– Прости, пап. Я не хотел ставить тебя в неловкое положение, – говорю я, отрешённо наблюдая за мелькающим пейзажем за окном. – Перенервничал… – расстёгиваю верхние пуговицы рубашки, чтобы расслабить шею. – Поэтому и не мог заткнуться, и не давал тебе слово вставить.
– Да прекрати, – хлопает по плечу отец. – Ты сработал отлично и без моих слов. Я чуть от гордости не лопнул, а ты извиняешься.
Искренний смех родителя расслабляет, и я до минимума смягчаю свой повышенный невроз.
– Контракт у нас в кармане. Теперь можно и отдохнуть, – заключает мужчина, в предвкушении потирая руки, стоит только в наше купе зайти бортпроводнице с задержавшимся завтраком.
И я бы не отказался от тихого часа, но наш поезд скоро прибудет на станцию родного города, и мне предстоит разгрести все накопившиеся дела, чтобы потом не умереть под их завалом.
– Ты езжай сразу домой, пап, я сам с делами управлюсь, – с лёгким нажимом предлагаю я, зная, что Барсов-старший хоть и крепкий мужик, но возраст берёт своё, и здоровье уже начинает подводить.
– Да вот ещё, – возмущается Марк Миронович в своей манере, вздёргивая подбородок и напрягая шею, где надувается крупная вена. – Никакого сна, пока не буду убеждён, что эти хитрецы не наделали в контракте сносок с мелким шрифтом.
– Пап, – повторяю я.
– И не подумаю, – вторит отец.
– В кого ты такой упрямый? – набираю полную грудь воздуха, чтобы подготовиться бить тараном. – Бабушка с дедушкой были святыми людьми!
– Остроумно, Ян, – иронично хмыкает мужчина, продолжая с аппетитом поглощать пищу.
– Я сам всё проконтролирую, – заверяю я. – Не доверяешь?
Вилка с куском курицы перед ртом Барсова-старшего застывает, и он вонзается в меня сканирующим взглядом:
– К этой сделке мы готовились несколько месяцев.
– Я в курсе, – напоминаю я, пододвигая к мужчине блистер с таблетками для сердца.
Курица отправляется в рот, и отец тщательно смыкает зубы, неодобрительно поглядывая на лекарство.
Вздыхаю и начинаю молча буравить взглядом родителя, чтобы тот послушно выполнил указание врача.
– Терпеть не могу это, – ворчит он, но всё-таки делает то, что от него требуют.
В победе быстро приподнимаю уголок рта. Большее не позволено, а то вообще откажется от лечения.
Проблемы с сердцем начались у Марка Мироновича совсем недавно, когда пришлось знатно понервничать, попав в зону турбулентности и приземлившись совсем не мягко, как было обещано пилотом. Диагноз и наставления врача отец воспринял как издёвку и покинул больницу с гордым видом. Это на первый раз. А вот во второй – сам прибежал. Как миленький явился к своему старому другу-доктору, усиленно прижимая руку к груди. Правда, с условием, что об этом никто не должен знать. А я вообще случайным свидетелем оказался. Это родителю больше всего и не понравилось. Сын увидел его слабым. Всё. Это конец. Приходится теперь все свои беспокойства за близкого человека скрывать за непроницаемой маской и не дай Бог случайно показать жалость.
– Пап, слушай. Мы с тобой толком и не присели даже. Если ты так переживаешь, то я вообще не притронусь к договору. Но давай ты сейчас поедешь домой, а завтра уже приступишь к детальному разбору? – пытаюсь мирно урегулировать возникшую стычку, и мужчина заметно расслабляет плечи.
– Ладно. Так уж и быть. Ты ведь всё равно, кобень, сделаешь по-своему.
Сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться, и до самого конечного пункта утыкаюсь в лэптоп, чтобы почитать последние сводки новостей.
Только вся информация шла побоку. В центре мозга твёрдо обосновалась одна дерзкая особа, вспоминая о которой, меня дико клинило.
Ещё на конференции словил глюк, будто вместо помощницы нашего партнёра сидит Вольская. Аж рот открыл от удивления и внезапной ярости.
Вовремя спохватился. Получше присмотрелся и немного успокоился. Моя Мила не может играть за другую команду. Она сейчас, наверное, поджигает чулки, которые я в спешке с утра подложил ей на стол.
Чёрт! Так и вижу перед собой, как грациозно она выставляет ножку вперёд и, слегка прихватывая ноготками, ведёт маленькие пальчики вверх, надевая чулок до самого бедра.
– Кхе-кхе. Ян? – зовёт голос отца. – Палец убери с клавиши.
– А? – моргаю и фокусирую взгляд.
– Ты не слышишь, что ли? – усмехается мужчина. – У тебя уже ошибку выдаёт. Пищит на весь поезд. Проснись, парень.
– Ээм… прости. Задумался, – встряхиваю головой, избавляясь от ненужных мыслей.
– Ты последнее время вообще сам не свой… – задумчиво произносит Барсов-старший. – В облаках витаешь…
– Тебе показалось, – отнекиваюсь я.
Марк Миронович на это лишь странно улыбается, вызывая у меня вспышку раздражения.
Захлопываю ноутбук и, поудобнее уложившись, отворачиваюсь к стене.
Закрываю глаза, и снова она.
Да мать твою! Что ж это такое-то, а?
Ещё никогда ни о ком так долго не думал.
После смерти мамы и не проходящей подавленности отца зарёкся никогда не связываться с отношениями, чувствами и всей этой прочей лабудой.
Привязаться к женщине, значит, убить себя. Впустить в голову и сердце – лишить себя шанса на полноценную жизнь.
У меня чётко расставлены границы. Дальше сексуального влечения идти нельзя. Да и, признаться, раньше до границы-то не доходил. Просто было плевать. Для снятия напряжения и быстрого траха время всегда находил. Так же, как и женщин. С моей внешностью, положением в обществе и тугим кошельком они сами падают к ногам. Тут и напрягаться не нужно. Я лишь делаю выбор.
Так почему Вольская?
Что в ней особенного?
Да. Красивая наружность. Со всех сторон. С этим не поспоришь.
Что ещё?
Уверенная. Дерзкая. Умная.
Не пытается казаться лучше, чем есть. Знает себе цену.
Ещё до её устройства в «Легионе» отец мне все уши прожужжал, что Вольскую нужно с руками и ногами отрывать. Что с ней перед нами откроются новые двери, новый уровень, новые возможности.
Так и есть. Я был бы глупцом, если бы не признал, что Мила профессионал. За короткий срок умудрилась состряпать из «ничего» целое функционирующее производство. Иногда, вчитываясь в её отчёты, понимаю, что ни хрена не понимаю. А позориться перед ней ни за что себе не позволю. Поэтому киваю, дожидаюсь её ухода и достаю справочник.
Интересно… что она сейчас делает? Во что одета?
– Ян, проснись! Приехали.
В мою голову летит подушка, и следом я слышу хриплый смех Барсова-старшего. Вот кому скажешь, что этот всегда строгий дядька хихикает и закидывает сына фантиками от конфет – ни за что не поверят. Оно и понятно. Генеральный директор только наедине со мной превращается в сумасшедшего чудика.
– Пап, – сердито бросаю я, отряхиваясь от мусора.
– Не хнычь, неженка, – выходит из купе родитель. – Закажи мне машину, – приказывает напоследок и снова возвращает титановый облик.
Проводив отца и удостоверившись, что он доедет до дома в комфорте, спокойно еду в офис.
Ещё на входе замечаю, как втягивают головы сотрудники, и со скоростью вируса распространяется новость, что Барсов вернулся.
Обвожу толпу недовольным взглядом. Ненавижу трусость в любых её проявлениях. Я всего лишь мимо иду, а они уже к полу жмутся.
Здороваюсь с секретаршей, заказываю горячий кофе и как подкошенный падаю в кресло.
Включаю ноутбук и не успеваю сделать глоток пробуждающего напитка, сваренного помощницей, как дверь с грохотом открывается, и в кабинет вваливаются мои верные друзья.
– Ты ж вечером хотел вернуться! – бросает вместо приветствия Гена.
– Не стали тянуть. Дожали их утром.
– Где батя? – интересуется Игорь.
– Уехал по делам.
Жму руки каждому и снова беру чашку с кофе.
Вырубает сильно и надо что-то с этим делать. Ещё много работы.
– Лучше поставь чашку обратно. А то выльешь на себя и обожжёшься, – присаживается напротив меня Глеб.
Приподнимаю бровь.
На стол прямо передо мной падает папка. Читаю название.
«Вольская Мила Андреевна»
Делаю, как советует друг, и ставлю чашку на край стола.
Я весь в предвкушении. Эту информацию ждал. Очень ждал. Глушил все предположения и догадки на корню. Вот сейчас. Сейчас я узнаю, что же из себя представляет Вольская. Сейчас я удостоверюсь, что она не стоит моего внимания, моих мыслей и того странного чувства, что жрёт меня изнутри. Беру бумаги в руки и уже открываю, как слова Глеба заставляют насторожиться:
– Сочувствую тебе, мужик.
Перевожу взгляд на предоставленные данные и старательно вчитываюсь, чтобы не пропустить ни одной детали. С каждым просмотренным пунктом моё горло начинает судорожно сжиматься, испытывая нарастающую сухость, и мне приходится хрипло откашливаться, чтобы остановить болезненное першение.
Отметаю всю шелуху, которая и так видна невооружённым взглядом, и цепляюсь за строчки, которые запускают моё сердце в режим повышенной активности.
Не замужем. Детей нет.
Да. Кольца не заметил.
Машина в кредите.
Это вот про ту, сломавшуюся на парковке? Надо будет заглянуть в этот автосалон и всем там бошки поотрывать! Чего девке подсунули?
Квартира в ипотеке.
Ого. Солидная сумма. Зачем ей три комнаты? Живёт с кем-то?
Закрытые кредиты на бытовую технику и на услуги ремонта в двух квартирах (своей и родителей).
Твою ж мать!! Она ещё и на семью умудряется деньги выделять…
– Ежемесячное снятие денежных средств с собственного банковского счёта в Лондоне и мгновенная оплата аренды жилья, в котором объект проживала одна в течение двух лет.
Спокойно. Это ни о чём не говорит.
Бесперебойная оплата налогов.
Отсутствие долгов.
Ну просто кристальная честность.
По собранным материалам выяснено, что объект до своего отъезда из России долгое время сожительствовала с мужчиной двадцати пяти лет (Жданов Тимофей Аркадьевич). Далее в серьёзных отношениях ни с кем не замечена.
Отлично. Свободна, значит…
На предыдущем месте работы заявлена как: исполнительная, организованная, коммуникабельная, в перспективе лидерские качества.
Я и так это понял. Спасибо, что решили добить.
Закрываю папку. Поднимаю глаза на друзей и даже в тишине понимаю, что ситуация в прямом смысле неоднозначная.
В голове всплывает мой голос:
«Дерзкий язычок… длинные ножки… умело раздвинула…»
Мля. Я попал.
– Что будешь с этим делать? – сострадающим тоном спрашивает Глеб.
– По-хорошему бы извиниться… – опережает мой ответ Гена.
– Всем, – чешет затылок Игорь.
Мы синхронно устремляем на него свои нахмурившиеся взоры.
– Хреново получилось… Сначала опустили, потом промолчали… не заступились., – продолжает мысль Березин.
– Да. Не по-мужски. Девчонка, как ни крути, порядочная оказалась, – поддерживает Глеб.
– За всех отдуваться не буду, – предупреждаю я и, приняв во внимание скупые кивки, сжимаю двумя пальцами переносицу. – А за себя отвечу.
Не проходит и минуты, как я выгоняю гонцов плохих вестей за пределы своей территории, а то не сдержусь и отрублю всем головы, позабыв, что они мои лучшие друзья.
Я бы очень хотел быть сейчас бесстрастным, но совесть беспощадно вгрызлась мне в горло, вынуждая признать себя виноватым.
Прокручиваю в памяти тот момент, когда обернулся и увидел её глаза. Тогда я испытал шок. Сейчас шок двойной.
Мила выдержала это испытание, это унижение, эту обиду достойно. По-человечески. Никакой грязи. Никакой жести. Никакой мести.
Тогда меня это взбесило. Её равнодушие. Её отчуждённость.
Продолжала работать, снова и снова смотря, как свободно ходят её обидчики. Каждый день натыкаясь на каждого из нас, хрупкая с виду девушка выносливо пропускала через себя наши взгляды, слова и даже приказы. Мои. Все мои издёвки, все ярлыки, что я повесил, не удосужившись проверить подноготную… все желчные слова, вылитые на её голову. Из всего вышла чистой.
А я… чувствую себя полностью обгаженным. Самим собой. Запятнан собственной желчью.
Вот и раскрылась её особенность. Её нравственность. Её неподкупность. Её истинность.
Вот к чему тянет. Вот откуда берётся это желание заполучить её. Качества, которые имеет только Мила. Ни одна женщина за всю мою жизнь не смогла раскрыть в себе эту совокупность.
Мама была такой…
Сильной. Закалённой. Прямолинейной.
Именно это заставляет у Барсовых перебить дыхание. Это жёсткой хваткой сжимает нам сердце и яйца.
Бомба. Замедленного действия.
Пока терпит. Иногда искрит. Но что будет, если рванёт?
Прячу папку в стол и возвращаюсь к кофе.
Остыл. Мерзость, но пью. Только для того, чтобы пробить этот ком, колом вставший в горле.
Вызываю свою помощницу и прошу выяснить о местонахождении Вольской.
Не ради извинений. Нет. Мне для этого нужно настроиться. Подготовиться. Я никогда этого не делал, и уверенность в том, что я с первого раза облажаюсь, отдаёт пульсацией во лбу.
Мне нужно просто её увидеть. Просто убедиться, что я не сошёл с ума, и она мне не привиделась. Что такая женщина и впрямь существует. Что я не зря выворачиваю себя наизнанку, копаясь в собственных принципах, и придавливаю гордость.
Протираю лицо ладонью, встряхиваю головой и приступаю к тому, ради чего здесь и сижу.
Секретарь докладывает, что Вольской на месте нет, и освободится она только вечером.
Принимаю такой расклад событий, изводя себя желанием оттянуть момент, когда придётся выдавить слова прощения, и когда я наконец смогу вдохнуть её запах, опьяняющий сознание и возбуждающий спящие инстинкты.
Кое-как дожидаюсь окончания рабочего дня и стремглав несусь к её кабинету.
Рычу сквозь зубы, когда натыкаюсь на запертую дверь и выключенный свет.
Внутри всё сжимается, когда доходит, что, если сейчас не догоню, то увижу только завтра.
Бегом вниз по лестнице. Если задуматься, то никогда ею не пользовался. Всегда устраивал лифт. Торопиться было просто незачем.
Отворяю двери на выход и облегчённо выдыхаю.
Вот она. Стоит спиной ко мне и с кем-то разговаривает по телефону. Расслабляю мышцы. Поводов для физического напряжения больше нет. Лёгкой поступью иду к Миле Андреевне. Остаётся буквально пара метров, как перед ней тормозит незнакомая иномарка, и оттуда выходит какой-то хмырь с букетом цветов.
Застываю как идиот и не могу ничего поделать, наблюдая, как он протягивает моей Миле веник и целует в щёку.
Кажется, такого поворота не ожидала и она сама, потому что неловко топчется на месте и принимает ухаживания с откровенным замешательством.
Не замечаю, как до хруста сжимаю кулаки. Всё внимание приковано к тому, как мужик уверенно подталкивает девушку к машине, усаживает её внутрь, пристёгивает ремень безопасности, садится за руль и увозит в неизвестном направлении.
– Что ты здесь делаешь? – восклицаю я, когда выхожу из своего подъезда и сталкиваюсь нос к носу с Тимом.
– Хочу отвезти тебя на работу, – мгновенно реагирует парень.
– Я же тебе всё объяснила… – раздражённо вздыхаю я. – Нам не по пути. Во всех смыслах.
Пытаюсь обойти и делаю шаг в сторону, но Жданов будто поджидает именно такого момента. Преграждает мне путь, беря в крепкий захват своих сильных рук.
– Попалась! – с ноткой смеха в голосе произносит мужчина, чувствительнее сдавливая мне талию.
Возмущённо трепыхаюсь.
– Мил, это же я, – хрипло шепчет Тим, недоумевая над моей реакцией.
Одна из его ладоней плавно поднимается по спине к шее и ложится на затылок.
Нет. Он не приложит силу и не зафиксирует положение моей головы. Не заставит вопреки моему желанию придвинуться ближе.
Нет. Этот жест Тима имеет более глубокий смысл. Это защита. Таким образом он даёт понять, что контролирует ситуацию, и я могу ему довериться. Показывает, что я могу отклониться, но он всё равно удержит меня. Что не даст мне упасть. Что в любом случае прикроет и убережёт.
Это не мои домыслы. Когда-то все эти слова он сказал мне сам.
Смягчаюсь, когда вижу в синеве его глаз всё те же намерения.
– Тим… – дотрагиваюсь пальцами до его лица. – Давай оставим всё как есть, – разглаживаю насупленную бровь. – Мы уже пробовали, и ничего не получилось, – убираю мешающиеся волосы со лба. – Тех чувств не вернуть… – прикладываю ладонь к его щеке. – Услышь меня.
О проекте
О подписке