Глава 10

Инульгем закинул ногу на ногу, смешно взмахнув полами потрёпанного пончо, и, уставив узловатый палец в Спенсера, наставительно произнёс:

– Мальчик мой, ты слишком узко смотришь на мир.

– Я? Узко? Не смеши меня… – опешил Спенсер, отстраняясь на неудобном стуле. Слишком уж взгляд Кловиса напоминал два оптических прицела, направленных на Дока.

– Узко. Ты даже не помнишь, кем ты был до того, как встал под, кхе-кхе, стяги Корпорации. Ты видишь только то, что тебе решают показать. Все твои ощущения и переживания – разрешены и одобрены где-то там, в надмирных чертогах Директората и Службы. Тебя не отпускают ни на секунду, ни на миг… – Инульгем ударил раскрытой ладонью по столу. Стаканы, звеня, подпрыгнули. – Только ослабляют поводок, и дают насладиться так называемой «свободой». На день, на неделю, на месяц, или, не приведи создатель, на год. Но потом поводок натягивается, и верный пёсик спешит на службу, задирать лапку на те кусты, которые ему показали…

– Это не так! Я могу… – Спенсер почувствовал, как внутри него начинает подниматься странное тёмное чувство. Ярость? Обида? – Я…

В кабинет заглянул хозяин «Трёх Лилий», привлечённый звуком удара и звоном посуды, но наткнулся на взгляд Инульгема, и прикрыл дверь.

– Когда ты в последний раз смотрел на звёзды? И видел не огоньки, но сферы, освещающие небеса иных миров? – Кловис провёл пальцами по поверхности деревянных досок грубого стола, размазывая пролитое пиво. – Когда ты вдыхал воздух полной грудью, наслаждаясь ароматом прелой листвы или распускающихся цветов? Когда ты…

– Хватит! Прекрати. Я… – Спенсер вздрогнул, и замолчал. «Действительно, а когда? Когда я просто наслаждался жизнью, без оглядки на тикающий таймер отпуска?»

– Ты – слуга. Высокооплачиваемый, уважаемый хозяевами раб, которому позволено даже иметь своих рабов. И свой дом, и свой мир, и своё представление о мире, и, дьявол его забери, мнение! – Инульгем сорвался на крик. – Мнение!!! Управлять группой, разбрасывать щедрой рукой заражённые семена и высаживать ростки «нового направления жизни»!

Отдуваясь, он откинулся на спинку стула, и медленно допил своё пиво.

– Корпорация несёт жизнь… – Спенсер неуверенно перебирал в голове аргументы, но ничего, кроме стандартных фраз из методичек и программ вербовки, на ум не приходило. – И насаждает право на…

– Чушь. Твоя любимая Корпорация несёт чушь… Как, впрочем, и её теневая сторона, Консорциум. – Кловис нехорошо усмехнулся. Дока пробрало холодком и мурашки побежали по спине – такая ухмылка обычно доставалась жертвам Тёмного Охотника, когда Инульгем настигал их в каком-нибудь занюханном уголке удалённой Параллели. И крайне редко её удостаивались собеседники или коллеги. – Едва новый мир присоединяется к Сети, из него начинают сосать соки – металлы, биоресурсы, артефакты, произведения искусства – другие Линии, стоящие выше по лестнице Индекса. Первыми приходят учёные и торговцы. Потом – дипломаты. Потом военные… И с этого момента мир, и все жители, имевшие несчастье в нём проживать, становятся собственностью…

– Если бы не корпораты, я бы умер от голода в моей Параллели! Меня спасли и дали цель в жизни! – Док плюнул на условности, и выложил то немногое, что помнил о себе. «Или мне позволили это помнить? Но зачем?»

Спенсер напряжённо всматривался в свой стакан, словно надеясь найти там истину или откровение. Увы, кроме пузырьков, цепочками поднимавшихся со стенок и дна, в пиве было только пиво. Ярость внутри билась в стенки черепа, и выла волком.

– Тебе показывали твоё будущее? Да, вижу, показывали. Где бедный и несчастный ты загибаешься на свалке от передозы наркотика, суперспида или рака… – Инульгем снова улыбнулся, на этот раз – грустно и даже ободряюще. – Хуйня, мой друг. Полная и беспросветная хуйня. Своё будущее мы выбираем сами. И сами его создаём, каждый день. Каждую минуту – выбором ли, действиями, словами… Или бездействием и пассивностью овоща. Почему тебе показали только летальные варианты, и ни одного, где ты выбрался из жопы, и если не расправил крылья, то хотя бы научился высоко подпрыгивать?

– Иди ты на хер, мудрец хренов! – Док, не в силах сдерживаться, вскочил на ноги, с грохотом уронив свой стул, и сжал кулаки. Он понимал, что против длиннорукого и высокого Инульгема не выстоит и нескольких минут – тот просто превратит его в отбивную, даже не применяя своих странных приёмов, выученных за годы странствий по Сети. Но Кловис даже не пошевелился, только тёмные глаза цепко следили за движениями взбешённого Спенсера.

– О, оскорбления… Аргументация исчерпалась, да? Мачо сдулся, текила высохла, и кактус оказался не пейотлем, а навозной лепёшкой. Теперь успокойся, перестань раздувать ноздри, сядь, и выслушай мою историю. Как оно было у одного маленького мальчика из прерии…

Меня нашли в пустыне, на месте, посвящённом местным богам – Койоту и Мачтли, это такой мелкий тушканчик-пылевик, ну, типа голенастой мыши с большими ушами. Надо мной уже кружили грифы, нацеливаясь на лакомый кус плоти… Если бы не старый жрец Обманщика, жить бы мне до полудня максимум. Ну, ты понимаешь – пустоши, солнце, пески, жара… Младенцу с нежной белой кожей карачун сразу. Местные бы ещё повыёживались, но я-то не местный… был.

Жрец воспринял всё правильно, и принёс меня в пуэбло. Обозвал Койотлем, и отдал на воспитание самой малочисленной семье погонщика лам, чтоб его. Папа – любитель кактусов и пульке. Мама – ну, тут понятно. Постоянная беременность и десяток смуглых ребятишек обоих полов в глинобитной хижине.

Антисанитария, полное пренебрежение к общечеловеческим ценностям и жизни. Каждый месяц один из индейцев, вытянув священный жребий, отправлялся в пустынный храм, где жрец вырезал ему сердце… Жертвуя то Хитрецу-Койоту, то Жизнеделу-Мачтли. Эти тушканчики плодились, как… как… словно индейцы, задери их Христос.

Иногда боги снисходили до жертв. С Койотом я однажды даже поспорил, и проиграл ему половину души. Взамен, правда, он поделился частью своей – ведь без души, целой или половинчатой, человек всё равно не выживет… Пустыня к тому моменту уже признала меня своим. Сроднилась со мной, и проникла внутрь.

Горьким песком, солёной водой древних колодцев, горячими дюнами, выжженной травой пустошей, режущим ветром бурь и чернильно-синими небесами ночи, расчерченной, как игральная доска в тлачтли, метеоритными потоками…

Пустыня стала мной, я стал пустыней, и научился выживать там, где ты, или другой изнеженный белолицый умер бы на третий час после полудня. Я ходил по миру, как Обманщик когда-то, оставляя в песке отпечатки лап и вой в ночной тишине под шуршание песка – что поделать, если я прошёл посвящение Койоту, и обменялся с ним душами?

Мне было хорошо, как может быть только человеку, живущему в гармонии с миром… Каким бы жестоким он не был.

Потом пришла Корпорация. Помню первые миссии, когда через молочно-белые круги на песок ступали закованные в металл солдаты и учёные, как приходили через стационарные порталы рычащие чудовища-грузовики, плюющиеся маслом и гидравлической жидкостью геологические автоматы и буровые установки. На Икстлане нашли залежи аграва, миллиенита и тяжёлых трансуранидов. Да, почти в обогащённой форме. Прямо хоть лопатой копай…

Кто сказал, что внутренним мирам Сети не нужны уран и золото? Друг мой, тебя нае… то есть, обманули! Нужны. И все эти трансформ-реакторы, эйнштейновские преобразователи и масс-конвертеры – тоже наёбка. Даже для конвертера нужна масса, желательно атомная. Чем выше – тем лучше преобразование, и выше мощность…

И вот наступил момент, когда на песок Икстлана из множества порталов двинулись солдаты. Конкистадоры-«железнобокие» со слаборазвитых миров, вооружённые современными стрельбовыми комплексами и боевой бронёй третьего класса. Что могли сделать мои соплеменники, у которых-то и оружия не было, а из брони – тканые юбки да кожаные ремни, едрить их в туннели? Ничего.

И они делали это «ничего» двадцать лет без перерыва. Солдатам тоже надо есть, спать, испражняться и дышать. А для этого нужно хоть изредка вылезать из костюма. Отравленная колючка, щепотка сонной травы, семечко хищной лозы, песчаная блоха… Сердца участников Конкисты трепыхались на каменных блюдах в последних святилищах Койота, Чак-Мооля и Ш’баланке, броню заносили пески, а ружья… Ружья стреляли во врагов.

Двадцать лет партизанской войны в песках и скалах, от океана до океана. Это так долго… Когда потери превысили критические показатели, а геологоразведка показала гигантские запасы полезных ископаемых в недрах Икстлана, Корпорация решила вопрос. Эффективно. Быстро. Навсегда.

Ты когда-нибудь слышал о генетическом оружии? Ага, вздрогнул… Слышал. Я тоже слышал. Но, в отличие от тебя, я ещё и видел, как его применяют. И выжил, когда в небесах, в ярком сиянии полудня расцвели небывалые снежно-белые облака, так похожие на хризантемы… То есть, это я потом понял, на что они были похожи, когда выучил это слово и увидел цветок. А в тот день я стоял, и вместе со всеми собратьями-родичами смотрел в облака, чувствуя, как на губах оседают сладковатые капельки влаги…

К вечеру заболели первые. Следующий день встретили немногие. Через сутки в живых остался только я один. Почему выжил? Я родился не в Икстлане, и мои гены, эти крохотные шестерёнки, на которых вращается вся наша жизнь, были другими. Вирус, распылённый со спутников, не убил меня.

Когда я напал на лагерь геологов спустя неделю, пройдя Сердце Пустыни, они обалдели. Пески на сотни миль, жара под восемьдесят градусов, ни клочка тени окрест… И тайные тропы моего народа, для которого это место было священным. Последний из «мешика», как называли себя туземцы, размахивая обсидиановым топором и старой винтовкой, успел уложить пятерых, прежде чем кто-то из Службы выстрелил в дикаря дротик с парализатором.

Следующие полгода я провёл в институте на узловой станции Сети, где меня резали, просвечивали томографами и мучили сотнями способов. От генетического оружия нет противоядия, что бы ни твердили военные. Его можно настроить на группы генов, расовые особенности, какие-то мелкие признаки митохондриального ДНК, но от него невозможно защититься.

Это как рулетка – поставил на зеро все деньги, и выиграл. Или проиграл, и шансонье уже спешит с золотым блюдом, на котором, обёрнутый в вышитую салфеточку, завернут однозарядный пороховой пистолет с серебряной пулей… Славная традиция Рио-Путас-дель-Гранде, Параллели игорных домов, ранчо, гордых идальго и профессиональных шулеров. Да, оттуда вербуют конкистадоров для Испанского сектора Сети, где постоянно вспыхивают бунты… Я прожил там следующие годы, щедро проигрывая выплаченные мне в качестве компенсации деньги. И никогда, слышишь – никогда! – мне не удавалось добиться визита шансонье…

Койот хранил меня. Для других дел.

Я сам пришёл в Корпорацию. И отказался идти в конкисту, разведку или обслугу. Я хотел в Службу. Обхамил местного резидента, вызвал на дуэль пятерых, троих убил, одного оставил евнухом, а последний отрубил мне руки. И принял на службу.

Руки мне отрастили в регенераторе, убитых через три дня привели знакомиться с новым собратом по оружию, а Полковник, столь жестоко отметивший новобранца, стал мне отцом. И заменил мать, которой у меня никогда не было.

С тех пор я мечтаю увидеть Икстлан и умереть в его чёрных песках, перед смертью успев вернуть Койоту его подарок, будь он неладен…

И после этого ты смеешь говорить, что у тебя была хреновая жизнь, Спенс? Мне, Койотлю Тлескалитпотли? То есть, тьфу, Кловису Инульгему, дьявол задери все эти миры и имена… Ну, братец, ты и зажрался… «Я чуть не умер с голоду»… Бедный ты, несчастный…

А у меня вот, блядь, родной мир убили. Но, как видишь, я вполне живой, смеюсь и иногда даже от души. Хотя и чётко вижу пределы своей и твоей несвободы…

Инульгем выговорился, и теперь молчал, сцепив пальцы. Его глаза были прикрыты, но между веками предательски поблёскивала влага. Спенсер, почти не дыша, заворожено ждал следующих слов Кловиса. И Тёмный Охотник их произнёс:

– Утрись, парень. Выдыхай. Дядя Инульгем тебе поможет. Есть тут у меня один заказец на примете…