2. Преследователь

Семь утра, именно на это время Дима поставил себе будильник, чтобы не проспать учебу.

И зачем на тридцать минут раньше начинать учебный процесс? В чем заключается смысл этого идиотского нововведения? У директора свои мысли, он ведь тот еще придурок, и не такое сможет показать. Его могущество превосходит все, каждый учащийся в школе ему поклоняется и чуть ли не отсасывает. А может быть, преподаватели тоже отсасывают? Кто знает, вдруг его тянет на старых? Тогда зачем он молоденькую пятнадцатилетнюю девочку завел к себе в кабинет и лишил ее невинности? Может, у него после этого момента наконец встали правильно мозги, и он одумался, что нужно вести свои половые отношения только с совершеннолетними? Знает только он сам.

В квартире было тихо. Только один Дима находился в ней. Родители всегда уходили на работу еще в шесть утра, поэтому Дима мог давно бросить учебу и продолжать спать, но он не мог так поступить. Учеба для него – это важный процесс, который хоть как-то связывает его с миром.

Встал с кровати, с трудом заправил постель. С кухни веяло горелым. Дима пришел на источник странного запаха: на тарелке лежали подгоревшие бутерброды, которые чуть больше часа назад засунули до образования черной корки в тостер, на корке красовалась вареная колбаса и ломтик помидора.

– Охуеть, спасибо! – вслух высказался Дима.

Он выбросил подгоревший хлеб и съел колбасу с помидором, запивая все чаем.

– Так-то лучше.

Зашел в ванную, плеснул холодной водой себе в лицо. Дескать, умылся.

Придя в комнату, вспомнил, что не записывал расписание. В сумку положил только тетрадь и ручку. Большего не нужно. Надел спортивную одежду – пока тепло, нужно пользоваться случаем. На часах было уже восемь. Нужно уже выходить из дома.

Вроде все собрал, осталось только пойти. И он пошел.

Вышел на улицу – сразу вдохнул полной грудью свежий воздух. Пахло деревьями, их листьями, которые скоро опадут. Такова жизнь растений – жить по несколько месяцев, а потом впадать в спячку, как медведи.

Дима шел все по тому же пути, никуда не сворачивал. Из-за любого шороха позади ему сводило от страха шею, и он с трудом поворачивал голову назад. Паранойя. Пока люди шли к нему навстречу, он, в свою очередь, резко отходил в сторону и провожал взглядом каждого, выслеживая того самого неизвестного, который чуть ли не убил его во сне.

Где же ты? Прячешься, затаился где-нибудь в кустах. Ждешь меня, а я буду бежать от тебя, бежать и не оглядываться. Выбегу на дорогу, к машинам. Почему я во сне это не сделал? Идиот. Ну так, где ты? Я тебя жду! Появись, попробуй меня поймать. Я готов.

Спустя минут двадцать он дошел до школы – до самого ненавистного для него здания.

Услышал громкие шаги позади себя, будто четверо шагали одновременно, в одном темпе. Он моментально развернулся.

– Привет, Дим, – сказал улыбчиво Вова.

Ну что же тебе от меня нужно-то? Откуда ты мое имя знаешь?

– Что? – холодно спросил Дима.

– Я вот тебе вчера звонил вечерком, знаешь, пообщаться, поразговаривать. Ну, как люди, а ты вот не ответил. Обидненько просто. Ладно, хрен с ним. Как дела-то, сокамерник?

Кроме имени он еще знал и номер телефона. Каким чертом он вообще влезает в личное пространство? Да и кто ему, сука, сказал номер и имя?!

– Откуда ты имя с номером знаешь?

Осталось добавить только «мразь», а может «ублюдок», или «тварь». Не-а, надо с большой буквы – «Тварь», уважение хоть какое-то.

– А, так я это… – он рассмеялся – У классухи нашей спросил. Такая стремная тетка, как ты с ней учишься уже год? Ладно, это неважно. В общем, я спросил у нее твой номерок, ну и имя соответственно. Не бойся, по твоему лицу я вижу, что я тот еще засранец, так что могу тебя порадовать: адрес твой не спрашивал.

– Ладно, пошли на учебу, – сказал со злостью Дима и развернулся.

Оставалось несколько минут до начала первого урока. Дима даже не знал, в какой кабинет ему нужно. Вова шел позади и улыбчиво за всем наблюдал. Может, он знает какой сейчас будет первый урок?

– Че у нас первым, ты не в курсе, случайно-ли? – Дима чуть повернул голову назад, чтобы услышать ответ.

– Утром смотрел, в расписании был русский.

Кабинет на первом этаже, сто семнадцатый. Этот кабинет не предназначен для русского языка. Раньше в нем располагался учитель по математике, а потом он переместился в другое место, на второй этаж. Но кабинет пропитан духом этих бессмысленных чисел, а сейчас его пропитывают словами, такими же не менее бессмысленными.

Везде висят портреты математиков и физиков – еще снять не успели; на зеленой-блевотной доске написано: «С днем знаний!». Рядом проходили учащиеся, заглядывали внутрь, будто мысленно сочувствовали тем, кто попал именно в этот кабинет.

– Слушай, а может я к тебе пересяду, а? – прервал тишину Вова. – Может, повеселее будет, мы же отдельно сидим, так скучно все-же. Тебе ли не знать? Хоть какой-то фигней может позанимаемся. В этой школе скучно, – последнюю фразу он сказал шепотом, будто не хотел, чтобы все услышали этот всем известный факт.

Дима покачал головой в знак согласия, и они оба сели за одну парту.

* * *

– То есть, Владимир узнал ваш номер телефона у классного руководителя?

– Именно так.

Герман встал с места. Посмотрел в сторону маленькой полки, на которой находился чайник.

– Дмитрий, предлагаю сделать перерыв на чай. Вы будете?

– Буду, но только без сахара.

– Сахар – дело такое. А чем он вам не нравится?

– Люблю горькость. Тащусь от этого, – поджал губы Дима.

А ведь Вова бы то же самое сказал. Еще бы и улыбнулся во весь рот, насколько это возможно, пока мышцы не сведет.

– Горький, без проблем.

Герман положил две кружки с налитым чаем на столик: одну ближе к Диме, другую – противоположно. Такая же белая, есть ли в этой комнатке хоть что-то темное?

– Осторожней, горячий, – он сел и взялся употреблять свое пойло.

– Хорошо.

Пар красивый идет. Ароматный. Наверное, невтерпеж уже попробовать.

Дима держал свою порцию около носа, ничего не чувствовал.

Неловкое движение – часть чая пролилась прямо на колено.

Герман аж подскочил.

– Дмитрий, горячий же! – он отставил свое распитие и принялся искать салфетки.

– Да вроде не такой уж и горячий.

Он не ощущал тепла. Для него этот чай был будто холодным. Пустышка.

* * *

Друг ли ты мне, Владимир? Появляешься резко в моей жизни, что-то хочешь поменять, сместить правила, которые я создавал все свои года. Не даешь даже шанса как-то по-иному построить ситуацию. Все тебе с рук сходится.

А теперь ты еще со мной после учебного дня идешь. Я терпеливый, а ты? Может заведу тебя в угол, достану нож и вырежу тебя – этого добиваешься? Хочешь, устрою?

Решил познакомиться со мной – так знакомься, если хочешь.

Шли они все по тому же пути, как Дима шел обычно домой и до школы. По дороге рядом проносились автомобили. Ревели, уничтожали воздух своими газами. Вонь просачивалась через все стены. Рядом с дорогой обычно стоят и продают арбузы. Хрен его знает, что там может попасть на эти продукты, а их покупают, не боятся за здоровье.

Молчали. Оно к лучшему. Зачем лишний трепет?

Прошли новостройки – вот и конец цивилизации. Начиналась древняя Россия – помойки и склад мусора через каждые сто метров.

– Кстати, а это мой дом, – Вова протянул руку в правую сторону, и указал двумя пальцами.

Манеры, блядь.

– Я там живу, прикинь? – и положил руку на плечо Димы. – А ты-то где живешь, молчаливый?

Всего три многоэтажки, и они бы оказались у порога Диминого дома. Всего три. Три.

Какого хера ты живешь так близко? Что ты прикопался ко мне?!

– Неподалеку, – Дима не стал убирать руку с плеча и просто дождался, пока она сама спадет.

Спала.

Они прошли дом, на который указывал Вова.

– Мы же вроде прошли твой дом?

– Так мне на твой хочется посмотреть. Мне с тобой учиться год вообще-то, – он ухмыльнулся.

А почему бы тебе не узнать мой адрес у классного руководителя? Ты же так прекрасно умеешь узнавать информацию – вон, номер узнал. Что мешает прописку разузнать? Совесть мучает, или ты забыл? А может, ты сам хочешь от меня узнать все ответы на твои гребанные вопросы?

– Ладно, – посмотрел косо на него Дима.

С приближением к дому все нарастало волнение. Голова покалывать начала. Лицо кривило от боли. Только бы кровь не пошла. Сейчас придет домой и будет лежать, отсыпаться, как и всегда.

Лицо слегка побледнело – Дима чувствовал это. Ноги косило. Слабость. Приоткрыл слегка рот, начал дышать свежим воздухом – отпускало, но стало жарко, вспотел.

Таблетку бы от боли. Как мама раньше выдавала: кидаешь в воду – шипит, принимаешь – боль проходит. Магия, чудо.

Покажите мне чудо, всю жизнь его хочу увидеть. Нет никакого чуда в нашей жизни, только обыкновенные мысли о продолжении своих похождений. И то, кто-то даже с этим не справляется и хочет сдохнуть поскорее, попросту надоедает жить. Так на кой хер тебе дали эту жизнь? Чтоб ты помер из-за своих мелких проблем? Вот и помирай у себя в этом дерьме, не дожив хотя бы до семидесяти, как положено.

В других странах пенсию платят нормальную, а ты в России родился. Терпи, сколько там у тебя в семьдесят лет будет пенсия? Обычный человек – пятнадцать тысяч. Чиновник, ха-ха – сотка. Живем только так, жили раньше только так и будем жить всегда только так. Вот почему вы умереть хотите? Бабок мало к концу жизни? Или вы просто не хотели трудиться всю жизнь?

Езжайте в Европу, учитесь, будете учеными там какими-нибудь, если повезет, конечно. А как это, «повезет»? Повезет – значит родители смогут оплачивать обучение, или ты до хуя умный? Сможешь сам приехать в другую страну и бесплатно взять их обучение? Не, брат, так не работает. По крайней мере, зачастую. А ты наверняка относишься к этой «зачастую», не сможешь ты в Европу поехать учиться или в США. Куда же ты хочешь? Деваться некуда, только тут. Родился – и сразу иди работай на страну, которая медленно падает на глазах у всех.

А народ то что? А насрать русскому народу на страну, большая часть боится выступать против такого режима.

Вот зачем вы подыхаете? На каком там месте наша страна по суициду? На третьем? Что нам дает это число? Что можно сдохнуть, а тебя забудут через недельку-другую. И жить-то только можно ради этого, чтобы, сука, не забыли через неделю, чтобы знали, кто ты, блядь, такой, и чтобы помнили тебя дольше, чем неделю. А вы дальше и умирайте из-за мелких проблем, а я на вас посмотрю с ухмылкой, придурки.

Вся боль стихла. Нужно было просто поразмышлять о своем, спасибо.

Они дошли до дома, где жил Дима.

Развернулся к парадной. Достал ключи, сил нет, чтобы просто дверь отдернуть. Легче как нормальный человек – открыть дверь ключами.

Посмотрел на Вову: лыбится, осматривает новую местность. Пускай смотрит, внутрь он точно не попадет, ему незачем смотреть на хоромы квартиры с советской отделкой.