На следующий день действительно стало хуже. Лицо опухло сильнее, область вокруг глаза посинела. Лена не могла смотреть на себя в зеркало, не могла спать на боку, только на спине. Ей вновь пришлось пропустить занятия. Несколько раз ей звонила Полина, но Лена не брала трубку. Она не хотела ни врать подруге, ни говорить правду, поэтому избегала разговора, оставаясь наедине со своими мыслями, которые пожирали ее рассудок. Во всем она винила мать. Ей представлялось, словно та специально ударила ее по лицу, чтобы на дочь никто не посмотрел. И попала прямо в точку.

Но Полина забеспокоилась не на шутку. Лена не пришла в университет, не предупредив ее, а теперь еще и не выходила на связь в течение всего дня. «Значит, у нее что-то случилось», – рассудительно решила Поля и после занятий отправилась прямиком к подруге домой, чтобы все разузнать и предложить свою помощь, если нужно. Девушка из благополучной семьи ожидала увидеть что угодно, но только не то, что ей пришлось увидеть. Опухшая, синяя половина лица, подплывший глаз…

– Боже, Лунь, кто это сделал с тобой? – воскликнула она с порога.

Лена поняла, что врать не имеет смысла.

– Вчера приходила мать. Унесла ботинки Степы, чтобы пропить.

– Это она тебя? Ударила?

– Можно и так сказать. По крайней мере, она не пожалела.

– Как же так, Лунь, ведь это твоя родная мать!!!

Полина пребывала в ужасе, застыв на месте с расширенными глазами. То, что происходило, никак не укладывалось в ее системе мировидения. Такого просто не могло происходить в том мире, в котором она привыкла жить.

Лена взглянула почти с ненавистью.

– Спасибо, что напомнила, – процедила она сквозь зубы. – Я ей об этом обязательно скажу при встрече!

– Господи, но так не должно быть! Это же просто… просто кошмар какой-то! Чтобы мать била своих детей, уносила вещи из дома… Бедная, бедная моя Лунь! – в голосе Поли было столько искреннего сострадания, что Лена разозлилась.

– Хватит! Не надо меня жалеть! Мне тут не нужна вся ваша жалость! Она ни в чем мне не поможет! Она не исправит мою жизнь!

– Что с тобой, Лунь?

– Что со мной? Не видно, что ли?!

– Не кричи ты так.

– А не надо меня жалеть, словно я калека!

– Лунь, успокойся…

– Нет! Зачем ты пришла? Уходи отсюда! Ты не должна была этого видеть! Разве неясно, что я специально избегала разговора с тобой, чтобы ты ничего не знала! Моя жизнь убога, я ЗНАЮ это, спасибо, что напомнила! Любая жалость оскорбляет меня.

– Лунь, я… я не заслуживаю такого отношения, – ошеломленно проговорила Поля.

– А я?! – закричала Лена, не сдерживаясь. – Я! Я заслуживаю ТАКОГО отношения, а? – и она указала пальцем на свой отекший глаз, затем отошла к окну и демонстративно повернулась к подруге спиной.

«Она расскажет Илье Алексеевичу!» – подумалось ей, и эта мысль испугала ее.

– Мне уйти? – тихо спросили позади.

– Да, – сухо ответила Лена.

Шаги. Стало тихо.

Несколько минут девушка возвращалась в свое обычное состояние. «Да что же она мне сделала? За что я с ней так жестоко? Я не должна вымещать свою обиду на ней! Она и правда не заслуживает этого!»

Лена накинула куртку, выскочила на улицу и побежала в ту сторону, куда могла уйти Полина. Она быстро догнала ее.

– Поли!

Рыжеволосая испуганно оглянулась. Лена подбежала к ней и обняла. Полина не сопротивлялась, но и не обнимала в ответ, расставив руки в стороны.

– Прости меня! Прости, прости…

– И ты меня прости.

– Ох, Поля, что ты говоришь, за что тебя прощать? Только я виновата. Я иногда себя в руках не держу… Ты уж не обижайся на это сильно. Жизнь у меня такая – нервная.

– Прости за то, что лезу, куда не надо. Делаю тебе больно тем, что не могу этого до конца воспринять, поверить не могу…

– Полина… никому не рассказывай, умоляю тебя! Твоя семья…

– Не скажу. Не переживай.

– Идем ко мне, – Лена потянула подругу за рукав. – Вернемся. Поговорим.

– Хорошо. Лунь, ты должна сделать ради меня одну вещь. Сделаешь? Это несложно.

– Все, что угодно.

– Завтра же иди в больницу и покажись хирургу. Это выглядит ужасно и нуждается в помощи специалиста. Ты пообещала, и ты пойдешь.

– Ладно, – без энтузиазма согласилась Лена.

В самом деле, она сходила в больницу на следующее утро. Врач прочитал ей целую лекцию о вреде самолечения и пользе своевременной медицинской помощи. Размеренно и дидактично поучая пациентку, он одновременно накладывал ей шов в том месте, где кожа разошлась, чтобы не осталось рубца. Разумеется, предварительно был сделан укол местной анестезии. Шов получился совсем маленький, и хирург заклеил его заживляющим пластырем. Затем сел за стол и начеркал что-то на бумажке.

– Вот этой мазью, – сказал он, – каждый день – на ночь. С утра – снова пластырь. Только ночью можно без него. Спать на спине.

– Шрам останется?

– Будешь мазать – не останется. Свободна.

Чтобы купить мазь, Лене пришлось залезть в отложенные деньги. Стоила она, впрочем, не так дорого по нынешним меркам, но и это уже было ударом по их с братом скромному бюджету. И удар этот нанесла им родная мать.

Девушка решила позвонить Владимиру Александровичу, поговорить и оправдаться в прогулах, количество которых уже начинало беспокоить наверняка не ее одну.

– Что там у тебя случилось, Леночка? Опять мать? – догадался директор, хорошо знакомый с семейным положением любимой студентки.

Выслушав историю целиком, он сказал:

– Ты, главное, не переживай. Я с преподавателями поговорю. Мажь этой своей мазью – до свадьбы авось заживет! Колоссально заживет! Будешь еще красивее, чем прежде!

Слушая эти его «колоссально» и «исключительно» на каждом шагу, Лена смеялась и даже немного плакала, но совсем чуть-чуть, чтобы Владимир Александрович не услышал и не поругал ее за слезы, пусть это и были слезы радости. Затем девушка позвонила тете Томе и пообещала завтра быть – кровь из носу. Не скрывая недовольства, женщина засопела и предупредила, что если Лена завтра не появится на рабочем месте, то замену ей найдут быстро.

Это был тот самый день, на который Илья Алексеевич назначил Лене визит. «Лунь, приходите одна», – попросил он почти шепотом, доверчиво глядя ей в глаза.

«Может быть, не поздно одуматься? Может, пойти прямо так? С пластырем на лице! Смешно! Нет, нет, я должна остаться дома. Он не увидит меня такой… ни за что на свете».

Ближе к вечеру с Леной начало происходить нечто страшное. Она не могла думать ни о чем другом, кроме упущенной возможности побыть с Вилиным вдвоем, и это сводило ее с ума. Девушка то бродила по дому, словно тень неупокоенной души, то стремительно металась, как загнанный зверь. У нее начался жар, и нервная лихорадка била все тело.

«Вот сейчас, сейчас, – размышляла она, поглядывая на настенные часы, и ей хотелось смеяться от безысходности, – я сейчас могла бы прийти к нему. Да, сейчас я могла бы одна стоять у ворот его дома. У открытых для меня ворот. И он был бы в доме – один. Он ждал бы меня. Точнее, он и так ждет сейчас. Но я не пришла. Не пришла! И почему? Он не знает. Зато я знаю. Как это мучительно!» – чуть не вскрикивала она и опрокидывала какую-нибудь вещь, не замечая ее на своем пути.

«А сейчас я бы открыла ворота и вошла во двор. И мне стало бы волнительно и страшно. Ведь впереди – время наедине с ним. Час? Несколько часов? Все равно! Я бы не заметила, как пролетело это время. Я бы очень переживала о том, что буду говорить ему, что будет говорить мне он, и чем мы будем заниматься. Я бы думала о том, как я выгляжу. И мне бы обязательно казалось, что выгляжу я ужасно. Да! Я бы посмотрела на окно – нет ли его там, не выглядывает ли он меня? Возможно, я бы увидела его лицо за стеклом. Его лицо… Почему-то мне кажется, он был бы небрит. Обязательно небрит. Почему? Не знаю! Писал бы свою статью и забыл побриться, как обычно… Он так рассеян и так мил… Он вышел бы мне навстречу, весь в черном, как в тот раз. Какая восхитительная фигура! Я бы подошла к нему и подняла голову, чтобы заглянуть в его добрые детские глаза… И он бы сказал мне: «Здравствуйте, Лунь. Я ждал Вас. Проходите». И подал мне руку. О, эти руки! Эти длинные идеальные пальцы!»

«Она все время портит мне жизнь. Как я могу любить ее, за что? Это грешно? Грешно не любить свою мать? Но она меня тоже не любит. Она никого не любит, кроме себя. Мы не нужны ей!»

«Сейчас мы могли бы сидеть на кухне за чаем. Или в гостиной на диване. Рядом. Наедине. О, я бы неотрывно смотрела в его глаза! Пусть думает и делает, что хочет, но я бы смотрела на него так, как не могла смотреть в присутствии Полины! Я бы ничего не смущалась, я бы…»

«Это она, она лишила меня такого шанса, она специально это сделала, она знала… Откуда она могла знать? Она чувствовала. И ударила меня, чтобы мне насолить, конечно! Ведьма. Сволочь».

«… он бы тоже сидел и смотрел на меня. Возможно, некоторое время мы бы не говорили ни о чем, а может, и наоборот, разговор завязался бы живой и быстрый.

– Лунь, я пригласил Вас затем, чтобы… – сказал бы он, слегка смущаясь.

Я бы смотрела в это мужественное лицо и умилялась, слушая каждое слово.

– Зачем же? – спросила бы я тихо.

– Есть кое-что, что я скрываю ото всех, – признался бы он.

– Почему Вы хотите рассказать мне об этом?

О, я знаю, что на этот вопрос он ответил бы такое, что перевернуло мою жизнь! Почему я не там? Почему же я не там, не рядом с ним?»

Лене казалось, что она сходит с ума. Ее бил озноб, непрерывно хотелось смеяться, и невозможно было сидеть на одном месте. В голове у нее прокручивались сцены не случившегося события – события, которое стало бы переломным. Слова, взгляды, фразы, прикосновения… Ничего этого нет на самом деле – все только в голове! Лена бредила в какой-то лихорадке. Такое было с ней впервые в жизни.

«Я не могу, не могу! – говорила она себе, бросалась к зеркалу, видела пластырь на лице и сразу отходила, чтобы не видеть себя. – Может, еще не поздно пойти к нему? Что изменит этот крошечный пластырь?»

«Нет, нельзя! Нужно остаться дома!»

«Но это мой единственный шанс! Я должна крепко ухватиться за него. Все и так держится на мне одной, и у меня уже нет сил справляться с этим… Мы питаемся кое-как, живем – кое-как! Бедный Степка… Убогая жизнь! И вдруг – Илья Алексеевич. Одно его существование – уже счастье для такой, как я. А возможность увидеться – роскошь, которой я, видимо, недостойна. Нет, достойна! Если кто и заслужил дружбу и внимание такого человека, так это я! Я! Я могла бы попытать свое счастье, стать ему на миллиметр ближе… Теперь он будет относиться ко мне иначе, теперь я потеряю его доверие!»

– Лен, что с тобой происходит? – решился спросить Степа, напуганный странным поведением сестры.

– Ничего, ничего, Степка, ничего, – будто в забытии шептала Лена. – Иди, ложись спать.

Мальчик глянул на нее с недоверием, но ушел.

Лунь испытывала глубокую душевную травму. Ее лихорадило на протяжении всего времени, которое она потенциально могла провести в компании с Ильей Алексеевичем. Лишь к ночи девушка успокоилась и смогла уснуть, размышляя о том, как будет просить прощения у мужчины, которого любит, за поступок, в котором не виновата.