Глава 3

– Цветы точно не от того мужчины? – спрашивает Аня, когда мы, уложив детей, вместе с ней раскинувшись лежим на диване.

– Не вижу у него повода дарить мне цветы. Он предложил, я отказалась.

– И зря отказалась, – Аня говорит на полном серьёзе.

– Зря отказалась переспать с человеком, которого видела второй раз в жизни? Верните мою Аню, ты не моя.

Анюта откидывается на подушки и смеется.

– Я просто подумала, – мешкает немного. – Мы с тобой такие правильные, аж тошно. В старости нечего вспомнить нам будет.

– С чего это вдруг? – настрой подруги меня удивляет: если в себе сомневаться я могу, то в ней точно нет.

– Сегодня Раиса Сергеевна, когда мы проходили мимо с ребятами, слишком громко сообщила кому-то по телефону, что в ее доме живут лесбиянки. И мало того, что живут, так ещё и детей растят. Стыд потеряли, – Аня задумывается, говорить или нет. – Как думаешь, о ком это она? Да и еще так громко, – вздыхает. – Я потом полдня мелким объясняла, кто такие, те самые «лесбиянки», и почему они так возмущают соседку.

Мне очень смешно, но причину Аниных переживаний я понимаю: мы с ней в одной лодке.

– Хочешь, назло ей замутим? – придвигаюсь к ней ближе, стараясь не смеяться.

– Да ну тебя, – толкает меня ногой в бедро легонько, – Я же серьезно. Ладно Ариша, но Егору точно папа нужен. Как ты будешь одна? Он ведь растет, потребности возрастают. Да и мужское воспитание никто не отменял.

– Как по мне, неплохо растет. Тьфу, тьфу, тьфу. Ань, – собираюсь с мыслями, тема не моя любимая. – Ты не хуже меня знаешь: можно дать и жить счастливо, а можно просто дать. С меня не убудет, но зачем, если я так не хочу? Мне так не интересно. Он даже не старался сделать вид, что интересует его не только секс. Я не претендую на руку и сердце, но прийти к мужику в номер, потрахаться и свалить – не моё.

– Потрахаться. Фу. Слово-то какое, – Анюта в своем репертуаре. Она человек очень чистый.

– Самое подходящее в данном случае. Как это можно по-другому назвать? Любовью иначе занимаются. – Ну всё, Аня краснеет. Ожидаемо.

– Тоже мне специалист нашлась тут. У меня и то опыта побольше будет, —произносит с настолько важным видом, что можно упасть. Губы поджимает. – И практика была не так давно, как у некоторых, – к концу своей речи она всё же начинает хохотать.

– Ни дать, ни взять, бывалые! – перегибаюсь через бортик дивана и тянусь за бананами. – Практикуйся, блин, – протягиваю ей один со смешком.

– Какая же чудо вещь – твоя радионяня. Я бы, честное слово, оставляла открытыми двери в обе квартиры, чтоб слышать Аришу, вдруг что. – Легкость характера и умение быстро сменить тему – одни из лучших черт Ани, хотя таковых и без того много.

– Раиса Сергеевна сказала бы тебе спасибо за это: просто стоять под дверью в тамбуре и все знать. Благодать. А так что? Стакан с собой носить, а может, и что-то современнее.

– Думаешь, слушает?

– Надеюсь, что нет, но в случае чего, могу подыграть. Постонать, – последнее слово произношу с придыханием. Подмигиваю подруге.

– Дурочка, – резюмирует Аня, смеясь.

Свою излюбленную фразу о том, что поспать – это мое любимое и единственное хобби, я вспоминаю чаще всего утром, когда не могу продрать глаза. Хотя… могу, но… не хочу. Просыпаюсь, как всегда, без пятнадцати шесть, встать всегда тяжелее.

А всё потому, что в полночь я вспомнила о маковом рулете. Часто нормальные люди в полночь ставят дрожжевое тесто подниматься? У меня вот бывает.

О моем утреннем настроении, думаю, не стоит говорить. Пока готовлю завтрак, в голову приходят мысли о Гайворонском, вернее, слова Ани о том, что стоило попробовать. Понимаю, что бред, и все равно думаю.

После переезда на юг моя жизнь выровнялась. Количество эмоциональных всплесков минимизировано. Кто-то скажет: скучно, но я так долго к этому стремилась, и стоило это для меня слишком дорого. Большинство коллег, которые пекутся о моей личной жизни, не верят, что я не испытываю ноющего чувства одиночества. Удивительно, конечно, но факт – я не страдаю, мне не больно от того, что у меня нет мужчины. Может быть, во мне слишком много равнодушия?

Из мыслей меня на землю опускает Егор – причем в прямом смысле. Разбегается и запрыгивает мне на спину, обвивая шею руками, а бедра ногами:

– Я почувствовал мечту и проснулся! – весело сообщает мне в ухо. – Прихожу, а она вот – мечта моя, – облизывается и указывает одной рукой на рулеты, за меня при этом держится слабо.

– Не знала, что обезьянки мечтают о маковых рулетах, – отвечаю, придерживая мелкого за ноги. – Доброе утро, зайкин.

– Доброе утро, самая лучшая мамочка! – почти что кричит, тянется и целует куда-то в скулу.

– Ты наглый подхалим, – смеюсь: его непосредственность не может не трогать.

Сын обнимает крепче, хватка мертвая:

– Нет, правда, самая-самая. Люблю тебя и всегда буду жить с тобой!

– Вот уж обрадовал. Я тебя тоже люблю, но «всегда» это слишком, родной, даже для меня, – наклоняюсь, усаживая сына на стул.

– Но лет-то десять можно еще? – интересуется серьезно, в глазах паника мелькает, словно я скажу: всё, мальчик, иди собирай свои вещи.

– Десять – нужно.

В дверь стучат, Егор несется открывать, резво спрыгнув со стула. Мы оба знаем, кто к нам пожаловал.

– Сумасшедшая, – выносит вердикт Аня, как только заходит на кухню. – Я от тебя ушла почти в полночь, тестом и не пахло.

– Бессонница, – отмахиваюсь. Не считаю это чем-то сверхъестественным. – Кашу сварила. Покушайте сами, я не успеваю, – обнимаю подругу и иду собираться.

Все положенные объятья, и даже больше, я получаю от рук сына, Ани, Ариши и Лены. Настроение реально улучшается: много обнимашек не бывает.

Плюс маленьких городов – все под рукой, доступно в ходе пешей прогулки. Сказать, что слишком скучаю по Питеру, не могу. Разве что культурная часть жизни уступает: при всем желании взять и сходить на концерт или в театр сложно, но идти вдоль набережной у моря на работу по хорошей погоде, пусть и без солнца, доступно далеко не в каждом городе. Хорошее настроение чуть-чуть начинает улетучиваться в холле, как только прохожу пост охраны. Все четыре года работы меня поражает объем излучаемой моими коллегами значимости. Может, конечно, это я, и сидящие со мной в одном кабинете девчонки проще к этому относятся, но, идя по коридору, можно словить надменный или, как минимум, снисходительный взгляд коллег. Каждый раз думаю о том, что не хотела бы быть проверяемым лицом, в Питере почему-то было проще. Вопросы решались гораздо быстрее, зачастую с первого раза.

Глава 4

Совещание затягивается. Его информативность сокращается с бешеной скоростью. Децибелы возрастают, еще немного и станет неприлично громко. Единственный плюс таких моментов – занимайся, чем хочешь.

Вот я и занимаюсь. Продумываю вопросы для допроса, очень важно не давить излишне: как показывает практика, в дружественной атмосфере люди более разговорчивы. Даже сами того не замечая.

– Ия Игоревна, а что вы скажете? – Станислав Валентинович, заместитель начальника, курирующий мое направление, откидывается в кресле и впивается серьезным взглядом в моё лицо.

Все замолкают. Полагаю, причина в их удивлении. Совещание проходит по теме, которая не касается совершенно ни меня, ни начальника моего отдела, ни отдела в целом. Я тут, как и все заместители начальников отделов, для мебели.

– Или, может, вообще не слушали, о чем мы говорим? У вас, как всегда, есть дела поважнее?

«Да, блин, есть!» – огрызаюсь, правда, только мысленно.

– Если бы согласиями занимался мой отдел, то больший упор сделали на официальные информационные письма, с формами и разъяснениями. Отправка одного письма на предприятие с численностью сотрудников свыше ста человек, например, не так энергозатратна, как личный обзвон физических лиц. Лично меня бы, как минимум, удивил звонок от сотрудников структур с непонятными мне просьбами. Но письма уже направлены, скорее всего, – знаю, что нет, однако это не мешает «шлангом прикинуться». – Столько месяцев уже служба занимается информированием.

Лицо зама то ли бледнеет, то ли сереет. Ну и ладно.

Заходя в кабинет, откидываюсь на своё, надо сказать, новое кресло. Остается только поражаться тому, как быстро нашлось, хотя до этого заявка висела несколько месяцев. Может, и столы заменят, если сломать?

«Мечтай, конечно, Июшка, дальше, что тебе еще остается».

– Вы долго, – констатирует Таня. – Опять балаган?

Совещания зачастую затягиваются. Никто из руководства не хочет на себя брать ответственность за введение новых методов работы.

– Естественно, – даю себе минуту отойти от шума. – Сейчас шла по коридору – Сережу встретила. Забыла, как здороваются днем. Начала говорить «доброе утро» и поняла, что уже не оно, а слово «день» не могла вспомнить. Хорошо, он первый поздоровался, а я подхватила, – мне определенно смешно.

Девчонки же напрягаются.

– Опять голова? – в голосе Тани звучит беспокойство, оно и во взгляде.

– Да ну брось, просто я очень «люблю» совещания. Заряжаюсь от них.

Выпрямляюсь в кресле, есть желание или нет – работать придется. Как только тянусь к клавиатуре, раздается звонок по внутреннему.

– Здравствуйте, Станислав Валентинович, – жаль, не очень рада вас слышать.

Бодро здороваюсь, как будто мы не виделись вот только что.

– Ия, зайди. – Быть не в духе – его обычное состояние, несмотря на это, каждый раз меня напрягает пропускать этот негатив через себя. – Сейчас же.

Прохожу через приемную и сразу открываю дверь в его кабинет. Стучать нельзя. Начальник параллельного отдела, одна из немногих, кто дает дельные советы, она в свое время мне подсказала, как и к кому заходить, кто любит предварительное оповещение, а кто нет. Большинство остальных просто бы ждали, когда же на меня наорут.

Высшее руководство, как и Станислав Валентинович, не любят, когда стучат, два других зама, наоборот, беленятся, если без стука войти. Запомнить это могут не все, как и спокойно разговаривать, поэтому копилка слухов регулярно пополняется новыми историями.

– Ты быстро, Ия, – Станислав откладывает телефон и снова смотрит своим излюбленным взглядом «прожгу дыру». – Присаживайся. Хотел обсудить «ДЭПОВ» твоих.

Одной мне не известен тот момент, когда они моими стали. Я просто инспектор, проверку проводящий, личной выгоды никакой. Притяжательные местоимения в рабочих моментах неуместны, от слова «совсем».

– Давайте обсудим, – стараюсь говорить не слишком флегматично.

Я же вроде как заинтересована в качестве проверки, но эти сборы проходят каждый день, и сказать, что я устала, ничего не сказать. Всё то, что мне советуют, давно не только сделано, но и результаты получены.

– За документами спустишься?

– Я все помню. Все одиннадцать контрагентов – как родные.

– Удивительно. – Он так часто произносит это слово, иногда мне кажется, что специально.

О моей травме головы и последствиях в виде проблем с памятью всем известно. Спасибо начальнику отдела кадров: понятия личной информации у него нет.

– Станислав Валентинович, проект вы уже успели изучить. В плане доказательной базы там все ровно, с аудитом – согласовано. Для меня вопрос стоял только в одном: стоит ли оно того – на полную катушку. Мою точку зрения знаете, лучше со ста по десять миллионов, чем с одного миллиард. Это много. Не только для города, но и для региона в целом. За то время, пока по всем судам с ними протащимся, а там будет и Верховный, уверена, мы бы успели поработать со множеством других налогоплательщиков. А так, – пожимаю плечами. Вопрос не моего уровня, пусть сами решают. – Я не сторонник процедуры банкротства. Янсон дал ясно понять, что они не потянут, но раз вы уверены, что игра стоит свеч… – руки умыть остается.

Не только у нас. Вся система функционирует с нареканиями. Найти крайнего и спустить на него всех собак – это по-нашему.

– Этих так просто не обанкротить, – отмахивается, будто говорю сущую глупость. – Заплатят. Ты как маленькая. Неужели масштабов не понимаешь?