Глава 4
Братья

Не знаю, как разносились вести по Кончинке и насколько долго к ним не распределялся никто из реставраторов, но с момента ухода Горика ко мне наведалось столько народа, что теперь я смотрела на новую свалку раритетов в том углу, где прежде стояла мебель. В ушлости местных жителей я успела в очередной раз убедиться. Хотя могла бы учесть опыт с тем жуком, который меня сюда привез. Оплачивать труд в заявленном размере никто из них и не думал. У каждого находилось предложение, от которого невозможно было отказаться. Причем преподносилось все абсолютно в невинной форме, и не подумаешь, будто молодого специалиста решили надурить всем городом, обменивая труд на труд и иные формы расчета, кроме денег. У меня уже стоял у стены мешок картошки, корзина овощей, бутыль чего-то ядреного. Подозреваю, самогонки, о которой прежде я только слышала. Ее я решила использовать для дезинфекции. Еще напротив входа красовалась отмытая стойка, выуженная из мебельных завалов, по всей лавке фигурно были расставлены шкафы, комоды и даже остов кушетки, а в центре зала – кухонная столешница и деревянные запчасти, годившиеся для реставрации. Мне требовалось хорошенько рассмотреть это добро, чтобы смастерить новые ступеньки наверх. Окна были отмыты, полы тоже, а для покраски стены имелась большая банка с известкой.

Светлые звезды, как я на все это подписалась?

В окно, раскрытое, чтобы проветрить помещение, влетела забавная маленькая птичка и устроилась на столешнице. Важно прошлась по ней туда и обратно, но не успела даже клювик открыть, как была атакована рыжим вихрем. Соседка напала на послание, и я впервые в жизни услышала из уст разочарованной крысы зловещий утробный вой. По всей видимости, животному не доводилось сталкиваться со столь виртуозным отправлением обычных писем. Крысява слетела на пол быстрее, чем я успела среагировать, и исчезла в дырке в стене, едва просматривавшейся из-за груды раритетов. Бедное разорванное послание осталось лежать неровными клочками, которые мне пришлось соединять. И ведь поклялась ни в жизнь больше не отвечать послу, но у него был уникальный талант составлять письма таким образом, что я просто удержаться не могла.

«У тебя интересные братья», – гласила весточка от индигийца.

И вот зачем, спрашивается, ради одной строчки сооружать настолько замысловатую птичку? Меня всерьез заинтересовало, а смогла бы она запеть, не напади на нее крыса. Ведь у бумажного котика шерстка из тончайших бумажных волосков имелась. И даже мои братцы умели сооружать трещоточных громыхающих жаб.

«И чем же?» – отправила я ответ, не рискнув больше выкладываться на затратное послание в виде гильотины. Мне стало невозможно любопытно, что же братья учинили у посла и насколько сильно заставили последнего страдать.

Я выждала минуту, две, десять, но этот скверный мужчина так и не соизволил ответить. Однако спустя еще минут пять до меня дошло, что братья наверняка не смогут удержаться и опишут подробно собственный визит, а значит, нужно только дождаться их сообщения. Пока же я решила заняться приготовлением еды. День близился к вечеру, а мне довелось съесть лишь сдобную булочку с молоком. Их одна старушка выменяла на ремонт устройства, напоминавшего мясорубку, но оказавшегося прибором для нарезки овощей. Немощная старушенция громче прочих посетителей жаловалась на отсутствие даже мелкой монетки и так усердствовала, что, скажу честно, по-настоящему меня разжалобила. Жалость продлилась ровно до момента, когда бабулька ушла из лавки. На улице она оказалась очень прыткой и активной, а от немощи не осталось и следа, что прекрасно просматривалось сквозь отмытое окно.

«Бамс!» – громко рухнула передо мной бумажная кувалда. Удар пришелся по выложенной на столешницу картошке. И ведь точно целили уронить на ногу, гаденыши, но она оказалась удачно закрыта краем стойки. Конечно, такая бумажная вещь в принципе не должна ничего весить, но кувалды братцев я получала не раз. Мальчишки с детства тренировались пакостить и научились секунд на пять утяжелять лист так, чтобы тот ощутимо саданул, например, по беззащитному пальцу, как и научились делать жала у пчел и зубы у крокодила. Одаренные и вредные. Их бы энергию, да в мирное русло!

«Сестра, вот как ты могла? Как могла оказаться такой дурой? Ты же умная! И это наша родн… Дурак ты, Черри, она по крови неродная, исправь… И это наша неродная сестра! Мы с детства вместе росли, могла бы хоть от нас ума набраться».

В этом месте я так громко фыркнула, что даже лист задрожал в руках и строчки запрыгали.

«Слушай, ну какой классный мужик этот посол! Мы весь день сегодня учились выговаривать его имя. Знаешь, как его зовут?»

– Не имею понятия и дальше знать не хочу, – пробормотала я вполголоса.

«Его зовут Радъярдаян Ильнаркир, вот как… Черри, ты без ошибок написал? Молодец!.. Видишь, какое имя?»

Братья умудрились вставить в послание собственные препирательства. Но невольно я попробовала произнести сложное и непривычное имя с первого раза. Оказалось, оно не выговариваемое.

«Ну что, – издевательски было написано дальше, – выговорила?»

Я снова громко фыркнула.

«А мы уже научились. Так вот, сестрица, почему ты оказалась такой недалекой? Ты же училась лучше всех! Постоянно все хвалили. Матушка от гордости за тебя все годы учебы нас гнобила. «Берите пример с Сабрины, вон Сабрина какая умница». И что? Почему Элла работает у Радъярдаяна Ильнаркира? Ходит такая важная и гордая, а ведь на ее месте могла быть ты! Ох, и выбесила твоя подружка сегодня. Устроили ей маленький сюрприз перед уходом. Заявила, будто она у посла теперь доверенное лицо. Ха! Он просто дает ей поручения и перестраивает свою резиденцию на собственный лад. Кстати, интересные у него задумки. Он стен вообще не любит. Знаешь, когда вернешься домой, воплотишь парочку наших мыслей с нашими комнатами. Кстати, а когда ты уже приедешь? Что-то нам без тебя скучно. Распределение, работа, бла-бла-бла, но должны и выходные быть или там отпуск?»

Отпуск? Я прижала ладонь к щеке. Да, в первый день работы в самый раз говорить об отпуске.

«Так вот, классный мужик этот посол, не то что наш министр. И зачем ты только уехала куда-то? Набедокурила немного, но все не так страшно оказалось. Радъярдаян Ильнаркир про твои выкрутасы вообще не упоминал. Совсем. И он не злится на тебя. И Эрику он тоже понравился. И мы реально уже придумали план, как выкурить Эллу отсюда. Ты сможешь приехать на ее место, а с Радъярдаяном мы договоримся. Что скажешь?»

Что я скажу? Ах, что я скажу!

Я нервно запустила шарик в пространство, пребывая просто в бешенстве. Еще никогда я не была так зла, но ровно до момента, когда ответный сплющенный комок стукнул прямо в глаз. Тогда весь гнев улетучился. «Приставал? – было написано в письме. – Ну, завтра мы к нему снова наведаемся! Уж будем рады опять пообщаться!»

– Лысый храмз! – выругалась я на всю лавку, спугнув кого-то большого и тяжелого. От мешка картошки раздался топот, который затих за свалкой раритетов. «Да мне нужно брать плату за работу в двойном размере с такой-то соседкой», – мелькнула мысль и снова пропала, вытесненная нехорошими предчувствиями. Нельзя же быть столь несдержанной!

Я быстро составила новое послание и снова запустила шарик. Ответ прилетел скоро, едва успела уклониться и словить его над плечом.

«Да не станем мы палиться, – возмущались братья, – что мы, дети какие? Придумаем такую гадость, о которой ему и министру рассказать будет стыдно. А потом и сообщим: «Это тебе за сестру». И если настаиваешь, не будем бить ему морду. Министр спит и видит, как бы нас в каменоломни сослать. Мы незаметно. Почти. Даже ничего ему не сломаем, наверное. С большой долей вероятности. Ну, или снова обратимся к Варваро. Даже заранее составим для него письмо, на всякий случай».

– Ну все, – громко сказала я, опять кого-то спугнув, – проболталась на свою голову.

Быстро выхватив из саквояжа новый лист, я написала отцу.

«Узнали так узнали, – прилетел ответ от папы, – с министром разобрались, пускай и с послом поквитаются. Прорвемся, дочь. Главное, сама тихо сиди и всегда держи при себе медальон матери».

Тяжело вздохнув, я облокотилась на стойку, бездумно постукивая ножом по доске. Когда особенно сильно задумалась, случайно рубанула и без того приплюснутую кувалдой картошку, и кусок отлетел в сторону мешка, откуда донесся возмущенный писк. Впрочем, он быстро сменился новым топотом, а затем отчетливо различимым хрустом и чавканьем. Кажется, крысявка решила, будто я ее подкармливаю.

Медальон матери я и так держала при себе. Он теперь всегда висел на шее, и при случае следовало лишь крутануть круглый диск с изображением танцующей девы на обратную сторону с оттиском бравого воина на коне. Правда, в жизни не подумала бы, что повторю судьбу мамы, подобно ей отправившись в бега.

Впрочем, матушка по молодости была изрядно романтичной натурой, оттого сбежала из отчего дома, едва ее решили сосватать из меркантильных соображений. Семья у нее была весьма знатная и обеспеченная, а мать удрала навстречу приключениям. Скрываться ей помогала редкая вещица. Крутанешь на одну сторону, и вот он, твой настоящий облик: мужской или женский, а перевернешь на другую, превратишься в особу противоположного пола. Так матушка и путешествовала под личиной мужчины, пока вдруг не встретила отца. Весьма симпатичного и решительного юношу, которому открылась.

Прожили они вместе не очень долго. Семейная жизнь с ее заботами, хлопотами, а затем и рождение ребенка поубавили романтического ореола. В целом непривычная к труду и избалованная с детства мать в итоге очень отдалилась от отца. Да и он с его скрытным характером не был идеалом любовных мечтаний. Подозреваю, папа при всей любви к матери едва ли явно выражал собственные чувства, определенно недодавая возлюбленной необходимую дозу нежности. Как итог, она снова сбежала, на сей раз от нас обратно домой. Сперва отправила письмо, а затем вернулась на родину. Я этого не помню, но папа говорил, однажды на пороге нашего дома появились незнакомцы, столь хорошо экипированные, что становилось понятно – против таких не попрешь, особенно в одиночку. Мать поцеловала меня на прощание, ему помахала рукой, и с тех пор мы с родительницей общались исключительно посредством писем. Она писала регулярно и еще на каждый день рождения присылала красивые поздравления, а я периодически забывала поздравить ее, потом спохватывалась и посылала пару сообщений зараз.

Где-то по ту сторону границы у меня была еще родня: сводный брат и две сестры-близняшки от брака матери с подходящим ее семье мужчиной, причем тем самым бывшим женихом. Судя по сообщениям, ее такая жизнь устраивала много больше прежней и точно была более привычна. И все же невероятно забавно, что мне теперь мог пригодиться оставленный на память медальон преображений.

Старая кушетка противно скрипела, а ножка первое время не желала приделываться к корпусу. Но я бы не была ученицей с орденом, не сумей настоять на своем. В итоге временное спальное место пару раз крякнуло, хрустнуло, но стерпело тяжесть улегшегося на него тела. Намного лучше, чем на саквояже. Да и усталость оказалась такой, что я заснула практически сразу.

А вот утро началось поистине феерично. Открыв глаза, я узрела на груди пригревшуюся змею. И далеко не сразу поняла, что змеюка была дохлой, более того, она была трофейной. Догадалась я об этом спустя некоторое время, когда визг стих, а шок отступил и на глаза попалась сидящая посреди комнаты гордая крысявка. В награду за вчерашний завтрак и ужин она словила где-то, а затем задушила и принесла мне мелкого ужа. А после совершенно не оценила громкой ругани и запущенного в нее трофея, зато, осознав, что я не разделяю подобных гастрономических пристрастий, утащила принесенный мне завтрак обратно в собственную нору.

– Звезды! Да что за город такой, – простонала я, схватившись за голову, – здесь даже крысы необычные. А я-то надеялась сбежать от неадекватной семейки и зажить нормальной человеческой жизнью. Для полного счастья очередного письма от братцев не хватает.

Однако ожидаемые свершения проказников реально волновали меня настолько, что ночью даже приснился посол, гоняющийся за обоими изобретателями по всей огромной резиденции. Полы черного плаща хлопали за его спиной, словно крылья, темные волосы развевались по ветру, а глаза предвкушающе сверкали. Бедные братишки удирали от него и прятались под какими-то цветочными горшками.

– Ах ты, склиз мразопакостный! А ну выпустил нас!

Раян подпер щеку кулаком и с философским видом смотрел в настежь распахнутые двери, созерцая успокаивающую зелень разросшегося сада. Оскорбления, выкрикиваемые в его адрес, просто пролетали мимо, пока посол любовался тем, как за такое короткое время успели вытянуться молодые деревья и разрастись кусты. Местные цветы, пускай и не столь прекрасные, как в Анииле, наполняли воздух приятным ароматом. Цветы были подобны местным женщинам. Довольно непритязательные, но за неимением лучшего их многообразие и цвет могли успокоить уставший от скудости небогатой природы взор. За все время, проведенное вдали от дома, Яна лишь раз всерьез зацепил местный колорит. А именно сестра тех двух парней, что сейчас сотрясали воздух ругательствами.

Вначале они еще не скупились на изощренные и громкие оскорбления, но спустя некоторое время устали и теперь выражались довольно вяло.

– Господин посол, – в дверь заглянула Элла, – господин посол, я закончила в подвале…

Девушка воззрилась на двух парней, увязших в стене.

– Элка, – мигом оживился Черри, – Элка, сломай стену.

Девушка, смотревшая восхищенно-влюбленными глазами на Радъярдаяна, вновь удовлетворенно оглядела парней и покачала головой.

– Держи карман шире! – произнесла она. – Так вам и надо! Будете знать, как диверсии устраивать.

– Элла.

Лицо девушки мигом сменило прежнее мстительное выражение, смягчившись и обретя совершенно сладкий вид.

– Да, господин посол? – прощебетала она. – Что еще я могу сделать для вас?

– Я хотел бы заменить окна в оранжерее на раздвижные двери, как здесь.

– Все подготовлю, господин посол. Я попрошу секретаря сделать соответствующий заказ.

Ее сладкая улыбка вновь сменилась злорадным оскалом, когда Эллочка, прикрывая дверь, бросила на парней прощальный взгляд.

– Ну, слушай, ну, в конце концов, – Терри сменил гнев на милость. У него ужасно зудело под лопаткой, а почесать не было никакой возможности, – может, обсудим все?

– Что обсудим? – не меняя философского выражения лица, уточнил Ян, слегка повернув голову.

– Ну… все. Мы, честное слово, не хотели, чтобы смердобомба взорвалась, когда министр пошел в туалет. Там, видимо, что-то заглючило в механизме.

– Точно заглючило, – поддержал его Черри, – она позже должна была сработать.

– Полагаю, вам повезло, что министр пока не пришел в себя.

Министр и правда оставался в отключке, вынесенный на лужайку в саду, где слуги поливали его из шланга, пытаясь смыть все последствия смердящей бомбы. Вонь шла страшная, и Ян радовался, что двери его кабинета выходили на другую сторону. Бедняга министр испытал такое моральное потрясение, что даже вода пока не смогла привести его в чувство. А ведь он рассчитывал расслабиться в приятной компании, с бутылкой редкого вина, когда ехал в резиденцию. Прибыл к Яну в сопровождении двух симпатичных особ и с подарочным ящиком, который открыл с величайшим трепетом.

Сейчас бутыль стояла на столе посла в кабинете, девушки сидели в приемной, а двое круглых дураков торчали в стене. Угодили они туда, когда, разочарованные неудачей, решили пойти прямым путем и просто начистить послу физиономию.

– Ну, давайте обсудим, – щелкнул пальцами мужчина, и парни со стоном повалились на пол.