Рубиновые части, солнца зари
Рубят злые страсти, сжигают внутри.
Прыгай выше неба, брат и сестра
Золотые искры – брызги костра.
Воины света, воины добра
Охраняют лето, бьются до утра.
Воины добра! Воины света!
Джа Растафарай бьются до рассвета.
Ляпис Трубецкой – Воины Света
– Очень интересный мирок, господин Директор. Посмотрите, пожалуйста, как перекручены потоки управления и забавно построены цепи питания…
– Вижу, вижу, Шиффс. У нас уже есть туда подключение, или технический отдел, как всегда, бьет баклуши?
– Так точно, бьет. Подключение Пирамиды ожидается через три цикла.
– Отлично. Вызовете меня, когда будете готовы к подъему перископа.
Внутри позабытого пылевого скопления на границах Человеческого Космоса, которое даже пиратами не посещалось уже столетие – кому нужно бесполезное пылевое облако, где даже пригодных для жизни планет нет – с легким шуршанием проступили серебристые контуры прозрачной пирамиды. Размеры ее были небольшими, и совершенно незаметными в галактических масштабах, всего лишь два десятка астрономических единиц. Нежно мигнув молочной белизной, пирамида обрела некоторую долю реальности. Не очень большую, впрочем.
– Господин Директор, перископ поднят, Пирамида активна. Приступаем к сканированию…
– Есть что-нибудь интересное на горизонте?
– Так точно. Очередное отражение Терры, местное самоназвание – Земля. Расстояние от текущего положения эффектора – сто сорок световых лет, радиус распространения цивилизации – до тысячи…
– Потенциал?
– Стагнация. Разрыв системных связей в пределах ста местных лет, со всеми вытекающими…
– Данные мне, Шиффс. Есть возможность изъятия образца?
– Они постоянно воюют, можем изымать кого угодно… В границах зон конфликтов, разумеется. Вот, пожалуйста.
– Вот этого.
– Малое системное транспортное средство, аналогичное десантному боту пятого уровня, низкая атмосферная орбита, разрушение корпуса – тридцать процентов, ресурс двигателей – ноль, ресурс энергии – ноль, вхождение в плотные слои атмосферы через цикл. На борту – пятнадцать «нулевых» субъектов, один «околонулевой»…
– Даю подтверждение.
– Принято. Транспортировка в седьмой внутренний ангар завершена.
– Залатайте его наскоро, всех остальных – биоинженерам. Бот – в ТехОтдел, пусть поиграются.
– Будет исполнено.
Бесконечный зал был заполнен одинаковыми белыми прямоугольниками, висящими в воздухе на высоте половины человеческого роста. Они простирались во все стороны, образуя геометрически правильный безупречный узор, нарушаемый лишь темными пятнами тел, возлежащих на белом.
– Красиво… – Взгляд человека бродил по пространству зала, все время возвращаясь к свежей группе тел, пятнавших собой ближайшие столы.
– Маттершанц, – в воздухе мелькнуло две яркие белые вспышки, протянувшиеся сверху вниз. Из свечения материализовались Директор и Шиффс.
– Господа… – учтиво поклонился он. – Все готово.
Над лежащими телами с легким звоном проявились медленно вращавшиеся перевернутые пирамиды, сотканные из света и тьмы. Большинство из них были серыми и тусклыми внутри, кроме одной, светившейся золотым.
– Один из шестнадцати…
– Да, господин Директор, – Маттершанц мягко кивнул, – он жив. И он кондиционен.
– Шиффс, подготовьте операционную и малый реактор, – произнес Директор. – Остальные?
– Негативно. Отработка.
– Отклонения?
– Блоки лояльности, подавление свободы воли… Обычный набор, – Маттершанц покачал головой. – Грубая работа.
Сияние наполнило помещение, и оно снова опустело. На белом стало на одно тело меньше.
– Матти, я ненадолго тебя отвлеку от твоих разлюбезных тел.
– Да, господин Директор? Чем могу помочь?
– Ты уже изучал наш образец?
– Да. Перспективен.
– Знаешь, мне нравится здесь. И, по прогнозам Расчетчика, в этом мире скоро будет очень некрасиво, Матти…
– Обычный мир, создание Творца – мы видели уже их сотни и сотни, господин Директор. Ничего выдающегося.
– Здесь будет наш враг. Совсем скоро – пятьдесят местных лет, может, меньше. Как ты думаешь, мы можем уйти сейчас?
– Враг? Здесь? Тогда, разумеется, мы должны остаться. Ты уже выносил это решение на Совет?
– Нет, и не собираюсь. Для остальных это будет обычная стоянка перед долгим перегоном… Отдых, сброс напряжения, осмотр достопримечательностей. Как всегда. Но мне нужно создать агента.
– Образец?
– Да. Их технологии несовершенны и примитивны, а он – полон жизни и вероятностей. Не хочется упускать такой шанс, и тратить время на подбор кадров…
– Если провести полное преобразование, то можно оставить поиск на совести агента. Он будет буквально притягивать к себе нужных существ, если, конечно, пойдет по Пути.
– Матти, при полном преобразовании не идти по Пути сложнее, чем идти по нему. Уж это мы все знаем не понаслышке…
– Да, Лидер. Знаем. Я займусь им немедля.
– И помни, Матти – он ничего не должен сохранить в памяти. Экранируй его.
– Хорошо.
Он плыл по разноцветным волнам пламени, ненадолго погружаясь в лед, который входил в его память о когда-то бывшем теле… Боль, счастье, радость и ярость плавно накатывали и отступали, унося еще немного его разума, или добавляя знаний, укладывавшихся внутри матовых пирамидок, сразу же уходивших сами в себя. Было странно, но он видел вокруг огромную, распространявшуюся на многие и многие световые года прозрачную пирамиду, наполненную постоянно перемещавшимися частями и механизмами, состоявшими из тьмы и яркого света. И эта конструкция определенно обладала разумом и душой.
Купаясь в огне, он мог понимать, что видит перед собой, и, хотя потом эти знания сразу же, как вода, выливались прочь, это наполняло силой…
Что значит память, если нет личности? Да ничего.
Он понимал, как работает этот гигантский механизм, попавший сюда глубоко из-за границ реальности, из каких-то непознаваемых и непредставимых Вселенных. И знал о Пути. И о том, что становится – помимо своих, ничего не значащих желаний – его частью… Теперь он даже не мог умереть до конца. Смерть означала лишь возврат сюда, в сердце пирамиды.
Спокойствие, окутавшее его своими крыльями, было нарушено извне. Кто-то, могучий и далекий, протянул свою призрачную руку, и коснулся его.
– Ричард…
«Какое странное имя, – подумал он, замерев в огне, – его носили короли и преступники, отверженные и вершители судеб. Оно принадлежит мне?»
– Ты должен забыть все, что видишь и узнаешь здесь…
«Забыть? Я забываю сразу же, как узнаю. Зачем говорить ненужное?»
– Но кое-что я оставлю тебе. В подарок, или в качестве стимула – решай сам…
«Они, равные богам, делают подарки людям. И подарки их оборачиваются проклятиями. Откуда эти слова? Кто их сказал?»
– Тебе останутся сны, и осознание цели. Ты будешь видеть способы ее достижения и чувствовать течение вероятностей вокруг себя. А еще, мой друг, ты будешь носить в себе часть меня. Я собираюсь изучить ваш уголок Вселенной…
«Интересно, как выглядит паразит с могуществом бога?»
– Однажды, когда мир вокруг тебя замрет на грани разрушения, я помогу. Мы поможем… А теперь, к сожалению, ты должен уснуть…
«Зачем?..»
– Шиффс, приготовьтесь к возврату в момент подбора образца. Скорректируйте орбиту бота и дайте сигнал о помощи местным. Агент влияния готов, Маттершанц?
– Готов, господин Директор. Память заблокирована. Готов встать на Путь.
– Хорошо. Начинайте.
Над охваченной пламенем планетой, усмирением которой в рамках антитеррористической операции «Тайфун» занимались силы Космодесанта Протектората Земли, падающий в атмосферу подбитый десантный бот на мгновение окутался сиянием, и слегка изменил курс. Теперь спасательное судно успевало подобрать его, приняв пятнадцать мертвых десантников, и одного тяжелораненого капрала. Чудовищно обгоревший, Ричард Морган выжил.
These mist covered mountains
Are a home now for me
But my home is the lowlands
And always will be
Some day you’ll return to
Your valleys and your farms
And you’ll no longer burn
To be brothers in arms
Dire Straits, «Brothers in Arms»
С его появлением в импровизированном баре стало заметно тише. Казалось, даже громкая музыка из спрятанных в стенах динамиков, слегка затихла, потеряв объемность звучания.
Сидящие за несколькими составленными в ряд столами люди начали оборачиваться на него, покачивая головами и переговариваясь, по залу поползли шепотки. Кто-то откровенно предпочел ретироваться прочь, другие остались, но всем своим видом выказывали недовольство новым посетителем, и только самые стойкие предпочитали делать вид, будто ничего особенного не произошло. Они согласно кивали, отвечая жестом на тихий шепот вездесущих доносчиков, изучающе поглядывали на нового посетителя, но не делали резких движений и не пытались прогнать его.
Джек Кацман прошел к бару, сел на высокий крутящийся стул и в упор посмотрел на замершего в нерешительности лысого вертлявого бармена, похожего на обезьянку.
– Виски, чистый, двойной, – хрипло попросил Джек, хмуро глядя на бармена. – И не тасуй тут, – предупредил он его, по-звериному, не мигая, взглянув тому прямо в глаза.
– И в мыслях не было, – тут же ожил бармен, ловко вскарабкавшись на высокую стремянку к верхним полкам.
«Точно макака, блядь, – подумал Джек, с кислой миной исподволь осматриваясь вокруг. – Хоть бы банан вместо выпивки не дал».
Лысый человечек виртуозно вскарабкался вверх, снял оттуда самую большую бутылку с коричнево-черным содержимым и авторитетно произнес, наливая алкоголь:
– Наша, местная, на гречихе.
Джек только хмыкнул, криво улыбнувшись. Родная планета ничуть не изменилась за прошедшие годы. А сколько, кстати, их успело пройти? Пять? Десять? Да, не меньше десяти.
– Видел этого человека?
Кацман толкнул по гладкой стойке голоснимок в сторону бармена. Тот быстро стрельнул глазами в сторону, и нервно улыбнулся, не глядя на карточку.
– Нет, никогда, – отозвался он.
– Ты что мне тут хрены бодяжишь? – рыкнул Джек. – За кого держишь, обезьяна лысая? Ты Гая Травкина не знаешь? Тебе напомнить, хрен козлячий, как он тебя, сопля мелкая, у твоей мамаши на дозу сменял?
Бармен побледнел, пошел красными пятнами и стал заметно заикаться.
– Н-нет, н-не надо, – выдавил он. – Я и правда его не видел, давно уже, несколько лет как…
– Отвали от него, – раздался рядом гулкий бас. На соседнее сидение опустился грузный пухлый мужчина с седой бородкой и карими глазами. Вертлявый бармен тут же исчез в тени полок, слившись с обстановкой и предпочитая больше не отсвечивать.
Джек медленно развернулся к подсевшему соседу, рядом с которым тут же возникли два плечистых охранника, похожие друг на друга, как близнецы.
– Фарид, ты опустился до найма андроидов? Не ожидал, что на Суздале дела пойдут настолько плохо. Тебе чего надо? Не видишь, я разговариваю.
Кацман покрутил в руках стакан с коричнево-черной жидкостью, словно размышляя, не выплеснуть ли содержимое в лицо седобородого мужчины. Тот тяжело вздохнул, покачал головой и привычным жестом пригладил темные волосы.
«Сколько лет уже прошло, как его из директоров школы поперли, а он до сих пор мел и лазерную крошку с волос стирать пытается, – подумал Джек, отметив жест Фарида. – Хорошо мы его тогда помяли, видимо».
– Ты допрашиваешь моего человека, Джек, – медленно произнес бывший директор суздальской школы-интерната для трудных подростков. – Это не вежливо.
– Я брата ищу, – буркнул Кацман. – Задал вопрос, а твоя обезьяна мне стала врать. Это, по-твоему, вежливо?
– Вот как ты был говном, так ты им и остался, Кацман, – покачал головой Фарид. – Ну-ну, – примирительно улыбнулся он, заметив, как тут же напрягся от его слов Джек, – не надо лишних движений, мои парни нервные сегодня.
Охранники синхронно положили ладони на рукояти табельных иглометов.
«Хрена с два, мне лишних отверстий не надо».
– Смазку им поменяй, – буркнул он.
Кацман чуть откинулся назад, показывая, что не настроен на дальнейшие разборки.
– Значит, так, Джек, – ледяным тоном произнес Фарид, глядя в глаза Кацману, – брата твоего на Суздале нет, а если он тут появится, я первым его четвертую, понял? Да и тебе мы тут не очень рады, если ты не в курсе.
– Что это так невежливо? – с издевкой в голосе осведомился Джек, продолжая покручивать в руках полный стакан виски на гречихе. – Где же твое хваленое гостеприимство, Фарид? Значит, как своих птичек наркотой Гая пичкать, чтобы те лучше дрались, так ты нам был рад. А как я приехал навестить родное гнездо, ты мне и на дверь показал?
У пожилого директора интерната заходили желваки. В карих глазах полыхнуло едва сдерживаемое бешенство.
– Ты знаешь, что сделал твой брат? – по-змеиному, почти не разжимая губ, прошипел Фарид. – Да его мало четвертовать, с него кожу надо живьем содрать и бросить собакам!
– Еще слово, и я тебе шнобель сломаю, – спокойно сказал Джек, сощурившись. – Сам ты корм собачий. Хули тебе надо от моего брата?
Фарид пошел пятнами, но в спор предпочел не ввязываться. Вокруг них образовался круг отчуждения, музыка как-то незаметно стихла, а собравшиеся люди выстроились у стен, внимательно вслушиваясь в разговор их боса с пришлым гостем. Опозорить себя истерикой старый директор не мог. Слишком жива в нем была память того случая, когда он, в исступлении оравший на безмозглых подростков, едва не опозорился у них на глазах. В тот раз Джек, достав самодельный лазерник, выстрелил в потолок. Штукатурка и деревянная щепа от потолка, смешиваясь с оплавленными лазерным лучом кусками пластика, градом посыпалась на голову Фарида, хорошенько подпалив его шевелюру.
– И нехуй так орать, – сказал тогда Джек.
Эту фразу Фарид запомнил навсегда, с тех пор никогда не опускаясь до криков в присутствии подчиненных. Мало ли, сколько таких умельцев только и ждет случая снова окропить его голову мусором.
– От его отравы у меня все петухи сдохли, я чуть бар не продал, – зло сказал Фарид. – А когда я к нему сунулся, того уже и след простыл. Так что не надо тут спрашивать о своем брате, здесь тебе никто не поможет.
– Да ты знаешь, сколько раз я уже слышал эту историю, Фарид? – засмеялся Джек, заставляя бывшего директора стиснуть зубы от ярости. – Узнаю Гая, молодец, парень! Так тебя натянуть с твоими птичками!
– Уходи отсюда, – сказал Фарид, – нам своего говна хватает, без тебя и твоей родни.
Джек резко спрыгнул со стула, заставив андроидов-охранников сделать боевую стойку и напрячься. Кацман махом влил в себя виски и, утерев рот рукавом куртки, ответил, дыша мерзким запахом прямо в лицо Фарида:
– Сам ты – говно. И бар твой – говно, и виски – тоже.
Он резко выпрямился и быстро вышел прочь, хлопнув тяжелой дверью в полной тишине зала.
На улице Джек задержался, достал из кармана куртки фляжку и сделал добрый глоток, поглядывая на вывеску над входом здания напротив.
– Лучшие боевые петухи, – прочел он вслух, – Фарид и сыновья.
Джек перевел взгляд на вывеску над баром, который только что покинул. С яркой таблички, подмигивая красными и оранжевыми огоньками, на него уставился грозный петух, воинственно растопыривший перья. «Золотой петушок» до сих пор был местом сосредоточения денег, грязи и проблем.
– Да уж, петушок ты, Фарид, это точно.
Кацман сплюнул тягучую коричневую слюну на порог бара и зашагал прочь, против воли погрузившись в воспоминания.
Ему было, кажется, двенадцать или чуть больше, когда его не в меру любопытный братец всерьез увлекся химией. С доступной литературой на забытой всеми бедной колонии было туго, а книги доставались только в библиотеке интерната, если, конечно, можно назвать библиотекой несколько полок в подвале здания школы.
Естественно, Джек, будучи старшим братом, не придумал ничего иного, как ночью вскрыть замок и прихватить с собой необходимые пособия. Гай увязался за ним, их вдвоем и застукал на месте чтения Фарид, будучи в те годы директором.
Он решил наказать их по-своему. Мерзко осклабившись, горячий мужчина с примесью восточной крови и изрядной порции дешевого наркотика в ней, схватил за шиворот веснушчатого симпатягу Гая и подтащил его к себе, с четким намерением попользовать в интимных целях.
Маленький Травкин так и застыл на месте, даже не пытаясь сопротивляться. Шок от подобного поведения директора, его красное потное лицо со звериным оскалом и затуманенные похотью глаза настолько сильно отпечатались в сознании ребенка, что Гай даже не пытался плакать, глядя на своего мучителя, и не смея даже мигнуть.
Джек справился с оторопью куда быстрее. Извергнув из себя нечеловеческий рык, он бросился на Фарида, зубами вцепившись тому в шею. Кацман напрыгнул сзади, в тот самый момент, когда было почти поздно. Поведение неадекватного подростка так сильно впечатлило директора, что тот выпустил рухнувшего кулем на пол Гая и стряхнул с себя худосочного бледного Кацмана.
– Выкидыш ублюдочный, – просипел Фарид, стирая с шеи выступившую от укуса кровь. – Да я тебя…
В этот момент он осекся. Гай потом утверждал, что на директора снизошло божественное откровение, а Джек склонялся к мнению, что внутри директора просто закончилось действие наркотиков.
Так или иначе, но на следующий день Фарид поставил Джека перед выбором: либо тот выходит на арену против его птички, либо они с братом могут забыть о спокойном сне в любом уголке города.
О проекте
О подписке