Афины, Университетский клинический центр, пульмонологическое отделение

– Черт побери, Эдриен, да успокойтесь же наконец, поранитесь!

Я открыл глаза, попытался сесть, но оказалось, что меня привязали к кровати. Склонившийся надо мной Уолтер выглядел совершенно растерянным.

– Вы и впрямь к нам вернулись или снова бредите?

– Где мы? – прошептал я.

– Сначала ответьте на простой вопрос: с кем вы говорите, кто я?

– Вы что, совсем рехнулись, Уолтер?

Он хлопал в ладоши. Я не понимал причины столь бурной реакции. Он бросился к двери, выкрикивая ликующим тоном: «Он очнулся, очнулся!» – высунулся в коридор, а когда обернулся, на его лице читались разочарование и досада.

– Не понимаю, как вы живете в этой стране: в обеденный час здесь все останавливается, замирает. Медсестру и ту не дозовешься, с ума можно сойти! Ах да, я обещал сказать, где мы находимся. Мы на четвертом этаже афинской больницы, в инфекционно-пульмонологическом отделении, в палате 307. Когда наберетесь сил, полюбуйтесь видом – очень красиво! Из вашего окна видна гавань, не всякая больница может похвастаться такой панорамой. Ваша мать и ваша прелестная тетушка Элена всех на ноги подняли, чтобы поместить вас в отдельную палату… словами не опишешь! У больничной администрации не было ни секунды покоя. Ваша прелестная тетушка и ваша мать – святые женщины.

– Что я здесь делаю и почему меня привязали?

– Поверьте, это было непростое решение, но вы метались в горячке, бредили, впадали в буйство, и я счел необходимым защитить вас от вас самого. Медсестры устали поднимать вас с пола по ночам. Просто невероятно, до чего беспокойно вы спали! Ладно, хоть мне и не положено по штату, но, раз уж у всех сиеста и я единственное правомочное лицо, освобожу вас.

– Уолтер, вы скажете, что я делаю в больничной палате?

– Вы ничего не помните?

– Помнил бы – не задавал вопросов!

Уолтер отошел к окну.

– Не уверен, что стоит это делать, – задумчиво произнес он. – Наберитесь сил, и мы поговорим, обещаю.

Я попытался сесть на кровати, голова закружилась, Уолтер подбежал и подхватил меня, не дав упасть на пол.

– Видите, я был прав, немедленно ложитесь и успокойтесь. Ваша мать и ваша прелестная тетушка много пережили, так что уж будьте любезны, соберитесь с силами и встретьте их с улыбкой на лице, когда они придут вас навестить во второй половине дня. Берегите силы, это приказ! Пока врачи, медсестры и все Афины дрыхнут, парадом командую я!

У меня пересохло во рту, и Уолтер подал мне стакан воды.

– Не жадничайте, старина, вы много дней под капельницей, я вообще не уверен, что вам можно пить. И не капризничайте, умоляю!

– Даю вам одну минуту, Уолтер: не скажете, как я сюда попал, вырву все эти провода!

– Мне не следовало вас отвязывать!

– Пятьдесят секунд!

– Шантаж, Эдриен? Какое разочарование!

– Сорок!

– После того как увидитесь с матерью!

– Тридцать!

– После обхода, пусть врачи подтвердят, что вы поправляетесь.

– Двадцать!

– Вы чудовищно нетерпеливы. Я столько дней не отходил от вас, могли бы сменить тон!

– Десять!

– Эдриен! – завопил Уолтер. – Немедленно уберите руку от капельницы! Предупреждаю, я за себя не отвечаю, если увижу хоть каплю крови на этих белоснежных простынях.

– Пять!

– Ладно, ваша взяла. Я все расскажу, но никогда вам этого не забуду.

– Я слушаю, Уолтер!

– Вы совсем ничего не помните?

– Совсем.

– А мой приезд на Гидру?

– Приезд помню.

– А кофе, что мы пили на террасе бистро по соседству с магазином вашей прелестной тетушки?

– Кофе тоже помню.

– А фотографию Кейры, которую я вам показал?

– Конечно, помню.

– Хороший признак… А то, что было потом?

– Смутно. Мы уплыли на катере в Афины и простились в аэропорту – вы возвращались в Лондон, я улетал в Китай. Но теперь я не уверен, было это наяву или мне приснился кошмар.

– Никакого кошмара, вы действительно сели в самолет, вот только улетели недалеко. Но давайте вернемся к моему приезду на Гидру. Впрочем, к черту Гидру! У меня для вас две новости.

– Начните с плохой.

– Не могу! Не узнав хорошую новость, вы не поймете другую.

– Ну, раз выбора все равно нет, валяйте…

– Кейра жива, теперь мы уверены!

Я подскочил на кровати.

– Ну вот, главное сказано. Как насчет короткого перерыва на отдых, пока не придет ваша матушка, или доктора́, или все вместе?

– Прекратите ваши дурацкие ужимки, Уолтер, и выкладывайте плохую новость.

– Давайте будем последовательны. Вы спросили, почему находитесь в больнице, так позвольте мне объяснить. Из-за вас командир «Боинга-747» повернул назад – на такое не каждый решится. Жизнью вы обязаны бортпроводнице. Через час после взлета вам стало плохо. Очевидно, подцепили заразу, купаясь в Хуанхэ, и она вызвала редкое легочное заболевание. Но вернемся к пекинскому рейсу. Вы сидели и, казалось, мирно спали, но когда та смышленая бортпроводница принесла вам поднос с обедом, ее насторожили ваша бледность и испарина на лбу. Она безуспешно пыталась вас разбудить, дыхание было затрудненным, а пульс редким. Пилот, приняв во внимание серьезность положения, развернул самолет, вас срочно доставили сюда, сообщили мне, и я вернулся, пробыв в Лондоне всего два дня.

– Я не попал в Китай?

– Сожалею.

– А где Кейра?

– Ее спасли те самые монахи, что дали вам приют у горы… забыл название.

– Хуашань!

– Вам виднее! Кейру лечили, и она поправилась, но, к несчастью, ее сразу же задержали и неделю спустя судили, обвинив в незаконном проникновении и пребывании на китайской территории по поддельным документам, то есть без ведома правительства.

– У Кейры не могло быть при себе документов – они остались на дне реки, в машине!

– Конечно, но государственный адвокат, увы, не упомянул об этом в своей речи. Кейру приговорили к полутора годам тюремного заключения. Ее держат в Гартаре: этот древний монастырь в провинции Сычуань, недалеко от Тибета, превратили в тюрьму.

– Полтора года?

– Полтора года и, по словам сотрудника нашей консульской службы, все могло быть гораздо хуже.

– Хуже? Полтора года, Уолтер! Вы понимаете, что значит провести полтора года в китайском застенке?

– Тюрьма – она и есть тюрьма, но вообще-то я с вами согласен.

– На нашу жизнь покушаются, но за решетку попадает она, а не убийцы?

– Китайские власти считают ее виновной. Мы обратимся за помощью в посольство, сделаем все возможное. Я не отступлюсь.

Уолтер отвернулся к окну.

– Полагаете, наши посольства захотят вмешаться и поставят под угрозу экономические интересы ради свободы одного человека?

– Боюсь, ваши беды и горести мало кого волнуют. Придется запастись терпением и молиться, чтобы Кейра выдержала выпавшее на ее долю испытание. Я искренне сожалею, Эдриен, все это просто ужасно, но… что вы делаете с капельницей?

– Я ухожу. Мне нужно отправиться в Китай, добраться до Гартара и дать знать Кейре, что я буду сражаться за ее освобождение.

Уолтер подскочил к кровати и схватил меня за руки; я был слишком слаб, чтобы совладать с ним.

– Слушайте меня внимательно, Эдриен. Когда вас привезли в больницу, ваш организм уже не сопротивлялся инфекции, и она стремительно распространялась, представляя угрозу для жизни. У вас началась горячка, вы бредили и несколько раз были при смерти. Врачам пришлось ввести вас в искусственную кому, чтобы защитить мозг. Мы с вашей матерью и прелестной тетушкой Эленой несли вахту, сменяя друг друга. За десять дней ваша матушка постарела на десять лет, так что перестаньте ребячиться и ведите себя как взрослый!

– Ладно, Уолтер, я усвоил урок, можете меня отпустить.

– Предупреждаю – если тронете катетер, я вам нос расквашу!

– Обещаю лежать смирно.

– Так-то лучше, я сыт по горло и вашей горячкой, и вашим бредом.

– Вы не представляете, какие странные сны я видел.

– Ошибаетесь, я не только следил за вашей температурной кривой и давился мерзкой едой в больничном кафетерии, но и выслушивал дичайшую чушь, которые вы несли в бреду. Единственным утешением были пирожные вашей прелестной тетушки Элены.

– Простите, Уолтер, что это еще за «прелестная тетушка»?

– Не понимаю, о чем вы.

– О моей прелестной тетушке.

– Разве я не имею права находить вашу тетушку прелестной? У нее замечательное чувство юмора, она восхитительно готовит, чудесно смеется, умно́ беседует, так что не вижу, в чем проблема!

– Она на двадцать лет старше…

– Браво, друг мой! Не знал, что вы так ограниченны! Кейра на десять лет моложе, но вас это, кажется, не смущает? Ретроград, вот вы кто!

– Хотите сказать, что поддались чарам моей тетки? А как же мисс Дженкинс?

– С мисс Дженкинс мы обсуждаем достоинства наших ветеринаров. Согласитесь, в этом мало чувственного.

– А с моей тетушкой, выходит… Не отвечайте, ничего не хочу знать!

– А вы не приписывайте мне того, что я не говорил! С вашей тетушкой у нас масса тем для бесед, нам весело вместе. Вы же не станете попрекать нас тем, что мы пытаемся развеяться после всего пережитого по вашей милости? Это было бы неблагородно.

– Делайте что хотите. Кто я такой, чтобы вмешиваться…

– Рад это слышать.

– Я должен сдержать слово, Уолтер, я не могу сидеть сложа руки. Нужно лететь в Китай на поиски Кейры и вернуть ее в долину Омо. Мне не следовало увозить ее из Эфиопии.

– Сначала поправьтесь, потом посмотрим. Скоро придут врачи, вам нужно отдохнуть, а у меня есть дела.

– Уолтер… Что я говорил в бреду?

– Семьсот шестьдесят три раза произнесли имя Кейры – впрочем, это весьма приблизительный подсчет; меня вы звали в бреду всего трижды, что довольно обидно. Большую часть времени вы бормотали нечто невнятное. Иногда между двумя судорожными припадками вы открывали глаза и смотрели невидящим взглядом в пустоту – страшноватое зрелище! – а потом снова теряли сознание.

В палату вошла медсестра, прервав наш разговор, и Уолтер испытал явное облегчение.

– Наконец-то вы пришли в себя, – сказала она, подвешивая новый пакет с лекарством на штангу.

Она сунула мне в рот термометр, измерила давление и записала показатели в карту.

– Доктора осмотрят вас через час, – сообщила она.

Лицом и телосложением медсестра смутно кого-то напоминала. Женщина вышла, покачивая бедрами, и я понял, что она похожа на пассажирку автобуса, на котором я ехал в Гартар. Уборщик, мывший пол в коридоре, одарил нас с Уолтером широкой улыбкой. Одет он был в свитер, толстую шерстяную куртку и как две капли воды походил на мужа хозяйки ресторана, привидевшегося мне в горячечном бреду.

– Ко мне кто-нибудь приходил?

– Ваша мать, ваша тетушка и я. К чему этот вопрос?

– Ни к чему. Вы мне снились.

– Боже, какой ужас! Запрещаю вам говорить об этом!

– Не будьте идиотом. Я видел вас в компании старого профессора, которого встречал в Лондоне, он знакомый Кейры. Я перестал различать грань между реальностью и сновидением.

– Успокойтесь, все мало-помалу наладится. Старика профессора я, увы, никак объяснить не могу, но так и быть, словом не обмолвлюсь об этом вашей тетушке, ибо она может оскорбиться, узнав, что в ваших снах была стариком.

– Думаю, все дело в горячке.

– Наверное, хотя не уверен, что Элена удовлетворится подобным объяснением… Отдыхайте, мы слишком долго разговаривали. Пойду позвоню в консульство насчет Кейры – я делаю это каждый день, в одно и то же время, – а после шести вернусь.

– Уолтер…

– Что еще?

– Спасибо.

– Дождался, благодарение Господу!

Как только Уолтер вышел из палаты, я попытался встать. Ноги подкашивались, но я все-таки добрался до окна, держась попеременно за спинку кровати, столик на колесах и батарею.

Вид из окна и впрямь открывался фантастический. Больница стояла на холме над бухтой. Вдалеке можно было различить Пирей. Я несчетное число раз видел этот порт, но не удосуживался вглядеться, счастье делает нас рассеянными. Сегодня, из окна больничной палаты номер 307, я смотрел на порт совсем другими глазами.

Внизу я заметил Уолтера, он вошел в телефонную кабину – должно быть, собрался звонить в консульство.

Выглядит Уолтер нелепо, но он отличный парень. Хорошо, что мы дружим.