5 мая Черчилль проинформировал Эйзенхауэра, что если тот не собирается в Москву, то он, Черчилль, готов поехать один. «Меня не пугает «одиночное паломничество», если я чувствую в душе, что это способно помочь делу мира, – написал он. – Самое худшее, что может произойти, – это что я нанесу вред своей репутации. Но у меня сильное убеждение, что русские будут руководствоваться собственной выгодой. Полагаю, в их собственных интересах упростить состояние наших взаимоотношений. Мне очень хочется познакомиться с этими людьми, поговорить с ними по-дружески и на равных. Я это умею. Только приехав в Москву, я смогу всех их увидеть».