Глава 5

Лера

Первая брачная ночь и начало медового месяца получились у нас с Никитой неудачными, но окончание путешествия стоило любых испытаний.

Благодаря Никите у меня был самый лучший первый поцелуй. Благодаря ему же – первое свидание в ресторане тоже стало лучшим.

Он читал меня как раскрытую книгу и умело управлял эмоциями. Рассказами о других свиданиях Никита быстро избавил от смущения и заставил смеяться. Я будто снова вернулась в свои восемнадцать, когда мы могли свободно разговаривать. Где не существовало никакой сделки, не разделяла трагедия в прошлом.

Легко было.

Рядом шумел океан. Уже не буйный, а покладистый. Он облизывал бирюзовыми волнами золотистый пляж в нескольких метрах от нашего столика. Заигрывал с солнцем, слепя яркими бликами гуляющих туристов.

Вкусный завтрак с яйцами пашот, тостами и черным кофе радовал глаза и желудок. Ароматы заставляли его предательски урчать.

А от улыбки мужчины, сидевшего напротив, за моей спиной пробивались крылья.

Наташа все же ошибалась, когда говорила, что не нужно ждать своего журавля и лучше тренироваться на синицах. Мой журавль точно стоил любого ожидания. Даже с синевой под глазами и колючей щетиной.

Я иногда отворачивалась в сторону, не веря, что мы действительно вместе, как настоящая пара. Закрывала и резко распахивала глаза, прогоняя слишком сладкий сон.

Но ничего не менялось. Со мной на самом деле был Никита. Не кто-то другой, а именно он шутил, заказывал завтрак с десертом. И смотрел… не так, как раньше. А с интересом и восхищением. С жадностью, от которой все мое тело плавилось, и никакой кофе не способен был справиться с сумасшедшей жаждой.

До конца завтрака я боролась со своим недоверием. К десерту придумала целую дюжину теорий, доказывающих, что у нас ничего не поменялось и что сейчас просто так сложились обстоятельства – качка и шторм.

Но когда свидание закончилось и мы вернулись в наш домик, все эти теории рассыпались как пирамидка из детских деревянных кубиков.

Я так и не поняла, кто первый остановился и потянулся губами к губам. Еще несколько секунд назад по обе стороны от деревянного настила плескались волны и кричали птицы. А сейчас по моей спине побежали мурашки и в ушах послышался стон. Чужой. Короткий и жадный.

Все случилось так быстро, что ноги сами подогнулись. Руки, спасаясь, вцепились в широкие мужские плечи. И новый шторм накрыл с головой.

Серо-синяя глубина… только теперь не воды, а глаз.

Сильные ладони на моей талии. Притягивающие. Сминающие.

Растерянность и… радость.

Я, как и вчера, не верила, не соображала и отдавалась.

Позволяла раскрывать рот, сжимать в объятиях и плавить сумасшедшим напором. До слез радовалась чужому воздуху, который заполнял легкие, словно всю меня.

Разрешала утягивать на такую грань ощущений, где я еще никогда не была. Острую, опасную. И успокаивать тихим шепотом:

– Вкусная… Хорошая… Нежная…

Губы Никиты были повсюду. Он целовал мои глаза, щеки, шею. Говорил о том, что еле держится и что я слишком сладкая.

Клеймил мое тело своими пальцами. Скользил по спине и ниже. Стискивал. Чертыхался. Давал ощутить свою твердость. И снова целовал.

Никогда я не пробовала поцелуи других мужчин и не позволяла так к себе прикасаться. Никто, кроме Никиты, не был со мной настолько близко.

Я не хотела их. Тело не реагировало на чужие прикосновения, а внутри все молчало, будто изначально было настроено лишь на одного-единственного.

Для всех я была ледышкой, фригидной отличницей с конспектом вместо сердца. А с Никитой… Каждое его слово отзывалось сладкой ноющей болью ниже живота. Каждый поцелуй заставлял терять голову и забывать… вычеркивать из памяти то, как утром он назвал меня Алиной, то, что между нами лишь договор и впереди только год.

Пожелай Никита большего – я бы не остановила. Мне хотелось этого большего.

Гордость? Забыла о ней.

Страх? Утонул вчера вместо меня.

Сомнения? Рассеялись от горячих прикосновений и голодных поцелуев.

Никита во всем был для меня первым. И сейчас я готова была просить стать первым и в близости…

Мой муж.

Мой любимый.

Но когда я начала расстегивать пуговицы на его рубашке, Никита словно протрезвел.

С рваным вдохом, останавливая, он положил руку на мои пальцы. Прижал голову к своей груди. Медленно, будто разучился нормально дышать, выдохнул.

– Маленькая, меня совсем кроет от тебя.

Словно подтверждая, его сердце забилось еще громче.

– Это плохо?

Я готова была расплакаться из-за того, что мы остановились.

– Нет. Это хорошо. Даже отлично. – Губы Никиты легким поцелуем коснулись моей макушки. – Ты потрясающая. На тебя невозможно реагировать иначе.

– Но я тебе не подхожу…

Вчера от обиды хотелось лечь и умереть, а сегодня внутри поднялась такая волна злости, что трудно было совладать с собой.

– Со мной, значит, можно только целоваться! – Извернувшись, я ткнула Никиту локтем в грудь. Не щадя, не думая ни о каких последствиях или о том, как буду выглядеть.

– С тобой все будет идеально. Я уверен.

Этот гад словно и не почувствовал. Вместо того чтобы отпихнуть меня подальше, громко рассмеялся и еще крепче прижал к себе. Распластал на широкой мускулистой груди.

– Нет, я для тебя так… – вырвалось у меня со всхлипом. – Соседка!

– Очень красивая соседка. Сладкая.

– Клиентка, которую нужно беречь!

– Самая привлекательная клиентка! Такая, ради которой можно и отойти от своих принципов.

– Девчонка! Малолетка, с которой ничего нельзя делать!

Я изо всех сил снова дернулась. Как змея прошипела этому мерзавцу: «Не-е-ет!»

Но он снова переловил. Опять вжал в себя, дав почувствовать, как сильно ошибаюсь. И, заставив посмотреть в глаза, произнес:

– Если я сорвусь, то не выпущу тебя из спальни ни сегодня, ни завтра, ни через неделю. Потом тоже не выпущу. Не знаю, как буду разрываться между работой и тобою, но выбора у тебя не останется.

Будто Никита уже раздел меня и положил на кровать, я вздрогнула.

– Считаешь, мне нужен выбор?

Облизала внезапно пересохшие губы.

– Выбор?.. – Взгляд Никиты потемнел, а большой палец правой руки очертил контур моих губ. – Я не хочу давать тебе никакого выбора. У меня крышу от тебя рвет. Но еще я не хочу, чтобы через месяц или два ты пожалела, что поддалась эмоциям.

– Тебе подсказать, куда запихнуть свое благородство?

Мои губы против воли растянулись в улыбке, а на душе вместо холодной злости разлилось тепло.

– Оно уже там. Поверь. Хорошо, что ты не умеешь читать мысли. Бежала бы подальше со всех ног.

Никита наконец выпустил меня из объятий. И сам отошел на шаг.

– Но… – начала я.

– Но я могу оказаться совсем не тем человеком, каким ты меня представляешь. Лера, я не ангел, не спаситель и не такой уж рубаха-парень. Уверен, уже скоро тебе донесут много интересного. И о моем прошлом. И о настоящем. – Он невесело усмехнулся. – Благожелатели всегда найдутся. А я потом могу не отпустить.

* * *

После откровения Никиты до самого обеда я ходила как заколдованная. С губ не сходила глуповатая улыбка. На глаза периодически накатывали слезы. Умиляли малыши, которые резвились в детском бассейне на берегу. Я подолгу засматривалась на парящих в небе чаек и на парусники где-то вдали.

Все это очень напоминало знаменитый женский ПМС. Единственное отличие состояло в том, что вместо перепадов настроения мне стабильно хотелось лишь одного – целоваться. Долго. Постоянно. С мужчиной, который сам сходил с ума от нашей близости.

К сожалению, поцелуи и продолжение знакомства пришлось отложить. Из-за выходного, подстроенного штормом, на Никиту навалилась целая гора дел. А вечером ждал самолет.

В нем муж тоже работал. После – спал, прижав мою голову к своему плечу. Ну а утром нас встретил Питер.

Впервые я не радовалась возвращению домой. Еще у трапа хотелось закричать: «Я никуда отсюда не уйду, верните меня назад!» Но пришлось стиснуть зубы и позволить Никите провести меня через все коридоры к нашей машине.

Из дома, переодевшись, муж сразу же отправился в главный офис банка. Меня он попросил приехать туда не раньше вечера. Причины по телефону не пояснял. Лишь долго смотрел в камеру уже знакомым жадным взглядом. И что-то едва слышно отвечал Павлу.

До вечера, я думала, не доживу. Время тянулось бесконечно долго. Сил не было ни на какую переписку с любопытной Наташей. Не хотелось показываться на глаза слишком догадливому СанСанычу.

Вместо того чтобы заняться учебой или хотя бы проверить почту, я час отмокала в ванне с ароматной пеной. Еще час укладывала волосы и потом долго, тщательно выбирала одежду для поездки в офис.

Такое в моей жизни было впервые! В банке меня видели всякой: и в джинсах, и в деловом костюме. Но сейчас хотелось стать особенной – под стать своему потрясающему мужу.

Впервые я понимала Татьяну Егоровну, которая могла полдня проводить в салоне красоты перед поездкой в офис на какое-нибудь совещание или просто к Биркину.

Однако, как только я поднялась по ступенькам бизнес-центра и вошла в холл, стало казаться, что попала в чужой банк или все вокруг вместо меня видели другую женщину.

Впервые охранник на входе бросился сам открывать турникет. Впервые спешащие по домам работники начали останавливаться и здороваться. Впервые меня пропустили в лифт первой и весь подъем никто не пытался прижаться или наступить на ногу.

Ощущения были непривычными. К моменту, когда я дошла до своего кабинета, всерьез начала верить, что я владелица банка. Но стоило на миг заглянуть в конференц-зал, находившийся рядом, тут же прояснились истинные причины перемен.

Мой замечательный муж так и не успел управиться до вечера. И он, и все руководители департаментов сейчас находились на работе. Все, кроме Никиты, опустив головы, смотрели на документы перед собой. Кто-то что-то записывал. Кто-то нервно тер шею.

Никто не ухмылялся и не перешептывался, как это случалось во время собраний с моим участием. Никто не перебивал говорившего и даже не косился в его сторону.

Я ни разу не была на собраниях, которые проводила Татьяна Егоровна, но вряд ли она могла переплюнуть Никиту.

Суровый, уверенный, он сидел во главе стола как царь. Незримо давил на всех своей тяжелой, властной аурой. От холода в его глазах и четких громких распоряжений, у меня перехватывало дыхание и хотелось выполнять все, что потребует.

Это был лучший антикризисный управляющий банком, о котором можно было лишь мечтать. Он и правда не походил на рубаху-парня, но от каждого его распоряжения, вопроса или упрека мне приходилось все сильнее сдерживаться, чтобы не захлопать в ладоши.

Ума не приложу, как пережила целых полчаса совещания. Заметившая меня секретарша дважды предлагала кофе и даже принесла стул, чтобы мне удобнее было подсматривать. Но я не смогла ничего проглотить или хотя бы присесть.

Хотелось к Никите.

Прижаться к груди, как вчера после ресторана.

Дотянуться до губ.

И поцелуем рассказать, как сильно я им восхищаюсь.

Когда двери открылись нараспашку и присутствующие начали покидать конференц-зал, от моей гордости не осталось и следа. Плюнув на то, что подумают, я заставила всех посторониться и направилась прямиком к мужу.

– Прости, я немного задержался.

Никита встал из-за стола и, окинув меня восхищенным взглядом, сгреб в объятия. О том, что на нас смотрят, он тоже, казалось, не думал.

– Всё хорошо. – Уткнувшись ему в шею, я глубоко вдохнула.

Мой питерский Никита больше не пах океаном, но голова от его аромата кружилась еще сильнее.

– Мне показалось или ты подсматривала? – Горячее дыхание опалило висок.

– Это было потрясающе! – призналась я, как только за последним участником совещания закрылась дверь.

– Я сомневаюсь, что кто-то из них разделяет твой восторг, но теперь выбора у них не будет.

На губах Никиты мелькнула ухмылка.

– Верю. Биркин уже пытался ставить палки в колеса?

О работе в такой момент думать было сложно. Я даже фамилию управляющего вспомнила с трудом, словно он был персонажем из какой-то другой жизни.

– Уж в ком, а в нем можешь не сомневаться. – Никита тяжело вздохнул. – Он ни одной минуты нашего путешествия зря не потратил. Стахановец.

– И теперь у нас какие-то проблемы?

Я по-детски скрестила за спиной пальцы наудачу, но жест был глупым, как и надежда на него.

– Ничего существенного. Забудь! Я разберусь.

– Мне почему-то в этой фразе слышится другая…

Я аккуратно выбралась из объятий мужа и обхватила себя руками.

– И какая?

– Не знаю точно, – пожала плечами, – может, что нужно подождать. Может, что тебе придется куда-то уехать.

Сама не знала, откуда у меня возникли эти догадки. Никита ведь ни на что не намекал. И во время совещания я не слышала ничего подозрительного.

Вообще не было ни одного повода так думать, кроме сумасшедшей усталости в любимых серо-голубых глазах и двух складок между бровей. Тех самых, которые я уже видела вчера после признания.

– Ты не только очень красивая, но еще и умная.

Не обращая внимания на сопротивление, Никита снова притянул меня к себе. Стреножил руками, заставил замереть внимательным взглядом. И выбил из головы все мысли своей твердостью.

– Приедешь ко мне в Москву? – Он посмотрел в глаза с такой надеждой, словно я могла ответить «нет».

– Биркин сумел создать тебе проблемы в бюро?

– Лер, все неважно. Я спросил о другом. Ты приедешь?

– Это что-то серьезное?

Наверное, я просто не хотела верить, что Никита может вот так просто уехать. Мозг отказывался принимать реальность, где между нами снова будет много километров и дней ожидания.

– А может, твой Паша сам сможет всё решить? – Я чуть не захныкала.

– Паша не знаком с тем, кто мне нужен. Да и через посредника они разговаривать не будут.

Никита взял меня за подбородок и заставил поднять голову.

– Скажи честно, это часть твоего коварного плана?

– Какого?

– Того, о котором ты рассказывал на островах. Заставить подождать.

Будто сказала какую-то шутку, Никита задрал голову и громко рассмеялся.

– Ему еще и смешно! – Я возмущенно ткнула этого наглеца локтем, а потом обхватила руками его грудь. Сжала изо всех сил.

– Маленькая, я в курсе, что мазохист, – отсмеявшись, произнес Никита. – Возможно даже, самый последний мазохист. Какая-нибудь клиническая форма. Но я точно не такой безумец, как тебе кажется.

– Я бы поспорила…

– А ты поспорь! Дня через три. В Москве. – Его взгляд потемнел, а руки с моей спины скользнули ниже. – В третий раз спрашиваю: приедешь ко мне?

Ладони сжали ягодицы, и кадык на горле Никиты дернулся.

В ответ исключительно из вредности так и хотелось сказать «ни за что». Отомстить хоть так.

Но этот коварный мужчина приблизил свои губы к моим, мягко раскрыл… и не осталось ни гордости, ни обиды, ни вообще слов.