Вика думала, что и водитель, и его жена будут ждать ее в машине. Но они пошли за ней следом. Жена водителя свернула направо, Вика налево, а водитель пошел прямо. Через некоторое время Вика потеряла их из виду.

Она стояла на полянке и не знала, что делать дальше. Не чувствовала ничего, кроме досады, и уже обдумывала, как будет оправдываться перед бабулей – не смогла найти могилу. Облазила все кладбище, и безрезультатно.

– Позвони, – сказал вдруг водитель, не поворачивая головы и по-прежнему внимательно разглядывая горизонт.

Вика даже не сразу поняла, что это он ей говорит.

– У меня телефон не ловит, – ответила она, доставая последнюю модель модного телефона, совершенно бесполезного здесь. Едва они выехали из города, связь оборвалась.

– С моего позвони. – Он дал ей свой мобильный. Такой модели она никогда не видела, как никогда не видела уличного туалета с выгребной ямой. Удивительно, но телефон работал, и прекрасно. Вика набрала номер и слушала гудки так, как будто произошло чудо.

– Бабуль, это я, да, на кладбище, не могу найти могилу. Ты не помнишь, где она? – Вика говорила не так, как обычно разговаривала с бабулей. Она не хотела, чтобы та волновалась, но не могла скрыть усталости и некоторого раздражения от самой себя из-за того, что ее затея оказалась провальной. Ее раздражал даже водитель, такой спокойный и равнодушный. Да еще и молчаливый! И куда, интересно, пропала его жена? Все-таки, как женщина, она могла бы хотя бы пообщаться Викой.

– Там есть дом?! – закричала в трубку бабуля. Она всегда кричала, когда разговаривала по телефону, хотя слышала прекрасно, но была убеждена, что по телефону нужно непременно кричать.

– Да, есть, – Вика увидела маленький домик, который тоже был заброшенным и давно нежилым, как и здание вокзала.

– Слева от дома. Налево. Одно окно дома прямо на могилу смотрит. Там есть окно? Почему ты не можешь найти? – бабуля все-таки начала нервничать. – Ты там одна?

– Нет, мне помогают, я тебе перезвоню. – Вика дала отбой и отдала телефон водителю. – Бабуля сказала, что слева от здания.

– Я слышал, – ответил он. – Там нет, я все посмотрел.

– Не знаю, что делать. Надо возвращаться, наверное, – сказала Вика. – Бабуля не хотела, чтобы я сюда приезжала. И сама не ездила. Как похоронила дедушку, так больше не приезжала. Не могла или не хотела. А я вот тоже опоздала. Наверное, могилы уже давно нет.

Слова, что бабуля не хотела приезжать на кладбище, Вика произнесла невольно, сами с языка слетели. Но вдруг она ясно осознала, что бабуля и вправду все эти годы, прошедшие после смерти деда, не хотела, именно не хотела сюда возвращаться. Да, говорила, что не может, не выдержит, умрет по дороге, но на самом деле не хотела. Вдруг это стало так очевидно, что Вика удивилась, как не додумалась до этого раньше. Бабуля так неразрывно была связана с дедом, со своим единственным мужем, и при этом так мало о нем рассказывала, что Вике и в голову не приходило, что она хранила какие-то тайны и у нее могли быть веские причины, чтобы не вспоминать о покойном супруге.

У мужчины зазвонил телефон. Он слушал и отвечал коротко «да», «нет», «хорошо».

Поговорив, аккуратно убрал телефон в карман.

– Это звонила бабуля? – спросила Вика, заранее зная ответ.

– Да, – кивнул водитель.

– И что она сказала?

– Чтобы я о вас позаботился. И отвез домой. У нее красивый голос.

– Да, это все говорят, – улыбнулась Вика.

У бабули даже в старости сохранился грудной, чуть хрипловатый низкий голос. Совсем молодой. Вика еще в детстве любила слушать, как она читает ей сказки. И слушала не ради того, чтобы узнать про дракона или принцессу, а ради бабулиного голоса. Она могла слушать что угодно, лишь бы читала бабуля. Впрочем, судя по фотографиям, бабушка в молодости была писаной красавицей. Вика даже ей завидовала и удивлялась – почему ей не передались бабулины брови, высокие скулы, густые волосы, длинные ноги. Вика была в отца – низкорослая, коренастая, ширококостная. Впрочем, по-своему милая и даже очаровательная, но все же ей было далеко до бабулиной красоты. Да и Викина мама была не так уж хороша собой. Как будто все отпущенные природой прелести достались именно бабуле, враз растратив выданную на несколько поколений красоту.

Водитель смотрел куда-то вдаль. Вика проследила за его взглядом, пытаясь разглядеть на горизонте то удивительное, что так привлекало его внимание.

– Поедем назад? – спросила она, не разглядев ничего особенного.

– Не надо спешить. Нужно подождать, – ответил водитель.

Вика непроизвольно состроила гримасу – чего ждать, кого, зачем?

И вдруг она услышала голоса. Совсем рядом. Жена водителя с кем-то разговаривала, с женщиной. Судя по всему, они стояли совсем рядом, за кустарником. Но добраться до них было невозможно – Вика побежала назад по тропинке, надеясь, что голоса не смолкнут. Она свернула левее и вдруг оказалась на участке, который до этого не видела, – чистенький, новый участок, состоящий из десятка ухоженных могил. Здесь были протоптаны аккуратные тропинки, не было сорняков, а ограды сияли свежей краской. Около одной из могил стояли девочка и мальчик. Девочке было лет десять, а мальчику на вид – лет шесть. Девочка вытирала тряпочкой скромную плиту, а мальчик носил воду из колонки. Дети посмотрели на Вику с интересом, но от работы не отвлеклись. Вика стояла и смотрела, как девочка аккуратно и ловко выжимает тряпку, и удивлялась ее спокойствию, размеренности движений.

К девочке подошла пожилая женщина и указала, где еще нужно протереть. Жена водителя помахала Вике рукой.

Бабуля была против присутствия детей на кладбище. Она была убеждена, что детям там не место. И никому не место, говоря откровенно. Бабуля терпеть не могла похороны, на которые ее звали с завидной регулярностью. Она всегда по этому поводу шутила, считая, что в свои годы имеет полное право шутить на тему смерти.

– Опять получила приглашение, – сообщала она Вике, – вынуждена отказать. На свадьбу бы пошла, но никто не зовет. Никто не женится, все только умирают.

– А кто умер?

– Лена. Соседка с третьего этажа.

– Так вы же с ней дружили столько лет. Не пойдешь?

– Не пойду. Она знала, что я не пойду. Я ее поставила в известность еще при жизни. Так что она на меня «не рассчитывает», – улыбнулась бабуля. – Не нужно все это ни ей, ни мне. Я ее и так помнить буду.

Когда умер дедушка, бабуля уехала его хоронить одна. Даже дочь, Викину мать, не взяла. Впрочем, та и не особо рвалась. У матери Вики отношения с родителями были напряженными – они общались на расстоянии, жить вместе никогда не могли. Зато Вика обожала бабулю, которая была ей и лучшей подругой, и главным советчиком. Бабуля была для Вики ближе матери. Даже сейчас, когда Вика выросла, с бабулей она разговаривала и виделась чаще, чем с мамой.

О том, что дедушка умер, Вика узнала спустя года два после его смерти и долго не могла понять, почему бабуля скрыла это от нее.

– А зачем тебе было знать? Что бы это изменило? – удивилась бабуля, когда Вика заявила, что должна знать правду.

– Но ведь он был моим дедушкой! – Вика чувствовала себя обманутой.

– И что? Он умер. Ты его хоть помнишь?

– Помню! Очень хорошо помню!

И вот здесь Вика бабулю обманула. Да и себя, наверное, тоже. Ей только казалось, что она хорошо помнила дедушку. На самом деле она помнила его по рассказам бабули. С ее слов, дедушка брал маленькую Вику на рыбалку, водил в лес собирать грибы, подарил трехколесный велосипед и большую куклу. В Викиной памяти остались велосипед и кукла, грибы в лукошке, но дедушки в воспоминаниях не было – ни его лица, ни фигуры, ни слов. Впрочем, для Вики главным человеком оставалась бабуля. Даже мама была вынужденной заменой бабули, а не наоборот. Бабуля заменила Вике всех родственников, вместе взятых, включая скоропостижно скончавшегося отца.

– Она знает, где могила, – сказала Вике жена водителя.

– Здравствуйте. – Вика поздоровалась с той самой пожилой женщиной, которая с внуками убирала могилу. По виду она была ровесницей бабули.

– Здравствуйте, – ответила женщина вполне приветливо, – вы какую могилу ищете?

– Королева Петра Борисовича.

– Да, есть здесь такой. А вы ему кто? – Женщина поставила ведро с водой, потом снова подняла его и схватила тряпку.

– Внучка.

– Внучка? – Женщина опять поставила ведро и прижала тряпку к груди.

– Да. Только я могилу дедушки не могу найти. Бабуле я только что звонила, она сказала, что от здания налево нужно идти. Но там нет. Мы здесь уже давно ходим. Уже уезжать собрались.

– Вот здесь есть проход, сюда, направо. Пойдемте со мной, покажу. Только у меня память плохая, старая я уже. Может, и не вспомню, где точно. Тут много могил. Я на кладбище часто прихожу, вот и знаю все. Почти все.

Женщина уверенно свернула на дорожку и повернула направо.

– Вот, кажется, здесь. Но точно не помню, – сказала она и показала на несколько надгробий.

Вика сразу же увидела могилу деда. Не так уж сильно она была заброшена, и плита даже сквозь деревья и вьюн была видна прекрасно. Женщина не отходила, а стояла рядом, как будто охраняя могилу от чужих.

– А бабушка ваша тоже приехала? – спросила наконец женщина.

– Бабуля? Нет. Ей тяжело ездить, – ответила Вика. – Я и за нее, и за себя приехала. А вы их знали? Моих дедушку и бабушку?

– У нас тут все друг друга знают, – смутилась женщина и суетливо начала собирать тряпки, тяпку, ведра. – Ну, мне пора. Выход найдете сами.

– Подождите! А к кому можно обратиться? Понимаете, я про деда почти совсем ничего не знаю. Может, кто-нибудь еще помнит, какой он был? Вы не знаете? Может, с кем он общался. Подскажите.

– А бабушка ваша ничего не рассказывала?

– Рассказывала. Но мне хочется узнать от людей, кто его помнит. Кто-нибудь еще жив?

– Жив, – ухмыльнулась женщина. – Захаров, Дмитрий Иванович. Жив, здоров. Работал вместе с Петром Борисовичем. Они и в школе вместе учились. За одной партой сидели.

– А где его найти? Где он живет?

– Недалеко тут – как выйдете с кладбища, до первого поворота и направо. Второй дом. Только вряд ли он вас примет. Тоже уже старый стал. И память плохая. Лучше его не беспокоить. Вы уезжайте. У нас тут не очень любят про покойных вспоминать. Ведь или хорошо, или ничего, правильно? И мне давно пора.

– А дед какой был? – спросила Вика уже вдогонку женщине. – Вы его знали, видели?

– Знала. Видела, – ответила женщина. Она явно подбирала слова и отводила взгляд. – Боевой был Петр Борисович. Работник хороший. Но больше ничего не помню. Уж извините. Пойдем мы. Уже жарко, сажать ничего нельзя сейчас, сгорит все. – Женщина заспешила назад, к внукам.

– Спасибо огромное, – поблагодарила ее Вика, хотя и была расстроена. Женщина явно знала больше, чем говорила. И память у нее была отличная. Только не захотела рассказывать.

Женщина окликнула внуков и вышла через другие ворота. Оказалось, что на кладбище можно зайти с другой стороны, с черного хода, если таковой вообще можно представить на кладбище, – неплотно задвинутые ворота, буквально в ширину человеческого тела. И сразу же – вытоптанная тропинка, ведущая к недавним захоронениям. А тем, центральным входом, через который вошла Вика, давно никто не пользовался. Бабуля Вике про этот, ближний вход ничего не рассказывала. Да и направление указала неверное. Вика стояла рядом с могилой деда и думала о том, почему бабуля отправила ее по ложному следу. Неужели надеялась, что Вика не найдет?

Вика дотронулась рукой до ограды – краска давно облезла – и ничего не почувствовала. Она не узнала деда по портрету, который был выбит на гранитной плите. Ничего знакомого, ни одной черты лица, ничего родного. Посторонний человек. Вика не почувствовала ни трепета, ни подступивших к горлу слез. Ничего не екнуло в душе, не дрогнуло сердце. Ей было даже неловко от того, что она не испытала ничего из того, что положено испытывать на кладбище, стоя рядом с могилой родного человека.

Даже на могиле отца Вика переживала больше эмоций. Чтобы чем-то занять мысли, она рассказывала ему о последних событиях. Отца Вика почти совсем не помнила – он умер, когда она была еще младенцем. Мама после этого замуж так и не вышла, посвятив себя дочери. И Вика вела с отцом, которого никогда не знала, внутренний диалог – так быстрее текло время. Иногда Вика рассказывала черной мраморной плите о себе, о работе, иногда о маме. Но в основном о бабуле. Она представляла себе выражение лица отца и то, что он мог бы сказать ей в ответ. Но здесь, на могиле дедушки, Вика не знала, что нужно делать. Не было потребности ни в разговоре, ни в каких-то внутренних обещаниях. Были только вопросы, которые вдруг возникли и на которые не было ответа.

На участке росли два огромных дерева и роскошный куст роз. Несколько тюльпанов уже отцвели, но держались из последних сил. Зато анютины глазки распустились во всей красе. Странно, но могила не казалась заброшенной, хотя Вика ожидала увидеть заросли – дедушка умер больше двадцати лет назад. Она попыталась представить себе, каким дед, этот строгий мужчина, смотревший на нее с плиты, был при жизни. Но не получалось. Неужели она зря сюда приехала? Бабуля была права – зачем ей это понадобилось? Что она может изменить или сделать? Вот даже сейчас. Что? Выкорчевать деревья? Чем? Тут пила нужна – деревья сильные, в самом соку. Рвать траву? Но у нее не было ни перчаток, ни тяпки. Мыть? Но не было даже ведра. Вика рассердилась на себя – почему она не догадалась привезти хотя бы букет цветов, чтобы положить на могилу? Хоть как-то обозначить свое присутствие. Но ей это и в голову не пришло. Как будто и вправду она на экскурсию приехала, а не на кладбище. Но цветов здесь, слава богу, предостаточно. И вьюн, опоясавший надгробную плиту, жалко вырывать. Весь в голубых колокольчиках. А вот дерево лучше было бы выкорчевать. Просто удивительно, что сама плита – чистая. Наверное, здесь не бывает грязи. Другой климат.

– А можно я еще раз позвоню? – попросила она водителя. Ее телефон по-прежнему не подавал признаков жизни.

Он кивнул, даже не удивившись.

Вика набрала номер. Бабуля как будто ждала ее звонка, ответила сразу же.

– Нашла, – сказала Вика.

– Ты там траву подергай, что ли, – сказала бабуля раздраженно.

– Тут деревья, вьюн и даже анютины глазки, представляешь? У меня ничего нет с собой – ни лопаты, ни пилы, ни даже тряпки. Я не подумала, что надо взять. А руками не вырву.

– Анютины глазки? Откуда они там? – спросила бабуля.

– Не знаю. Может, с прошлых лет остались?

– Викуля, анютины глазки – однолетние растения! Их посадили в этом году. – Бабуля была явно взволнована.

– Бабуль, тут женщина одна на кладбище была, она помогла могилу найти, говорит, что здесь друг деда живет, они вроде работали вместе.

– Как его зовут?

Бабуля говорила таким голосом, что Вика испугалась и уже пожалела о том, что позвонила. Бабуля явно была не в себе и волновалась, что с ней случалось крайне редко.

– Его зовут Дмитрий Иванович Захаров. Мне зайти к нему?

– Зачем?

– Не знаю. Просто хотела узнать, каким был дедушка. Этот Захаров живет тут рядом.

– Я знаю, где он живет, – бабуля закашлялась.

– Что с тобой? Ты не болеешь? – Вика слушала, как бабуля пытается откашляться.

– Тебя привез мужчина, с которым я разговаривала? – спросила бабуля.

– Да, а что?

– Уезжай. Сейчас же. Скажи ему, что я попросила. Он мне обещал.

– Но почему?

– Ты меня слышишь? Садись в машину и уезжай. Никуда не нужно ходить. Поняла?

– Хорошо. Только не волнуйся, пожалуйста. А что с могилой делать?

– Стояла двадцать лет и еще простоит. А Лариске скажи, чтобы цветы свои в землю больше не тыкала.

– Лариске? Какой Лариске? – спросила Вика, но бабуля уже положила трубку.

Вика отдала телефон водителю. Они вышли с кладбища через ту же калитку, что и женщина с внуками, и встали у заброшенного здания.

– Бабуля сказала, что могила из окна здания видна. А тут даже окна нет, – сказала Вика, не зная, что делать дальше. Возвращаться? Искать друга детства деда?

– Тут было окно, – сказала жена водителя, – вон там. Только его заложили кирпичом.

Вика посмотрела туда, куда показывала женщина, но ничего не увидела. Обычная кирпичная стена. Видимо, это была такая особенность местных жителей – видеть то, чего не видят другие, будь то точка на горизонте или окно в стене, которого никогда не было и не могло быть.

– Захаров Дмитрий Иванович нас уже ждет, – сказала жена водителя. – Поедем к нему?

– Как ждет? Откуда он знает? – удивилась Вика.

Жена водителя улыбнулась и пожала плечами.

– Он уже через пять минут после того, как мы сюда приехали, об этом знал.

– Бабуля сказала, чтобы я возвращалась и никуда не заходила. Мне кажется, она что-то скрывает, все эти годы скрывала и сейчас не хочет, чтобы я узнала. Не знаю, что делать.

– А что ты сама хочешь?

– Не знаю. Ничего уже не хочу. Бабуля мне мало рассказывала. Говорила, что они тут с дедушкой жили. Моя мама еще маленькая была. Но в этом поселке дедушка родился, это я точно знаю. А жили они на улице рядом с переездом. И вроде дедушка даже начальником на заводе был. Потом они уехали. И все.

– Поехали, найдем, – предложила жена водителя, – это просто. Переезд тут один.

Они сели в машину и доехали до переезда. Водитель остановился. Вика смотрела на заасфальтированную дорогу, от которой шел пар, на большие дома за высокими заборами, на пустую улицу, по которой не бегали дети и стояла такая звенящая тишина, как будто даже за заборами жизни не было. Вике не захотелось выходить из машины. Нет, все было не так, как она себе представляла. Почему-то она думала, что поселок будет маленьким, с игрушечными домиками, яркими заборами, резными ставнями и доброжелательными, приветливыми жителями. Ей казалось, что здесь должно быть шумно и весело. Она придумала себе сказочную деревушку, а попала в обычный поселок, каких много.

– Я не знаю, что делать, – сказала Вика.

Водитель поехал прямо, но очень медленно. Свернул направо, сделал крюк и вернулся почти к кладбищу.

– Он дает тебе время подумать, – сказала его жена Вике. – Ты хотела поговорить с этим Захаровым?

– Не знаю, как-то неудобно беспокоить; наверное, нет. Да, точно нет. И бабуля была против. Давайте вернемся, – ответила Вика.

Водитель резко развернулся, и уже через пять минут они были на шоссе – ехали в сторону города. Вика думала, что сначала они завезут жену, но водитель привез ее сразу к гостинице. Вика расплатилась, прибавив к сумме плату за телефонные переговоры и «ожидание», но водитель вернул ей деньги.

– Спасибо, до свидания, – сказала Вика. Она еле дошла до номера. Накатила такая усталость, что она с трудом передвигала ноги. Тело саднило от царапин. Не раздеваясь, она рухнула на кровать и уснула. Проснулась от звука громкоговорителя – на набережной реки гуляли люди, играла музыка, дети катались на каруселях. Вика сходила в душ и решила выйти проветриться. К тому же очень хотелось есть.

Она спустилась на первый этаж и за столиком в баре увидела водителя. Тот пил кофе. Вика хотела сделать вид, что не заметила его, потому что сил на разговоры уже не осталось, но потом решила, что это будет неправильно, невежливо, и подошла поздороваться. В ту же минуту к столику подошла официантка и поставила еще одну чашку кофе.

– Это мне? – удивилась Вика.

– Да, – ответила официантка, в свою очередь удивившись вопросу. – А кому же еще?

Вика села за стол и с наслаждением отпила кофе.

– Моя жена ждет вас на ужин, – сказал водитель, – она расскажет про вашего деда. Сейчас поедем.

– А вы давно здесь? Специально меня ждали? – Вика не знала, что и думать.

Водитель не ответил. Он подождал, пока она допьет кофе, и пошел к машине. Ей ничего не оставалось, как последовать за ним. Вика узнала поворот и улицу, на которой играл в мяч все тот же мальчик. И мяч опять покатился под колеса, а водитель притормозил и дождался, пока мальчик перебежит улицу.

Водитель открыл ворота и жестом пригласил Вику зайти. За столом, который стоял на улице, сидели женщины, на участке играли дети. Вику встретили как давнюю знакомую, усадили за стол и поставили тарелку.

– Я подумала, что ты проснешься и будешь голодная, – сказала жена водителя.

– Спасибо. Простите, но я даже не знаю, как вас зовут, – тихо сказала Вика.

– Наташа, – улыбнулась женщина – А я, кстати, разговаривала с этим Захаровым. Он мне сам позвонил.

– Как? Откуда он узнал ваш номер? – удивилась Вика.