Аглае удалось отползти в противоположную сторону от чокнутой. Она попробовала спустить вниз ноги. Но едва пальцы коснулись края, как алым огнем зажглись угловатые символы. Они обожгли кожу нестерпимой болью. Аглая вскрикнула и дернулась обратно, неловко завалившись на бок. Больно было так, словно она прикасается к раскаленному металлу.

– А-а-а! – Аглая прижала колени к груди и заскулила, как щенок.

Из глаз потекли слезы. Уже знакомый издевательский смех зазвенел в воздухе:

– А ты думала, я тебя так просто отпущу? Потрачу уйму сил, чтобы притащить сюда и позволю уйти? Сейчас я тебе кое-что объясню, а ты попробуй понять своим скудным умишком.

Сквозь мутную пелену на глазах она смогла разглядеть, как эта чокнутая подходит ближе и наклоняется над ней. Ее длинные волнистые волосы упали Аглае на плечо – как будто пауки побежали по коже и опутали паутиной.

– У каждого человека есть двойник. Мой двойник – ты. И ты же мне поможешь. Займешь мое место, а я смогу жить спокойно. Не бояться, что однажды меня кто-то выследит и отыщет.

Аглая сморгнула слезы и часто задышала, хватая ртом воздух. Символы по краю стола продолжали слабо мерцать. Чокнутая копия заметила, куда смотрит Аглая:

– Я позаботилась, чтобы ты не смогла сбежать. Они зачарованы на моей крови и пропустят только меня. Но и без этого тебе уже не выбраться отсюда. Смирись, милочка. – Она откинула назад волосы, и они упали на спину как жидкое серебро. – За свое пребывание здесь ты будешь вознаграждена достойной платой. Даже более чем достойной. То, что ты сейчас получишь – величайший дар. За обладание им многие убили бы.

Аглая с трудом разлепила пересохшие губы. Порез на руке вновь начал кровоточить. Боль волнами проходила по всему телу, но Аглая сдерживала мучительные стоны. Неужели она сошла с ума? Нет… Нет, не может такого быть. Не могла же она чокнуться за день! Или могла? Господи… За что ей это?! Что такого ужасного она натворила в жизни? Ничего ведь никому плохого не делала. Едва шевеля языком, хрипло спросила:

– Что… тебе нужно?

– А ты не слишком сообразительная, как я посмотрю. Тем хуже для тебя.

Она снова склонилась над Аглаей:

– Послушай меня внимательно и запомни каждое слово, которое я тебе скажу. – Кожа вокруг ее глаз вдруг начала чернеть и грубеть, превращаясь в древесную кору.

У Аглаи от страха перехватило дыхание. Зажмурившись, она тихонько зашептала себе под нос:

– Это сон… Это сон… Я всего лишь сплю… Скоро утро… На работу… Просто сон…

Ее больно дернули за волосы:

– Приди в себя, дура! Если ты все испортишь, я превращу твою жизнь в бесконечное мучение. Будешь жить и мечтать сдохнуть.

От страха Аглую замутило. Ее бросило в жар. Выступившие на коже капельки испарины попали в раны, и те защипело еще больше. Ее била жуткая по силе дрожь. Зубы стучали. Страх превращал кости в лед. Аглая хотела зажмуриться, но даже это не получилось. Она смотрела на жуткую женщину и не могла отвести глаз. Веки и скулы у той превратились в черную древесную кору, как будто обожженную и покрытую бархатистым пеплом. В трещинах «коры» переливались и пульсировали алые ручейки, напоминающие вены. Радужка тоже загорелась алым. Ее взгляд парализовал Аглаю. Она не могла даже пошевелиться. Все мысли вылетели из головы. Ей бы молиться о спасении, сделать хоть что-то, но Аглая просто смотрела на своего двойника. Голова была совершенно пуста.

– Закончила ныть? Наконец-то. А теперь слушай и запоминай. Да не проворонь ни единого моего словечка – тебе же, дуре, хуже будет.

Аглая закусила губу, чтобы ненароком не застонать. О, да… Она выслушает чокнутую стерву. С сумасшедшими спорить нельзя. Пусть болтает. А Аглая послушает. Даже покивает ей. Дождется, пока эта извращенка отвлечется, и сбежит. Как-нибудь. Господи… Она же связана по рукам и ногам! На ней живого места не осталось. И она раздета. А еще этот страшный алый круг, обжигающий кожу… Но ведь это невозможно. Не существует подобного в реальности. Она тоже сходит с ума? Неважно. Ничего неважно. Даже если это все реально, она найдет способ выбраться. Пусть чокнутая болтает, а она сделает вид, что слушает…

– Внимательно слушай, дорогуша. Очень внимательно. Болтать тут много не стоит. Будешь языком молоть – себе же хуже сделаешь. Тебе, конечно, никто не поверит, что ты иномирянка. Можешь даже не стараться. Сочтут болезной и запрут. А ты же не хочешь всю жизнь просидеть в покоях? Отныне, звать тебя Аглаида. Ты – старшая княжеская дочка. У тебя есть мачеха и сестра – жуткие мерзавки. Держись от них подальше и не верь ни единому слову. Ты родилась особенной. То есть я родилась… Но скоро и ты станешь такой же… Я наделю тебя самым ценным, что существует на свете. Ты станешь ведьмой. Как и я…

Рот наполнила горечь. Аглая с трудом сглотнула. Она бредит. Точно бредит. Все это не по-настоящему. Ей кажется. На самом деле…

– Мне открывается будущее, прошлое и настоящее. Я видела себя в волчьем логове. С этим поганым зверьем. Не бывать такому. Никогда! Ты займешь мое место, а я уйду. Никому и в голову не придет меня искать, потому что будешь ты. Лицом – как я. Отец ни о чем не догадается.

Аглая закусила губу, чтобы не всхлипнуть. Ей хотелось плакать. Рыдать, свернувшись клубочком. Уткнувшись в мамины колени. Под теплым пушистым одеялом.

Аглая не выдержала. Тихо всхлипнула. По щеке покатилась горячая слеза. Хлесткая пощечина обожгла щеку.

– Хватит выть! Ты будешь обладать тем, что тебе и не снилось. Я видела твою жизнь. ТАМ ты никому не нужна. А здесь княжной будешь. И дар от меня получишь. Великий. Чародейный.

Аглая попыталась отползти от жуткой женщины, так на нее похожей и так сильно отличающейся. Трещины в покрытой корой коже пульсировали. Она задрала подол платья и вытащила из-за резинки чулка красивый пузырек. Аглая с ужасом смотрела то на ноги, обтянутые темной тканью, то на сверкающую стекляшку. Мозг работал отдельно от всего тела и начал осознавать происходящее. Это не сон. Не бред. Не галлюцинации. Это беда. Она попала в жуткое место. К чокнутой незнакомке. И если не придумает, как отсюда выбраться, то закончится все очень плохо. От страха перед смертью и возможной болью, сердце заколотилось о ребра, как сумасшедшее. Аглая поняла, что задыхается. Пыталась дышать нормально и не могла.

Перед глазами возник крошечный пузырек. По форме он напоминал перевернутую слезинку. В нем как будто клубился темно-серый туман и мерцали странные вспышки, похожие на молнии.

– Знала бы ты, каких сил стоило его раздобыть. Пришлось ждать, пока ведьма, обладающая им, сдохнет и отдаст чары мне. А я их сохранила. Для тебя. Это твоя чародейская сила.

Она нависла над Аглаей. Подул пахнущий гнилой листвой ветер. Этот могильный запах забился в ноздри. Пепельные пряди сумасшедшей вновь упали Аглае на грудь и плечи. И опять ощущение, что ее опутывает жуткая холодная паутина. От волос исходил странный приторно-цветочный аромат. Ощущение, что она находится на кладбище, усилилось. Аглая уже не могла дышать. Перед глазами от страха и напряжения темнело. Звон в ушах превратился в шум. Громкий и жуткий. Так шумит море перед бурей. Страшно. Как же страшно. Господи, да за что же ей это все?! Пожалуйста, Боженька, сжалься… Она ведь добрая. Никому ничего плохого не делала. За какие грехи так расплачивается? Зачем уехала от мамы? Оставила ее одну, обидела. Вот теперь получает…

– Чары никуда не исчезают. Они передаются от одной женщины другой. Старухе, которая обладала этими, – девушка потрясла пузырьком, и туман внутри стал еще гуще, окрасившись в угольно-черные краски, – некому было их передать. Я с трудом извела старую каргу, чтобы забрать ее чары – для тебя. Они слабые. Но даже такая ворожба – величайший дар, какой ты только можешь получить. Вот как я тебе заплачу за пребывание здесь.

Она подняла с земли деревянную плошку, наполненную странной жидкостью ярко-голубого цвета. Аглая снова попыталась отползти. Дергала связанными руками, пробуя хоть немного ослабить узлы, но веревки лишь сильнее впивались в кожу. Аглая не позволяла себе сдаваться. Нужно выбраться отсюда. Как угодно, но выбраться. Странное предчувствие разрывало грудь: если она не сделает это сейчас, то потом уже не успеет. Аглая потянула одну руку вверх, до крови сдирая кожу о грубую веревку. Ничего, это все можно пережить. Веревки не поддавались, как бы она ни старалась. Только еще больше сдирала кожу. По рукам поползла липкая теплая кровь. Аглая закусила губу. Плевать. Люди и большую боль терпят. Нужно только преодолеть странные горящие символы. Аглая сжала зубы. Она перетерпит и эту боль. Если хочет жить и выбраться отсюда.

Аглая бросила взгляд на чокнутую извращенку. Та поставила чашу на край каменного стола и откупорила стеклянный пузырек. Тут же в воздухе запахло грозой и дождем. В отдалении послышались раскаты грома. Чокнутая, кажется, ее звали Аглаидой, подняла голову и задумчиво посмотрела на едва виднеющееся в просветах ветвей небо.

– Хм… Странно…

Аглая воспользовалась тем, что она отвлеклась и заставила себя ползти к краю стола. С трудом управляя измученным и раненым телом, Аглая продолжила ползти. Она уже приблизилась к самому краю. Неизвестные символы, переливаясь, слабо мерцали. Аглая зажмурилась, приготовившись испытать боль, и бросила свое тело вперед. Адская боль, какой она прежде никогда не испытывала, взорвалась в голове. Каждую клеточку тела прошило раскаленной стальной иглой. До крови Аглая впилась зубами в губу, лишь бы не закричать. Яркое сияние ослепляло даже через зажмуренные веки. Кажется, боль рождалась где-то внутри нее. Пульсирующий шар взрывался раз за разом. Но Аглая заставляла себя двигаться хоть куда-то… Кажется, ноги потеряли опору и свесились с края столешницы. Ей удалось… Удалось! Аглая с трудом приоткрыла слезящиеся от боли глаза. Лес расплывался, как за мутным стеклом. Алое сияние дрожало и мерцало. Боль проникла в каждую клеточку тела. Затопила. Казалось, что ее режут на куски, сшивают по живому и снова режут. И так раз за разом. Новая боль, совсем иная обожгла кожу головы. За волосы Аглаю потянуло назад. Холодные пальцы впились в рану на плече. Злобный голос, похожий на скрип веток, проскрипел над головой:

– Ах ты тварь! – С неожиданной силой чокнутая девица оттащила Аглаю в центр и швырнула на камень.

Аглае показалось, что она даже слышит хруст собственного черепа. Перед глазами потемнело, но она осталась в сознании. Тошнота вновь подступила к горлу. Зрение помутилось. Голос сумасшедшей как будто доносился издалека.

– А ты сильная, сучка… Никому не удавалось столько держаться…

До Аглаи доносились обрывки собственного голоса – недовольные причитания, больше подходящие для старухи. Она снова пыталась пошевелиться, но на этот раз тело окончательно отказалось ее слушаться. Перед глазами темнело, и приходилось отчаянно цепляться за сознание, чтобы видеть хоть что-то, чтобы знать, что с ней собираются сделать. Голос стал тише, превратившись в жутковатый хриплый шепот.

– Благодарю тебя за эти чары… Дарую их той, кто примет… Ныне вступает она в наш шабаш… Становится сестрой множества сестер… Ныне ей творить скверну во имя сумрака и Сатаны…

Странные слова заползали под кожу, просачивались в вены и текли в самое сердце. Аглая почувствовала, как на коже выступает испарина. Сознание медленно ускользало. Аглая еще цеплялась за него, но все больше погружалась в странную темноту.

– …Всесильный сумрак – в тебе зарождение всего… Сатана, прими в свои объятия новорожденную дочь…

Холодный ветер, пахнущий надвигающейся грозой, набросился на тело. Аглаю начала сотрясать жуткая дрожь. Она уже сама хотела потерять сознание, лишь бы не видеть, что здесь творится. Но разум отчаянно боролся. Неожиданно перед глазами что-то мелькнуло. Зрение сфокусировалось, и Аглая рассмотрела чокнутую идиотку, склонившуюся над ней. Радужки горели алым огнем, словно увеличившись в размере. Древесные наросты вокруг глаз разрослись в стороны, превратившись в причудливую маску. И красиво, и уродливо одновременно. Пепельные волосы развивались на ветру, а синева у корней стала еще ярче. Она все ниже наклонялась над Аглаей. Вдруг губ коснулось что-то холодное и шершавое, а в рот потекла жидкость. Аглая закашлялась и попыталась отстраниться. Но на ее челюсть безжалостно надавили, вливая в горло все больше. Она старалась не глотать, выплевывать странную на вкус жижу, но ничего не получалось.

– Пей… пей… Все до капельки… Пей же, мерзавка!

Аглаю трясли и больно зажимали челюсть, заставляя глотать жидкость, которая на вкус была как дождевая вода. На зубах что-то заскрипело. Пыль? Песок? Не смотря на все сопротивления, влага потекла в горло. Несколько секунд ничего не происходило, и Аглая уже успела понадеяться, что все закончилось, но неожиданно ее всю скрутило. Боль была такой силы, что она слышала треск собственных костей. Такое впечатление, ее простреливали электрическими разрядами. Аглая выгнулась на твердом камне и закричала, срывая голос. Она надеялась, что с криком выйдет и вся боль. Но нет… Внутри нее бушевал ураган. Из глаз текли слезы. Сдирая ногти, она царапала ими твердый камень, силясь облегчить собственные мучения. Кто-то безжалостно распотрошил ее нутро, раскроил кожу и теперь вытаскивал органы. Аглая полетела кубарем вниз. Обезумевший от боли мозг все еще соображал: она свалилась с каменного стола. В рот забилась грязь и земля. Кожу окатило холодными каплями. Пошел дождь, немного облегчая пожар внутри. Аглая с трудом разлепила веки. Она едва видела, но смогла разглядеть алый подол длинного платья. Ее потянули за руки. Кожи коснулось что-то холодное. Запястья оказались свободны. Двумя бесполезными плетьми руки неподвижно упали вдоль тела.

– Вот и все… Теперь чары принадлежат тебе… И зовут тебя отныне Аглаида, старшая княжеская дочка. – Ее снова дернули за волосы. – Но не смей порочить мое имя. Я буду присматривать за тобой… Ты должна уничтожить поганое зверье, а не ложиться под них. На то тебе и сила дана!

Ее голову откинули на землю.

– Прощай, иномирянка…

Аглая видела, как скользит по грязи кроваво-алый шлейф. Там, где ступала мучительница, трава покрывалась жуткого вида гнилью. Из-под подола выбегали черные пауки и, перебирая лапками, семенили по гниющей траве. Аглая почувствовала, как один из них защекотал ее щеку своим мохнатым тельцем. От омерзения она содрогнулась всем телом и попыталась стряхнуть паука. Тянулась рукой к лицу, но ни одна конечность не слушалась, будто парализованная. Попробовала вертеть головой, но от резкого движения перед глазами потемнело. Аглая тихонько захныкала от бессилия. Мысль о том, что сейчас она умрет, толкнула в черную пропасть.

Глава 2. Вороны, князь и новый дом

Холод обволакивал тело и пробирался в кости, в каждую трещинку. По телу пробегали дрожь и болезненные судороги. Капли воды превращались в ледяную корку и сковывали тело.

Аглая с трудом открыла глаза. Она лежала на мокрой скользкой траве. Окоченевшие руки и ноги не слушались, не отзывались ни на одну попытку ими пошевелить. Она застонала от беспощадной боли, прострелившей позвоночник. Превозмогая саму себя, перевернулась на спину и втянула в легкие стылый воздух. Дыхание перехватило, сердце тяжело забилось в груди. Воспоминания, не хотя, ворочались в голове. Нелепый Ванечка со своей мамашей, резкий разговор с матерью, пустынная трасса и компания придурков, выехавшая на встречку. Смутными вспышками начали лениво загораться странные пугающие картинки. Похожая на нее девушка. Практически сестра-близнец. Жуткий каменный алтарь, мерцающие символы, нестерпимая боль. Горящие на бледном лице сумасшедшей глаза, кожа, превращающаяся в древесную кору… Кажется, ей все это привиделось. Да, точно. Наверное, она слишком сильно ударилась головой.

С трудом дыша, Аглая лежала на спине и всматривалась в темное ночное небо. Нестерпимо ярко сияли звезды, над головой угрожающе скрипели голые ветки. С них скатывались капли воды и иголками вонзались в кожу. Если продолжит неподвижно здесь лежать, то совсем окоченеет. Но сил сдвинуться с места не было. Похоже, ее приложило намного сильнее, чем сначала показалось.

На секунду Аглая прикрыла глаза, собираясь с силами. Она обязана подняться и выбраться отсюда. Обязана! Всю жизнь она вела ежедневную борьбу за существование, за достойную жизнь. Ни дня без борьбы. И сейчас тоже будет бороться. А потом еще и тех придурков найдет. Кишки из них вытрясет за все, что ей пришлось пережить. Внутри поднялась дикая волна гнева. Ярость заполняла собой пустоту, неподвижные руки и ноги. Кожу вокруг глаз неприятно стянуло. Аглае показалось, что она лопается. Как же больно! Да закончится ли когда-нибудь эта проклятая боль?! Пальцы рук начало колоть. Аглая взглянула вниз, на свое покрытое грязью и ранами тело, и едва не задохнулась от ужаса. Вокруг ее ладоней мерцали крошечные вспышки. Вспыхивали и гасли миниатюрные молнии. Синие, голубые, белые. Они тянулись от одного пальца к другому. Змейками обвивали кисти рук. Аглая вскрикнула от страха. Из последних сил сжала пальцы в кулаки, пытаясь стряхнуть электрические разряды. Болезненный удар в плечо немного отвлек. Аглая дернулась и повернула голову. Мышцы шеи протестующе заныли. Господи… Похоже ее галлюцинации продолжаются. Рядом с плечом переминалась с лапки на лапку огромная черная ворона. Даже в темноте было видно, что ее крылья лоснились, словно намазанные жиром. Длиннющий клюв казался почему-то темно-синего цвета. Издав звук, от которого по коже пробежали мурашки, ворона нагнулась и снова клюнула Аглаю в плечо. Из рассеченной кожи пошла кровь. Мерзкая тварь довольно улыбнулась! С неимоверным трудом Аглае удалось извернуться и отодвинуться. Ворона легко попрыгала за ней.

– Оставь меня в покое, дрянь.

В вороньем карканье отчетливо слышался издевательский смех. Аглая понимала, что сходит с ума. Удар в бедро послал новые импульсы боли. Аглая на секунду отвлеклась от черного монстра у плеча и взглянула на свою ногу. В горле встал ком. Возле ноги пристроилась еще одна жирная птица и прицеливалась клювом в сочащуюся кровью кожу.

Страх придал дополнительных сил. Либо она сходит с ума, либо… либо это продолжение того ужаса с извращенкой в алом платье. Нет. Такого просто не бывает. Не бывает.

Раздавшиеся в воздухе глухие хлопки заставили поднять голову вверх. Небо заслонили расплывчатые черные силуэты. Они увеличивались, скрывая свет звезд. Тяжело дыша, Аглая поняла, что над ней кружит огромная стая воронья. Птиц были десятки. Огромные, черные, с блестящими перьями и неестественно огромными клювами. Они нависли черной тучей. И откуда-то Аглая знала, что каждая отвратительная птица желает отведать ее крови. Птицы опускались все ниже, и она уже могла разглядеть их алчно сверкающие глаза.