Глава 7

Я уселся подальше от посторонних глаз, раскрыл черную тетрадь и стал читать. Я даже не заметил, как автобус медленно тронулся и выехал на трасу:

«Мы вошли в рабочий зал и Джефф , как обычно улыбающийся во все тридцать два зуба, раздал конверты с паролями для входа в систему и затем предложил садиться по местам.

– А можно мне тоже наушники? – спросил я. – Говорят у вас тут богатая фонотека?

– Можно, конечно, – продолжал приветливо улыбаться Джефф, – Я принесу чуть позже, а все аудио файлы в стандартной папке – найти не сложно. Еще вопросы?

Вопросов больше не было, и мы разошлись по местам. Пока я вводил пароли, Джефф действительно принес мне наушники, и, подмигнув, тотчас удалился. Я порылся в фонотеке, которая была действительно огромна, и, найдя “The dark side of the moon” Pink Floyd, запустил проигрыватель.

Пробежав глазами напечатанное задание, которое, как всегда оказалось довольно тривиальным, я начал работать. Минут через двадцать – я еще помню, что проигрыватель только начал играть композицию «Us and them» – в наушниках появился едва различимый шум. Я подумал было, что это просто качество записи плохое, или же файл битый, но шум понемногу усиливался, и вот уже из шума, перекрывая звуки музыки, стали проступать довольно четкие слова. Голос был вроде бы женский, но хорошо поставленный, как у диктора серьезного телевизионного канала. Не знаю, смогу ли воспроизвести в точности, все, что говорилась, но, по-моему, это и не особенно важно. Это был очень странный набор слов, который, впрочем, то ли настораживал, то ли вызывал какую-то легкую почти поэтическую тоску. В общем, воспроизвожу настолько точно, насколько помню:

«Внимание, всем заинтересованным сторонам явиться…Баренцево море, архипелаг… трое или меньше… абрикос… покрытие… обрыв… текстолит… Повторяю!.. чернение серебра… Обратите внимание на… касситерит… согласование сторон… маловероятно развитие вопроса по сценарию… до десяти сантиметров в сутки… длины фалов привести… эффект домино…» – и так далее, всего, как я и сказал, запомнить было невозможно. Но интересно другое. Через какое-то время, я вдруг понял, что сплю, но при этом не могу проснуться! Я называю это сном лишь потому, что других аналогий у меня нет. Возможно, это было какое-то иное состояние сознания. В отличие от сна, тут все действие протекало как-то более плавно, но при этом предметы и люди выглядели четче и контрастнее, что ли… кроме того, не было такой характерной для сна фрагментарности. И еще, например, я спокойно мог видеть свои руки и ноги, я бросал камни и запросто попадал в разные цели. Кажется, даже окно где-то разбил. Однако когда я пытался проснуться, я чувствовал странное неудобство, будто пытался бежать со скованными за спиной руками.

В конце концов, я почему-то прекратил свои попытки проснуться. Не то, чтобы я что-то решил или же смирился… Нет, это было что-то другое, что-то похожее на увлеченность сюжетом, когда чувствуешь себя частью действия, происходящего на экране. А при этом попытки проснуться были скорее схожи с тем, когда себя уговариваешь, дескать, действие фильма – это только игра, а герои – никакие не герои, а всего лишь актеры. А затем что-то произошло. Я не помню, что именно. Помню только, что я свалился с кресла, и через какое-то время, вроде бы надо мною склонился Джефф и Арон, и последний лупил меня наотмашь по щекам, а Джефф все приговаривал, что надо бы принести воды.

Когда я открыл глаза, Арон вытаращился и спросил:

– Ты живой?

– Нет, блин… – огрызнулся я, – Дохлее фараоновой мумии.

– Что с тобой было?

– Не знаю… сначала что-то странное с музыкой в наушниках, а потом меня будто вырубило… сам не знаю, что именно.

– С музыкой? – удивился Джефф, – А что с ней не так?

– Я дослушивал уже Pink Floyd, когда вдруг какой-то шум, и слова разрозненные пошли, типа: «Текстолит, зимовье, Кандагар…» не помню всего.

– Интересно. Давай-ка глянем!

Он уселся за мой стол.

– Так… – он открыл проигрыватель, который все еще висел на экране. – Ты «Animals» слушал?

– Нет, «The dark side of the moon»

– Странно… а тут «Animals» почему-то. А на какой композиции слова пошли, помнишь?

– Да, почти сразу, как “Us and them” началось.

– Понял, понял… – он стал щелкать мышкой, – Ага, вот…

Он стал слушать, прикрыв глаза. Через минуту он снял наушники:

– Нет там ничего. Музыка и все… Ты уверен, что все это слышал? – спросил он.

– Да, слышал, – твердо ответил я, – но если меня кто-то накачал ЛСД, то галлюцинации могут быть практически неотличимы от реальности. Так что ручаться я не могу.

– Кому бы это понадобилось накачивать тебя? – огрызнулся Джефф.– Тоже мне – шишка великая!

– Не знаю, – ответил я, – Значит, тогда – и вправду слышал.

– Ладно, давайте работать.– Джефф махнул рукой и отправился к себе. Затем он обернулся и сказал:

– Я сообщу куратору, пусть тебя потом к доктору сводит. Так надо.

Я ничего не ответил, и снова сел за стол. Меня немного трясло, но одновременно было любопытно, что все-таки это было? Я не торопясь надел наушники, и запустил на сей раз «Animals». Все было нормально, но где-то почти сразу как началась композиция «Pigs», я услышал скрип, словно бы открывали дверь, а затем я снова услышал четкий голос:

– Еще раз про слова в наушниках вякнешь кому-то – ребра переломаю!

А затем, сквозь музыку стал пробиваться белый шум. Минуты через две или меньше, белый шум стал стихать, и снова, словно водяные знаки, стали постепенно различаться слова:

– ..до трех всем собраться… двенадцатый горизонт… Эверест … затопление…свинг… Кассандра… энзимы…

Я сорвал наушники. Сердце билось очень сильно. И я вдруг отметил, что слова раздаются вовсе не в них, а прямо у меня в голове:

– Терраса…начальникам отделов провести тесты… популяция морской черепахи… швея – мотористка… сыпучий конгломерат… бульдозер…

Все снова поплыло перед глазами, и на этот раз я уже отключился без сновидений. Или, я их просто не запомнил. Очнулся я уже в лазарете. Побаливала голова. Я, оказывается, стукнулся обо что-то, когда падал. При этом обнаружили, что я в отключке лишь по окончании вахты. Рядом со мной сидел Бени. Он, похоже, был немного испуган.

– Ой, ты очнулся! Здорово! Ты как?

– Голова немного болит, а так – вроде ничего.

– Не вставай! Я доктора позову. – Он вскочил и выбежал из палаты.

Через минуту вошел доктор. Он был спокоен и деловит. Сел подле меня, и молча надел мне на правую руку манжету тонометра. Все также, не говоря ни слова, он измерил давление и пульс, после – достал термометр и сунул мне в рот. Когда термометр запищал, доктор, прищурившись, взглянул на показания и сунул термометр в нагрудный карман. После, как и положено, он велел открыть рот и сказать: «А-а-а-а!», а затем, сделав пометки, позвал медсестру:

– Анализ крови по двенадцати и мочу – немедленно.

Сестра кивнула и доктор удалился. Взяв все анализы, ушла и медсестра, оставив меня наедине с Бени.

– Слушай! – схватил он меня за руку, – Ты откуда так хорошо арамейский знаешь?

– Чего? – Я немного насторожился. Было похоже, что теперь и с Бени происходит что-то не то.

– Ну, я пока тут сидел, ты в отключке был, и разговаривал, словно во сне, но по-арамейски! И так правильно! Прямо как наш профессор на факультативном курсе.

– Не знаю я никакого арамейского… – ответил я, и поежился: этого еще не хватало!

– Нет, но так здорово говорил, словно пророк какой-то древний!

– А что говорил?

– Я не понял до конца. Не все слова мне были понятны. Что-то о том, как правильно концентрироваться с тем, чтобы что-то произошло. Что именно – я не понял: очень много непонятных слов было, возможно, это вообще что-то из древней магии или алхимии.

– Ну да! – я, признаться, не поверил, но Бени был явно не из тех, кто «за соврать – дорого не возьмет». Тем более, находясь у постели приятеля, который только что был без сознания.

– Вот бы разобрать… Очень любопытно… Так ты точно арамейский не знаешь?

– Да откуда? Я и в Израиле-то всего четыре года. Где мне его было изучать?

– Чудеса… – протянул Бени.

– А где Арон? – спросил я.

– Не знаю, – ответил Бени. – Это он тебя нашел, тревогу поднял, а потом куда-то делся. Хочешь, я найду его?

– Нет, не надо. Это я так спросил. Слушай, Бени…– я замялся.

– Да?

– А с тобой ничего странного не происходит?

– Да нет вроде… хотя, мне тут пришло в голову несколько любопытнейших шахматных этюдов.

– И все?

– Ну, что еще… Да, вот еще – алгоритм один очень перспективный в голове нарисовался… Еще есть кое что, но это вряд ли интересно… По крайней мере – пока что. Сыровато еще.

– Интересно. Очень даже! Говори!

– Только не смейся! Ладно? Короче, мне каждую ночь бабушка снится. Она умерла, когда мне пять лет было. Я ее почти не помнил, а тут… мы с ней можно сказать, часами разговариваем. Собственно, эти этюды я придумал, когда с ней играл. Да и алгоритм этот она мне подсказала.

– А она что математиком была?

– Да какой там! Они с дедом во время войны сбежали из Польши. Мама уже в Штатах родилась… У нее вроде даже и среднего образования не было. Какие-то несколько классов при городской синагоге. Хотя, это может быть и не точно. Мама об этом почти не рассказывала.

– И ты не считаешь это странным?

– Ну а что? Тебе разве родственники никогда не снятся?

– Ну, бывает, конечно, но я часами с ними в шахматы не играю. И задачи они за меня не решают.

– Я не говорил, что это она мне алгоритм выдала. Подсказала просто один момент, из-за которого производительность растет невероятно. И все это решается, представляешь, на уровне теории поля и довольно элементарной топологии.

– Представляю, – ответил я.

– А ты думаешь, что в этом есть что-то опасное?

– Опасное? Я не знаю. Для меня потенциально опасно все, чего я не понимаю.

– Ну, ты даешь! Быть может, ты понимаешь, как совмещаются квантовые эффекты с гравитационными? М-м-м? – Бени надменно выпрямился.

– Нет, конечно.

– Но это тебе не кажется опасным?

– Я не о том! Там наука. Она может быть опасной, но в отдаленной перспективе. А тут происходит нечто, здесь и с нами, и я не понимаю, что это значит. И потом, где Моше, например, до сих пор?

– Ну, говорят, что он еще под наблюдением…

– Под каким еще наблюдением? Моше – бывший танкист, а нам тут лепят, что у него приступ клаустрофобии!– зашипел я на него.

– Ну, бывает, я читал где-то, что последствия контузии как бы оттягиваются во времени и проявляются через годы…

– А он что, был контужен? – спросил я.

– Не знаю… Но его бригада была реально боевой. Все возможно…

– И что? Нельзя нам правду сказать? Зачем темнить? Даже если у него инфаркт, например, случился или еще что – зачем врать?

– Не знаю… – пожал плечами Бени, – возможно, если случилось что-то серьезное, они боятся, что это повлияет на нашу производительность? Или же просто боятся паники… Ты вот, уже почти на грани… Хоть сейчас – на баррикады. Нет?

– Кстати, – вдруг вспомнил я, – А как остальные, я уже не помню, когда видел Иегуду и Шломо, например?

– Правда? – удивился Бени, – Я видел их пару раз совсем недавно, не то в душе, не то в столовке.

– И как они?

– Не знаю, я с ними не разговаривал, если честно. Так, обычное: «Привет, как дела?»

– Понятно,– ответил я и, видимо, в этот момент снова что-то случилось. Очевидно, я снова потерял сознание…