Цитаты из книг автора «Марк Яковлев»

неделю, перед замком из серий марок, облизанным черными и зелеными водорослями. Мы фотографировались и ждали, когда проявят наши фотографии. Ты не хотел возвращаться. Иския для тебя навсегда осталась островом счастья. Я же хотела остров превратить в материк жизни. Но оказавшись на земле, ты поторопился уехать. И вот я, спустя много лет, на Прочиде, перед Искией, островом счастья. Здесь я развешивала и снимала белье. Из Прочиды волны мои: я их причесываю, откидываю и под их плеск размышляю. Я ем ее рыбу, собираю лимоны, вижу ее в моем зеркале, а Иския мне кажется далекой. Но когда я Искию вижу неожиданно, с облаками, нав

Ischia. Borbottai nella tua lingua che quella non era la nostra isola, ma restai incantata dalle facciate color dell’oleandro e di albicocca, dai placidi quarti di luna dei balconi. Navigammo oltre, e scendemmo che era notte. A Ischia restammo una settimana, davanti al castello dei francobolli, leccato dai flutti verdi e neri. Vivevamo in attesa delle fotografie scattate in casa. Non volevi tornare. Per te Ischia restò sempre l’isola felice. Io invece volevo la terraferma, per fare dell’isola una vita. Tu, una volta a terra, ripartisti in fretta. Eccomi, dopo anni, a Procida, davanti a Ischia, l’isola felice. Qui ho steso e ritirato il bucato. Di Procida le onde sono mie, come i capelli: le pettino, le rovescio, e al loro sciabordio rifletto. Ne mangio i pesci, raccolgo i limoni, la osservo allo specchio,

«Иосиф, наоборот, любил во мне невинность, чистоту, молодость. Помню однажды, в Лондоне, он был смущен тем, что я ему рассказала, как покупала дешевые студенческие билеты на метро, хотя уже перестала быть студенткой. Он говорил, что это – ложь, и раз я способна на такую ложь, то могу изменить и своему мужу. Я старалась ему объяснить что нет, что эти поступки несравнимы, но эту дискуссию и его разочарование помню до сих пор. Иосиф искал невинность, потому что у него этого качества не хватало. Однажды, позже, он мне написал: «Если у меня есть основания думать, что я хороший, то это из-за Вас».

АА в интервью ВП: «Ради этого я терпела все остальное. Гегель писал в «Эстетике», что каждому человеку следовало бы имитировать Христа, пережить все этапы его пути. Так вот, Бродский был моей Голгофой. Пушкин писал, что страдание – хорошая школа, а счастье – самый лучший университет. Так вот, Бродский был моей школой».

У них действительно много общего, но скорее в характере: оба Близнецы… Общая неуловимость и двойственность, донжуанство, остроумие и мрачность, экстравертность и в то же самое время какая-то нелюдимость».

Если нет детей, то вместо них появляются и остаются стихи, или картины, или музыка, или остается память о тебе. Высшая несправедливость – если ничего не остается от любви.

Как я молилась по ночам о справедливости: «Господи, даруй жизнь только достойному жизни!

Стыд не проходит; я чувствую себя обманутой и мне из-за этого стыдно».

Пока я тебя любила, сколько раз у меня было искушение столкнуть тебя с крутой лестницы или в темный канал

У меня не было дружбы с Иосифом, скорее была война. Я спрашивала себя в дневнике и его в письмах: «Вы кто? Друг или враг?»… «И одновременно я изучала его поведение, хотела его понять, раскрыть и ему противостоять, как-то защититься от него, спастись, освободиться от него».