой. Любила и водочки выпить, и закусить вкусно, и разговоров умных послушать. Людей любила особенных, отличных от других. Тех, кто «с придурью», как говорили у них в деревне. Пускала к себе дачников на лето – то художника, который рисовал тусклые пейзажи, то непризнанного поэта, который читал ей по вечерам стихи – бездарные, плохие до омерзения. Однако оба были хорошими, добрыми мужиками – никчемными, неустроенными, бессемейными, но незлобивыми, искренними, что Зинаида Афанасьевна считала главным критерием.
Жила она в огромном доме почти на самом берегу реки. Когда-то до их деревни даже рейсовый автобус не доходил. Нужно было пять километров добираться на велосипеде или пешком, чтобы погрузиться в дряхлый, разваливающийся, рычащий и пышущий жаром из-под капота автобусик – иначе не попадешь ни в магазин, ни в поликлинику. И трястись на нем по лесной дороге, собирая любителей ягод и не очень трезвых грибников.
А потом деревня вдруг стала золотым местом. В нее потянулись разбогатевшие дельцы, скупая дома и землю – тут и вид из окна, и рыбалка роскошная, и воздух от сосен, и за отдельную плату – охота.
Дома скупали партиями. Ломали до основания лачуги и деревянные, полусгнившие избушки, в рекордные сроки выстраивая на их месте дворцы за заборами.
Приходили и к Зинаиде Афанасьевне. Предлагали большие деньги. Очень большие – можно было купить квартирку в соседнем городке, где и канализация, и центральное отопление, и поликлиника в двух шагах. Но Зинаида Афанасьевна уперлась, как упиралась всегда, когда на нее давили. Упрямая была старуха. Еще с молодости такая.
Один молодой бизнесмен решил бабулю припугнуть – пообещал домик ее сжечь вместе с ней. Зинаида Афанасьевна ухмыльнулась и, забравшись на старый велосипедик, еще мужнин, поехала в отделение милиции, где работал Славка, соседкин сын, которого Зинаида Афанасьевна помнила еще младенцем и гоняла по деревне крапивой.
Славка, как увидел Зинаиду Афанасьевну, сразу же заерзал в кресле, вспомнив, как горела попа после удара крапивой, и пообещал защитить и «разобраться». Зинаида Афанасьевна зыркнула на него своим единственным глазом и угостила пирожками с яблоками, которые тот любил с детства.
Славка не подвел – молодого бизнесмена посадили за мошенничество в крупных размерах. Тот так и не узнал, что именно Зинаида Афанасьевна привлекла к нему внимание правоохранительных органов. Думал, конкуренты заказали.
Но больше с предложением продать дом к Зинаиде Афанасьевне никто не обращался. Прошел слух, что одноглазая бабка – ведьма и от нее лучше держаться подальше, а то и в «казенный дом» попадешь.
В новостройки, которые выросли рядом с домом Зинаиды Афанасьевны, новые жильцы привезли жен, детей и закрыли их за высокими заборами. Но жены и дети потихоньку начали выползать, выходить и рано или поздно оказывались на участке Зинаиды Афанасьевны. Жены приходили за молоком – она держала трех коз. Дети обожали играть с ее собакой – здоровенной дворнягой Пушком, не пойми каких кровей, которая позволяла таскать себя за хвост, лезть в пасть и садиться на загривок.
Бабулю уважали. Женщины делились с ней горестями, и у Зинаиды Афанасьевны всегда находился дельный совет. Она никого не осуждала, верила в настоящую любовь и обладала не по годам свободными взглядами. Даже когда соседка Ленка, пряча глаза и смущаясь, попросила на пару часиков приглядеть за сынишкой, Зинаида Афанасьевна только хмыкнула, и в глазу засверкали хулиганские искорки. Она все про всех знала, но никому ничего не рассказывала: хранила чужие тайны и всегда могла сослаться на плохое зрение – ничего не видела.
Эта самая Ленка крутила роман втайне от мужа. Зинаида Афанасьевна поняла это сразу. Ленка, которая выскочила замуж за деньги, за большие деньги, и сразу же родила сына, была хорошей женщиной. Наивной, дурной, влюбчивой, но хорошей. Мужа она терпеть не могла, но смирилась – и вот вдруг влюбилась. Да так сильно, что не оторвать. Трепыхала, горела, умирала от любви. И убежала бы, куда глаза глядят, если бы не сын, которого муж пообещал у нее отобрать, если она хоть раз посмотрит на сторону.
Ленка мучилась, сгорала, спадала с лица и не знала, что делать и как жить дальше.
Зинаида Афанасьевна, с полгода посмотрев на ее страдания, на то, как она сходит с ума и спивается по вечерам, тихо вмешалась. Позвала Ленкиного мужа на чаек, посидела с ним часик, и тот дал развод. И сына оставил.
Что сказала Ленкиному мужу Зинаида, какие нашла слова, так никто и не узнал. Ленка целовала Зинаиде Афанасьевне руки, готова была мыть ей ноги и пить воду. Она потом еще много лет приезжала к ней с подарками и очень скоро привезла показать новорожденную дочку. Ленка светилась счастьем, а за Зинаидой Афанасьевной закрепилась слава колдуньи, но доброй, хорошей, которая по женской части – судьбу устроит, отведет несчастье, приворожит. Зинаида Афанасьевна только ухмылялась.
На самом деле Ленкиного мужа и не пришлось уговаривать. Тот тоже был не без греха – крутил роман на стороне, собирался разводиться, только не знал, как сказать да как бы избежать проблем и истерик. Но Зинаида Афанасьевна про истерики не поверила, а вот проблема была одна – муж боялся, что Ленка при разводе отсудит не только часть дома, но и часть бизнеса. А вот бизнес он отдавать никак не хотел. Да и суды Ленкиному мужу были совсем некстати. Зинаида Афанасьевна кивнула и сказала:
– Она не будет претендовать на бизнес, а ты не отберешь у нее сына, станешь самым лучшим воскресным отцом на свете и алименты – в срок, нормальные. – И на всякий случай пригрозила: – Если поскупишься, на ребенка не дашь или еще что устроишь, так я вмешаюсь, понял. Ты же помнишь, что с тем мужиком случилось, который мой дом хотел купить?
Ленкин муж кивнул и согласился.
Так что Зинаида Афанасьевна особо ничего и не сделала. Она просто очень долго жила на этом свете и очень хорошо знала человеческую натуру – слабую, трусливую, грешную и тщеславную. Время шло, а люди не менялись.
Но никто так и не решался спросить, где она потеряла глаз и как так вышло. Только Ленке она рассказала эту историю, поддавшись порыву, когда та, засучив рукава дорогого платья, вымыла начисто ей пол в доме, перемыла окна и нагладила белье. Они сидели в саду, Ленкин сын обнимался с Пушком, а дочка спала в коляске. Было безветренно и как-то удивительно хорошо. Новый Ленкин муж умело рубил дрова, складывая их в аккуратную поленницу. В такие моменты хочется или молчать, или говорить о сокровенном.
Зинаида Афанасьевна родилась где-то под Калугой, в бедной семье – пятеро детей, нищета, голытьба. Зина, старшая из дочерей, тихая, работящая девочка, красивая, с роскошными волосами, большими карими глазами, с раннего детства была приучена к тяжелому труду – носила воду, следила за младшими детьми, готовила. Когда ей было семь лет, ее ударила копытом взбеленившаяся ни с того ни с сего лошадь. Кобыла была отцовская любимица – Зорька. Зина кормила ее морковкой и сахаром, обтирала мягкой щеткой и расчесывала гриву. Была она старая, но умная, добрая, послушная. Что на нее вдруг нашло? Какая вожжа под хвост попала?
О проекте
О подписке