8

Бархатов не умел плакать. Нет, когда-то давно, когда он был ребёнком, то, наверное, мог, но Бархатов почти не помнил того времени. Обрывочные скудные воспоминания канули в Лету вместе со старой «хрущёвкой» и «невразумительными» родителями. Единственное, что осталось у него – это фамилия. Остальное он просто вычеркнул из своей жизни, подвёл однажды черту и никогда не сожалел об этом. О чём там было жалеть? О полунищенском существовании, вечно пьяном отце-журналюге, не вылезающем из командировок и дружеских посиделок с такими же алкоголиками-интеллигентами? Матери, которая, замолчав однажды, цедила по паре слов в день, купаясь в своей вечной депрессии и совсем не заботясь о доме? Спасибо, не наплодили кучу себе подобных, обошлись одним Кириллом.

В какой момент он решил уйти от них? Тогда ли, когда увидел мать за бутылкой рядом с отцом. Или тогда, когда во время пьяной свары кто-то из них толкнул его, отчего он так сильно ударился головой, что потерял сознание, а ему даже врача не вызвали. Или потом, позже, Бархатов уже не помнил.

Как же долго он добивался того, что сейчас грело его душу – нет, не богатства и власти – отсутствия воспоминаний. Раньше хотелось стереть их тряпкой, вытравить какой-нибудь химией, ядом – в начале пути он так и делал, но, видимо, то, что он считал отравой, на самом деле явилось пищей для его памяти. Следовало идти другим путём и, слава Богу, он нашёл этот путь, который и привёл его к сегодняшним победам.

Ничто и никто не мог заставить его свернуть. Словно танк, Бархатов ворвался в недоступный для него ранее мир – мир роскоши и больших денег. Это стоило ему огромного труда и напряжения, новых знаний и болезненных ошибок. Но главным было то, что с самого начала он знал одну единственную вещь – он, Кирилл Бархатов, достоин всех благ этого бездушного мира. И сам он является его зеркальным отражением – холодное, глянцевое и острое лезвие, с размаху отрезающее нужный кусок, перерубающее вены и жилы, связывавшие его когда-то с прошлым.

…Сидя на дубовом паркете, видя себя в огромное, во всю стену, зеркало, Бархатов не узнавал собственное отражение. Будто поверхность вдруг резко помутнела, покрылась грязными разводами и точками раздавленных мух. Бархатову даже показалось, что по полу резво пробежал крупный рыжий таракан, которых было вдосталь в родительском доме.

Кирилл стащил с ноги ботинок, бросил в сторону таракана, задев стеклянный вазон с цветами. Этот букет он принёс Стасе два дня назад. Он постоянно дарил ей цветы… И вот сейчас они стоят здесь, в прихожей, словно похоронный венок…

По спине Бархатова пробежала струйка холодного пота. Он вытер лицо и удивился скопившейся на щеках влаге, ведь глаза его были абсолютно сухими. Дёрнул головой, вновь взглянул в зеркало. На него смотрел высокий крупный брюнет с лёгким загаром и волевым подбородком. Галстук сбился в сторону, белоснежная рубашка казалась грязной и неопрятной, одна нога, лишившись ботинка, выглядела комично, но Бархатову было не до смеха.

«Брюнет в одном ботинке», – сказала бы Стася.

Сказала бы Стася… сказала бы Стася…

Кирилл с трудом перенёс своё тело на четвереньки. Его опять замутило, повело. Следовало взять себя в руки, но они отказывались его слушать – дрожали, мучительно ныли, так некстати вдруг вспомнив мягкость волос Стаси и тепло её тела. Непостижимо – его мозг, кажется, замер, не в силах принять утрату, а тело помнило, саднило каждой клеточкой, само требовало этот наркотик, которым для него стала эта девушка…

– Девочка моя… – прошептал Бархатов и опять удивился собственному голосу. Да что это с ним?!

Через силу Бархатов поднялся, шаркая подошёл к зеркалу – ни пылинки. Никаких тараканов и раздавленный мух. Взгляд выцепил бутон каллы на уровне его бедра. Длинный стебель с нежной верхушкой.

«Белое каре, как у меня!» – сказала Стася, когда принимала букет.

Стебель у цветка такой же гибкий и сильный, как её фигура.

Тот, кто назначил каллы символом смерти, оказался прав. Но Стася любила их… А он потворствовал ее желаниям. Как умел…

Бархатов поморщился и, ощерившись, словно загнанный волк, вытащил цветы из вазона, смял их, задыхаясь от ванильного запаха, открыл входную дверь и выбросил на узорчатую плитку холла.

Стало немного легче. Кирилл рванул в ванную комнату, включил воду в душевой кабине, разделся и встал под ледяные струи. Зашипев, всё же добавил горячей воды. Стоя под искусственным ливнем, закрыл глаза.

…Тонкие руки нежно обхватили его за плечи, медленно стали опускаться вниз, очерчивая контуры тела…

– Какой большой мальчик… Что я должна сделать, Кирилл Андреевич? – За лёгкой хрипотцой он вдруг слышал насмешливые нотки в голосе Стаси. – Кирилл Андреевич?..

Бархатов вздрогнул.

– Кирилл Андреевич? Это я! У вас всё в порядке?

– Да! – Бархатов выключил воду и вытер полотенцем лицо и волосы. Теперь в зеркале отобразилось его тело – подтянутое, рифлёное, отполированное спортом, частыми массажами и маслами. Он всегда гордился своей формой. Что ж, надо отдать должное предкам по отцовской линии. В молодости даже его папашка выглядел прилично, а он всякому спорту предпочитал один – литробол.

Опять эти глупые аналогии и воспоминания. Пора заканчивать с этим, пока сам себе не опротивел.

– Олег, – Бархатов, запахнув халат, вошёл в гостиную.

Матушкин дождался окончания работы кофемашины и, аккуратно прихватив чашку, поставил её перед Бархатовым. Рука его дрожала. Он и сам видел это, поэтому старательно отводил глаза под пристальным взглядом начальника и сел чуть в стороне, на краешек дивана.

Не прикоснувшись к кофе, Бархатов выжидающе молчал.

Матушкин кашлянул:

– Я сейчас оттуда, – он махнул рукой в сторону прихожей. – Там всё закончили. С машиной, я имею в виду.

Бархатов нахмурил тёмные густые брови.

Матушкин вытер бледное лицо и развёл руками:

– Кирилл Андреевич, вот получается пока так – не нашли…

Бархатов наклонился вперёд, сверля зама глазами.

– Вы же понимаете, они, то есть водолазы, спустились. В машине её не было. Стёкла разбились во время удара. Удар сильный – передок покорёжило. Она, наверное, пыталась выбраться, но… Говорят, под лёд утащило, а потом дальше могло унести. Погодные условия не позволяют дно исследовать, сами понимаете… Но вот ботиночек нашли…

– Ботиночек?

– Ну да, ботиночек в машине остался. Такой, с меховой опушкой… Вам лучше знать, – Матушкин бросил быстрый взгляд на Бархатова, а затем снова опустил глаза.

Кирилл наконец взял чашку и одним глотком осушил её.

– Я договорился, чтобы вам звонили. Ближе к полудню, да? – Олег сверился со своими часами. – Я подумал, что вы захотите отдохнуть.

Бархатов кивнул. Да, ему нужно было хотя бы просто полежать, собраться с мыслями, привыкнуть к тому, что ситуация изменилась, смириться с тем, что Стаси больше нет… Он вздохнул и тут же почувствовал резкую боль в виске. Прижав ладонь к голове, слегка помассировал.

– Что? Плохо? – Матушкин вскочил с дивана. – Воды?

– Сдурел?! – рявкнул Кирилл. – Промёрз немного. Ну и нервы, сам понимаешь.

Матушкин не понимал – это было видно по его растерянной физиономии. Действительно, откуда у Бархатова нервы?

– Мне скандала только не хватало, – медленно проговорил Кирилл. – Представляю, как это будет выглядеть… – он вдруг неожиданно и зло рассмеялся.

Матушкин на мгновение оцепенел, а затем тихонько захихикал в ответ, присоединившись к этому холодному металлическому смеху и желая как можно скорее убраться из квартиры Бархатова.

Но Бархатов не дал ему этой возможности. Он велел Олегу ждать, переоделся и наскоро выпил ещё один эспрессо, давясь и не чувствуя вкуса. Матушкин сам был за рулём, и Кирилла этот факт неприятно кольнул – он не любил непрофессионалов. Но собственному водителю звонить не стал. Пусть отдохнёт. Даже если он понял, что с шефом творится неладное, он никогда ничем не выдаст этого. Смерть Стаси и его не оставила равнодушной – Кирилл видел, как тот покрылся мертвенной бледностью в момент известия. Ему пришлось ехать за город, чтобы привезти Бархатова. А ведь они со Стасей планировали провести там несколько дней и остаться на праздники. Но он сам все испортил, поэтому она ушла…

Матушкин и Бархатов молча приехали в офис, разошлись по кабинетам, даже не взглянув друг на друга. Бизнес ничего не хотел знать про выходные и праздники, он выдавливал все ненужные эмоции. Для него не существовало жизни и смерти. А Бархатов уже и сам не понимал, жив он или мертв…

9

Бархатов смотрел прямо перед собой, не в силах пошевелиться. Словно чугунная плита, реальность давила на него, требуя хоть какого-то эмоционального выплеска. Но он и так позволил себе слишком много.... И это было неправильно. Стало только хуже.

«Почему ты бросила меня?»

…Есть ли смысл выбирать между женщинами, когда тебе нужна любовь? Нет, не та любовь, о которой талдычат с экрана телевизора, в соцсетях и придурковатых песенках. Бархатов не верил в то, о чём любит разглагольствовать большинство людей на планете. Физиологическая потребность в любви, как в еде и питье, была гораздо понятнее и прагматичнее любых восторженных и путаных объяснений. Собственно, никто и не пытался объяснить Кириллу все прелести этого чувства – это было бы странно, учитывая его окружение.

В детстве Кирилл Бархатов был чрезвычайно развитым, но замкнутым ребенком. Он много читал, много знал и никому не верил. Это очень помогло ему потом – советчики бы только мешали. Бархатов скрупулёзно учился «делать» бизнес. Не тот, которым грешило большинство знакомых. А тот, о котором писали книги и для кого был создан список Форбс.

Кириллу исполнилось тридцать пять, и за семнадцать лет с того момента, как он покинул отчий дом, Бархатов достиг по-настоящему высокого финансового положения. Ещё учась в университете на физико-математическом, он познакомился с Вадимом Зальманом – тихим очкариком, которого Кирилл считал гением. Бархатов мог бы справиться и без него, разумеется, но история ведь не терпит сослагательного наклонения, поэтому Зальман был рядом с ним до того момента, пока не умер от аневризмы.

С тех пор Бархатов предпочитал никого не приближать к себе слишком близко. Терять оказалось больно и противоестественно…

Так и с женщинами – выбрать на какое-то время подходящий экземпляр не было проблемой. Уж свои-то вкусы Бархатов прекрасно знал. Выбор был велик, и всё же, Кирилл злился. Он постоянно сталкивался с одним и тем же – женщины или были глупы, как пробки, или хитры.

Свобода была для Кирилла самым ценным ресурсом. Он не искал себе жену, хотя возможностей и вариантов, разумеется, было предостаточно. В конце концов он мог бы с помощью суррогатной матери родить себе парочку детей, но Бархатов каждый раз морщился от одной мысли о наследниках. Он не был чадолюбив до зубовного скрежета. Быть может, он думал бы иначе, если бы у него были сестра, или брат, к которым бы он привязался, но этого не случилось.

И слава Богу – так ещё год назад говорил себе Бархатов, наблюдая из-за огромного окна своего офиса за мельтешащими внизу людьми. Слишком хлопотно…

В дверь постучали. Вслед за стуком раздалось робкое покашливание:

– Кирилл Андреевич?

Бархатов повернулся. Кивнув Матушкину, сел за стол, плеснул воды в стакан. Олег, аккуратно прикрыв за собой дверь, сел напротив и положил перед собой телефон. Бархатов молчал, давая заму возможность начать первому.

– Кирилл Андреевич, я по поводу тендера, – Матушкин отвёл глаза. – Тягаться с москвичами, знаете ли… Я тут посчитал, проверил всё – выхлоп-то копеечный, а вложений потребует много. Этот заводишко легче снести, чем модернизировать. Что вы, ей-Богу, зациклились на нём? Мало, что ли, других объектов?

Бархатов приподнялся над столом и сжал стакан. Тонкое стекло хрустнуло.

– Ты что это выдумал – учить меня?!

Матушкин выпрямился и замер, завороженный этой ледяной волной.

– Вы просили посчитать, я сделал… Я понимаю, что сейчас вам…

– Я не прошу твоих советов, – припечатал Бархатов.

Матушкин внимательно посмотрел на него.

– Хорошо. В этом случае можно попробовать такой вариант – продавить ситуацию с помощью мэра. Вы ведь… – он поискал слова, – будет лучше, если вы сами…

Бархатов с шумом втянул ноздрями воздух.

– Да, мне придётся сделать всё самому. Как и всегда. Перешли расчёты мне на почту. – Бархатов замер, уставившись в одну точку. – Вероника здесь?

Матушкин медленно кивнул. Его губы тронула еле заметная усмешка:

– Да, я вызвал ее.

– Тогда пусть зайдет, – велел Кирилл и отошёл к окну. Сердце его вдруг заколотилось, в голову полезли странные мысли, накрывая удушливой волной.

Как там говорят – клин клином вышибают? Вот и Стася вышибла его клином, прошлась по нему катком. Неужели он сам позволил ей сделать это? Как вообще это могло произойти?!

О появлении секретарши Кириллу возвестило дробное постукивание каблуков.

Бархатов медленно повернулся и пристально оглядел её. Сколько он уже не прикасался к этой красивой блондинке? Кирилл втянул носом запах её духов и поморщился. Слишком резкие, приторные, слащавые, как и глянцевый блеск на полных губах. Печальный, соболезнующий взгляд.

Правая бровь Бархатова дрогнула – что не так? Он всегда был добр по отношению к Веронике, если это не касалось работы. И всё же, кажется, он отпустил вожжи, если даже секретарша позволяет себе так явно демонстрировать жалость.

Бархатов потянул за узел галстука, освобождая горло.

– Запри дверь, – он снова оглядел фигуру Вероники. Кажется, она поправилась на несколько килограмм, и это явно делало её старше. Ну, не жить же он с ней собрался, в конце концов. Та, которая удовлетворяла его желания, теперь лежит окоченевшая на дне промёрзшей реки…

– Кирилл Андреевич, – произнесла Вероника, не двигаясь с места. Оглядев стол, она заметила треснутый стакан и лужу. – Мне очень жаль… Это так страшно…

Бархатов подошёл к ней и заправил выбившийся локон за ухо девушки. Сразу почувствовал, как она отстранилась – лёгкий взмах ресниц, еле заметное движение пальцев. Сбившееся дыхание натягивало ткань на её груди. Кирилл начал судорожно расстёгивать пуговки на белой блузке, стараясь как можно быстрее добраться до кружевного белья.

– Кирилл Андреевич, – Вероника вдруг резко положила ладонь на его руку и крепко сжала останавливая. – Вам плохо, я всё понимаю, но…

– В чём дело? – спросил Бархатов достаточно громко, чтобы секретарша буквально подскочила на месте.

– Кирилл… Андреевич, я замуж выхожу через месяц.

Брови Бархатова приподнялись от удивления.

– Ты?..

Прозвучало это в том же духе, что «И ты, Брут». Медленно опустив руку, смотрел на неё, ожидая продолжения.

– Я говорила тебе… вам… Подумала, что на свадьбу приглашать, наверное, не стоит… Я надеялась, что… ты поймёшь… – путанно произнесла Вероника, моментально покрывшись рваным румянцем. – Мы ребенка хотим завести.

Раньше Бархатову очень нравилась эта её способность даже в самые откровенные моменты краснеть, словно наивная девочка. Но Веронике до чистого ангела было так же далеко, как до Луны.

– Я не претендую на ни на тебя, ни на отцовство для твоего будущего ребёнка, – криво усмехнулся Кирилл. – У меня нервы на пределе. Мне просто нужна хорошая разрядка. – Он стащил галстук и бросил его на стол, попав в центр лужи. Попрощавшись с шёлковым творением за триста евро, он перевёл мрачный взгляд на секретаршу.

По лицу Вероники текли слёзы. Нос её распухал прямо на глазах, и две мокрые полоски расчертили идеальный до этого макияж на щеках. Вероника сглотнула, всхлипнув, и через силу стала опускаться на колени перед Бархатовым, держась за его локоть. Кирилл ещё помнил, как были грациозны и плавны её движения раньше. Не такие, как у Стаси, конечно… Вероника никогда не любила Бархатова, но он ей нравился. И Кирилл знал это. Он видел интерес в её глазах с самого первого дня знакомства в его офисе. Их сближение произошло так же быстро, как он выпивал первую чашку кофе по утрам. Молодая, толковая баба, которая знает, чего хочет.

Бархатов был успешен и хорош собой. Любая женщина задерживала свой взгляд на его лице и фигуре, замирала от звука его голоса и дрожала от случайного прикосновения. Вот только Бархатов старался ни к кому не прикасаться даже случайно. Он был достаточно брезглив и бережлив по отношению к себе, и именно это влияло на выбор его окружения. Вероника не была глупой, и тем более, ветреной. Бархатов знал, что она ни с кем не спала и не встречалась, пока находилась в отношениях с ним. Собственно, в каких отношениях – договорённости.

– Ты же сам сказал… Что она… она для тебя… – Вероника вцепилась в его ремень и почти повисла на нём, не закончив предложения.