Дмитрий Спирин
– Ром, не пыли. Всё решим. Главное, сами все целы, – Мурат Азатович говорит предельно спокойно.
– Мурат, у меня камень с души упал, когда сообщили, что все они живы остались. Но как можно было до такого додуматься!? Они там в хлам все бухие. Просто в умат. Как не подохли от передоза − неясно.
– Думаешь, уже наркота? – Алеев снова уточняет спокойно.
Выдержка бесподобная, второго такого не найти.
– Сплюнь. Я не знаю, ничему уже не удивляюсь. Попросил взять анализы сразу на всё.
Мурат Азатович кивает.
– Так правильно.
Роман Николаевич откидывается в кресле и ослабляет ворот рубашки. Руки дрожат. Не выдерживает и рвёт прямо с пуговицами.
– Ром, ты ещё удивляешься, что он буйный? Есть в кого, – Алеев по-доброму смеётся над другом.
– Мурат, тебе легко говорить. Когда Саяра доставляла тебе неприятности? Я подскажу. Никогда, – последнее слово говорит медленно, по слогам. – Чудо, а не ребёнок.
Алеев явно доволен. Дочка – его гордость, все это знают.
– Спасибо, друг. Она в своё время мне тоже нервы пощекотала, – бросает прищуренный взгляд на меня. – Правда, Дим?
С улыбкой киваю.
– Слишком бойкая и порой несговорчивая.
– Что есть, того не отнять. Надо отдать должное, с возрастом она изменилась, – уверен, обыватели даже не знают, что Мурат Алеев может говорить настолько мягко, почти трепетно. А это Саяра ещё за тысячи километров. Увидит дочку – и вовсе растает. – Но, Рома, ты прав, на десятки миллионов тачки они, – снова на меня смотрит, – не били.
Истина. Нам с Саярой есть что вспомнить.
– У нас таких не было, – вставляю свои пять копеек, не отрываясь от монитора.
– Она никогда не просила. Сами знаете, что сделала с подарком на восемнадцатилетние, – качает головой, словно до сих пор поверить не может. Десять лет прошло.
– Я думал его в реабилитационный центр прикрыть, а может, просто стоит разрешить Саяре по возвращении его повоспитывать немного? – предлагает Нагорный версии одну за другой.
– Она за такое спасибо не скажет, – смеётся Алеев. – Фыркнет и снова уедет. Так не пойдет, я слишком скучал по дочке. Ты с ним говорил?
– Говорил. И я говорил. И Рита. И даже Валера.
– Младший брат? Вот ты даёшь, там кровь молодая кипит в венах, а его, как котенка, младший брат тычет в грехи.
– А что остается, Мурат? Валерий младше на три года, а в развитии пропасть, не в пользу Руслана.
– Не наговаривай, – Мурат поднимает ладонь вверх. – Он очень смышлёный. Просто ему неинтересно, нет стимула, цели нет.
– Бухать с такими же «бесцельными» интересно?
– А кто виноват? Кто его избаловал?
Нагорный обхватывает голову руками, сжимая виски.
Нам троим понятно, что Алеев прав. Никому уже очень давно не было дела до Руслана.
– Неправильно это, согласен. Мне было некогда. Рите не хотелось дома сидеть, деньги только пошли – возможности появились. Молодо-зелено, веселья хотелось.
– Вот и ему сейчас хочется, – Алеев позволяет себе перебить друга. – Дети наше отражение, Ром. Гиперболизированное.
– Валера другой, – это всё, что может сказать Роман Николаевич в своё оправдание.
– Считай, повезло.
– Готово, – беру ручку и пишу на листе сумму. На удивление, всего шесть нулей. – Всё замнут, – протягиваю Нагорному лист для ознакомления.
Смотрит. Кивает.
– Проще всё стало, Мурат. Не надо никуда ехать, договариваться. Всё включено, как в отелях.
– Не зря ты работал день и ночь. Можешь себе позволить, – усмехается моё руководство.
– Дим, может, в вашей компании есть ещё девушка хорошая? Я не против стать дедом. Видел твоих молодых, прекрасная пара. Подумаешь, молодые родители. Это даже хорошо. Головой я бы тоже, хоть сейчас, а всё, – разводит руки в стороны. – Тебе тоже, кстати, пора. Только помни, в декрет не отпустим, – добавляет Нагорный с лукавым прищуром.
– Роман Николаевич, это так не работает. Одного желаниястать дедушкой недостаточно.
– У Руслана оно не факт, что вообще появится когда-либо, – произносит с сожалением.
– Ром, вспомни себя. Мне они тоже были все, как одна, пока Марьяну не встретил. Так что не гони лошадей, всему свое время, – приподнимается с кресла. – Мы вроде закончили? Поеду домой, дочке заодно позвоню.
Они говорят по телефону каждый день. Саяра рассказывала. Удивительно даже. По ним обоим не скажешь, что в душе очень мягкие. И безумно друг от друга зависящие.
Саяра
– Сёмуш, ты их по максимуму? – смотрю на друга, поверх документов.
Глаза устали, слезятся. Бросить всё и поехать к себе не могу. Месяц остался, надо успеть разобрать все дела, чтоб после меня никому не было мучительно больно.
– Думаю, да. С Алексеем Матвеевичем ещё обсудим. Но, скорее всего, будем просить максималку, – Сёма говорит, не отрывая глаз от бумаг. – Яр, ты устала. Поехали, перекусим? Мне потом надо будет вернуться.
– Я тоже вернусь, – окидываю взглядом стопки бумаг. – Не могу так просто всё бросить.
– Тебе бы простили, – смеется он, поднимаясь на ноги. – Куда поедем? Чего тебе бы хотелось?
Помогает мне накинуть пиджак.
– Я бы в «Затмение». У нас я такой вкусный лагман уже не поем.
– Повод не уезжать?! – лихо подмигивает.
– Знаешь, если бы за папой так не скучала, то возможно.
Обожаю свою работу.
– С ним размах будет иной, – понимающе кивает. – Тут такого нет. В «Альтруисте» о нём небольшую статью читал на днях. Я тебе даже завидую, – знаю, шутит. Он с родных мест не уедет. Ни за что.
– Я не пойду к нему. Нашла место, также будет с земельными спорами связано.
– Ты не к отцу? – резко разворачивается и смотрит с недоверием. Реально удивлен.
– Нет, с чего бы? С ним работать я не могу. Он будет давить. Не хочу портить наши хорошие отношения. Преемничество ему ни к чему, бодрый вполне.
Друг снова кивает. После того, как выходим на улицу, помогает усесться в авто.
Сейчас понимаю, насколько волнительно возвращаться в родные места. Когда уезжала – так не волновалась. Теперь ожидания будут завышены. Ударить в грязь лицом будет непозволительно.
Всю жизнь я старалась быть цельной, а не его тенью. Возможно, именно поэтому выбрала госструктуру. В адвокатуре трудно не быть дочкой Алеева.
До ресторана добираемся быстро. Город небольшой.
– Вкусно? – спрашивает, когда я сижу, незаметно облизывая губы.
Поймал.
Киваю в ответ энергично. Божественно вкусно.
– Подловил, – улыбаюсь. – Ем, боясь язык откусить. Не думала, что мне может так сильно понравиться.
– Если что, ты знаешь, где нас найти, – Семён хмыкает, глаза остаются серьёзными. Взгляд добрый, не его фирменный, иначе я б подавилась.
– Спасибо тебе. Мне заграничные стажировки столько не дали, сколько вы.
– Да брось, чем смогли, – теперь улыбка становится открытой.
Если не знать его, можно решить, что говоришь с жёстким и строгим мужчиной, но мне повезло, я знаю правду.
Остаток дня проходит размеренно, но при этом в плотном рабочем графике.
Вечером, выходя на улицу, оборачиваюсь. Во многих окнах ещё горит свет. До приезда в Республику столько сплочённых и увлеченных своим делом людей я разве что у папы на работе встречала.
Уезжать жалко. Вариантов остаться нет.
Телефон начинает вибрировать. Для меня существует два режима. "Беззвучный" – для судебного процесса и заслушивания сторон. "Вибро" – для иных жизненных ситуаций. Парни шутят, мол, у их жён также, только те в декрете сидят.
– My darling, привет. Я соскучилась жутко, – выдыхаю с теплом. Искренне. Нащупываю параллельно ключи от машины в кармашке сумочки.
– Моя любимая девочка, – от звука папиного голоса у меня мурашки по коже бегут. – Добрый вечер. Не занята?
– В машину сажусь, папуль. Не отвлекаешь, город спит уже. Тут так тихо после десяти, не то что у нас. Только пару улиц активны, ночная жизнь кипит.
– Ты сразу домой?
– Конечно, сил на танцы у меня точно нет.
– Вернёшься домой – отдохнёшь, – папа явно хочет взбодрить.
– Это вряд ли. Я насчет работы уже договорилась.
– Ты точно решила? Не со мной? – мне кажется, в голосе отца мелькает грустная нотка.
– Я бы хотела с тобой, но немножко. Самую капельку, – становится очень смешно. Всё как в детстве – и хочется, и колется. – У кого я ещё такому мастерству научусь?
– Лиса. Тебе не идет, – говорить старается строго, но я слышу улыбку в голосе.
Как бы ни был отец занят, каждый вечер он находил для меня чуточку времени. Исключениями были только дни, когда я засыпала раньше его возвращения. А так как минимум полчаса мы с ним проводили наедине. Играли в шахматы, обсуждали фильмы и книги, что я за день смотрела или читала. Он всегда расспрашивал, что интересного я в школе узнала, а я у него про работу. И он отвечал подробно. Всегда. Этого – нашего мирка – больше всего не хватало после отъезда. И друзей, но их было немного.
– Да я серьезно, теперь есть с чем сравнить. Хочу тебе сказать, будет трудно. Кавказ задрал планку.
– О-хо-хо, вот как мы заговорили. Я не самый лучший? – градус папиного интереса резко подрос, чувствую, как он подобрался.
Мысленно благодарю его, за то, что он до сих пор бодр. Через год ему шестьдесят. Я была бы не против обзавестись братом или сестренкой. Но ему о таком говорить нельзя. Он не оценит. После смерти мамы, папа больше не был женат. Да и женщин никогда в дом наш не водил.
– Такого я не говорила. Сам знаешь. Ты самый-самый. Просто я не хочу пока что в денежные дебри лезть, – много раз с папой это обсуждали. Не хотелось бы спорить на пустом месте.
Завожу мотор.
– Не забудь пристегнуться, – произносит назидательным тоном. Киваю в пустоту и пристёгиваюсь. Он прекрасно знает, что в плане безопасности слушаю его беспрекословно. – По-твоему, земля – это не деньги? – снова произносит шутя.
– Папуль, я же на стороне государства. Какие деньги? Меня содержать по-прежнему придется тебе, – смеюсь.
– С легкостью и большим удовольствием. Думаешь, для чего я работаю?
– Тебе нравится, то чем ты занимаешься, – произношу нараспев.
– Всё-то ты знаешь, малышка. И это тоже. Приедешь, и отдохнём с тобой где-нибудь вместе, – размеренный тон отца успокаивает взбудораженные нервные клетки.
– Мне надо почти сразу будет на работу выйти, папуль, – говорить стараюсь мягко, как бы невзначай.
– Вот ты тоже придумала! Я думал, мы это обсудим с тобой. Важный момент всё-таки.
– Я бы хотела с тобой, но чуть-чуть. Так бывает? Я быстро учусь, честное слово.
Папа смеется.
– Мы это проверим, – старается говорить серьёзно, но не выдерживает. – Для тебя будет, как ты захочешь. Только приезжай быстрее, доченька.
В момент сердце сжимается. В грудной клетке давит.
– Скоро, пап. Машину в конце недели начнут готовить.
Папа перебивает, ему это не свойственно.
– Продай её. Тут новую купим, – чувствую, это тот самый момент, когда он ждёт безоговорочного послушания.
– Ну нет. Я ведь полечу, её перегонят.
– Даже не думай ехать сама, – строго. Слишком строго.
– Я всё знаю, ну ты чего там. Люблю тебя очень.
– В кого ты такая лисица?
– Да есть у меня родственник один. Самый-самый.
Сегодня разговор завершается быстро. Папа против моих разговоров за рулем. Его бы воля, я бы только с водителем ездила. Не обращаю на это внимания, любовь предполагает заботу.
Почему-то не покидает стойкое ощущение, что-то идет не так. Не могу от него избавиться. Дело точно не в возвращении домой. Этого я очень долго ждала. Что же тогда?
О проекте
О подписке