И вот пошли отец с братом к председателю. Отец поздоровался только и молчит, а дядя, хоть и молод годами, говорить начал, не робеет. Мол, дорогой товарищ, видите, братец к нам пожаловал. Он давно уже в городе живет, паспорт у него исправный и работа подходящая – строитель новой жизни. Многому он чему там обучился для общественной пользы. Одна беда – родня его кровная, мы то есть, здесь остались. Скучает он по нам очень, оттого не может все силы положить на строительство социализма. Отпустил бы ты фамилию нашу в город, мы семейство дружное, нам поврозь жить никак нельзя.

Да, красиво дядя мой речь завернул, но только председателя не проймешь. «Не отпущу, – говорит, – у нас своих рабочих рук не хватает, сейчас будем производство кирпича организовывать, каждый человек на счету».

Так и ушли ни с чем, а председатель родне моей еще больше норму положил, да еще Комбед^[7] подбил, чтобы своеволие свое идеологически обосновать. А те – сплошь бездельники, горлодеры да голь перекатная, что от зависти к чужому добру мать родную готовы в Сибирь упечь, и рады стараться. «Ты, – говорят, – жми их крепче, не то разъелись, других смущают, один вред от них».

Родственники стали, конечно же, отца укорять: «Это все из-за тебя, навел смуту, а нам теперь мучайся».

«Ничего, – говорит отец, – потерпите маленько», а сам думает, чем бы ему председателя достать, чтобы тот от решения своего отступился?

Пока думал он свою думу, да прикидывал всякие возможности, напали на деревню осы, и такие злые, что житья от них никому не было. Работать люди не могли, все покусанные ходили. Председателя тож, когда он чай с вареньем пил, оса кусанула, причем в самое больное место – за язык. От этого у него всю морду скособочило, чуть не помер. Хорошо, что отца моего позвали вовремя, и он, как его Семен когда-то научил, натер место укуса сахаром, потом уксусную тряпочку наложил, и полегчало председателю. Пока лечил отец председателя, тот ему райские кущи сулил. Мол, семейство твое отпущу по-хорошему и тебе награда будет. Но как полегчало ему, тут он сразу передумал. «Нет, – говорит, – нельзя вас отпускать, ценный вы народ, нам такие люди самим нужны».

Опечалился отец, но духом не пал. А здесь возьмись новая беда – загнила вода в местной речке, рыба вся в ней передохла и всплыла раздутая на поверхность. К тому же появились в деревне песьи мухи и настало для народа мучение великое: болезни желудочные пошли, язвы кожные да воспаления с нарывами. Скотину поить негде, падеж…

Позвал отца председатель и просит: «Помоги, Бога ради. Я тебя за то уважу». Отец вспомнил семеновский рассказ, как монахи в Новом Афоне, что на Кавказе, реку чистили и малярийного комара изводили, и по той же схеме велел здесь действовать. В добавок – благо, что в больнице кой-чему научился – приказал все мусорные кучи да выгребные ямы хлоркой засыпать.

Получилось все как нельзя лучше: в считанные дни перестала речка гнить, вода очистилась и мухи пропали.

Но председатель ожесточил сердце свое и на этот раз тоже не отпустил семейство наше.

Тогда сказал ему отец в сердцах: «Как ты подло поступаешь со мной и с родней моей, так и тебе воздастся». И правда, ударил вдруг по деревне град, и такой крупный, что побил все, что было в поле, от человека до скота. Весь урожай зерновых погиб на корню. Все ягоды и фрукты. Здорового яблочка, и того на дереве не осталось. Вдобавок начали в деревне младенцы помирать от какой-то неведомой болезни. Вообщем, хоть волком вой.

Но была в истории этой еще одна странность – из родни нашей никто не заболел: ни дети, ни скотина. И песьи мухи в избы к ним не залетали, и осы их не жалили.

Народ это, конечно, подметил и еще больше на фамилию нашу озлобился. Только и было слышно, как шипят: «Ничего им, гадам, не делается, еще больше жируют, а нам, хоть живьем в могилу лезь», – однако в глаза все это высказать или вред какой сородичам моим причинить почему-то боялись. Другое дело, что те сами день и ночь от страха тряслись, все ждали, вот-вот на них односельчане накинутся, и во всех бедах своих отца моего да дядю винили.

Районное начальство тоже озверело, поскольку колхоз считался показательным, а тут вдруг, ни с того ни с сего скотина мрет, младенцы мрут, весь урожай пропал, народ, того и гляди, взбунтуется. На лицо было явное кулацкое вредительство, причем сам председатель выглядел в этой связи очень подозрительно – не то активный пособник, не то злостный ротозей. Пора было крутые меры принимать.

Тогда понял председатель, что надо как-то изворачиваться, да с большим умом и хитростью, иначе ему крышка. Призвал он к себе моего отца с дядей и говорит им:

«Помогите мне и на этот раз, не то я вас, как отпетых кулаков и вредителей, советской власти сдам и все семейство ваше гадючье в Сибирь сошлют. А если подскажете мне, как отвертеться, то, черт с вами, уходите в город со всем своим добром».

Тут меньшой брат во всем блеске себя проявил. Он по природе своей был человеком хитроумным, недаром потом в адвокаты выбился. «Ты, – говорит, – одолжи в соседних колхозах скотину, да бумаги так представь, что несмотря на эпидемию, падеж у тебя невелик был. А из посевов градом только ячмень да лен побило, потому что ячмень выколосился, а лен осеменился. Пшеница да рожь, злаки поздние, они-то ведь уцелели, вот ты их и покажи. И еще упирай больше на всякие коллективные мероприятия, воскресник организуй, чтобы еще раз реку почистить, – тебе все это зачтется. А что младенцы мрут, так это не твоя вина, ты не доктор, пускай они почаще медперсонал из района на село шлют. Да и не очень-то их эти младенцы интересуют».

На том и порешили. Председатель еще покрутился маленько, повздыхал, но бумаги нужные для всего нашего семейства выправил и отъехали они в одну ночь все скопом в город.

Говорил отец, что председатель потом спохватился, опять передумал, хотел уже за ними погоню учинить, чтобы назад вернулись, да в это время комиссия из района нагрянула и ему не до того стало.

Вот какие дела на белом свете творились! Человек же, если всмотреться внимательно, он как сосуд – пока не наполнится до краев горем, терпит, а когда совсем захлестнет, с отчаяния на все горазд. И сейчас, куда не кинь, все не по правде идет, игнорируют русским мужиком как хотят!

– Что ж, перегибы всякого рода встречались, – сменив строгое выражение лица на кисло-печальное, сказал гражданин в соломенной шляпе, – с этим никто не спорит. А все почему? Окружение у тов. Сталина уж больно подлое было. Одни гниды.

 
Соратники
Маленков
Ни баба ни мужик
Молотов
Убийца тихоня
Каганович
Высокопоставленный доносчик
Калинин
Сморщенный старикашка
Берия
Официальный палач
 

И все же, товарищи, хорошего, героического высвечивается из тьмы того времени куда больше. Единым духом страна жила, авторитетные люди начальствовали и всенародным уважением пользовались. Сталин же был и им и нам – Великий Вождь!

 
При появлении вождя
Со всех сторон
Доносились
Ликующие клики
Радостные возгласы
Торжественные песни
Возвышенные оды
Хвалебные гимны
Торжественные речи
Восторженные тосты
Гордостью наполнялись
И трепетали
Сердца граждан
Свет
Исходивший
От любимого человека
Опалял и притягивал
Вдохновлял
На небывалые подвиги
Люди
Во имя вождя
Готовы были идти
В огонь
Жертвовать собой
И своими близкими
Умирать
Превращаться в песок
Если этот песок
Нужен
Для строительства
Новой жизни
Товарищ Сталин шагает
По благословенной земле
Озаряемый
Лучами
Восходящего солнца
Лицо возвышенно
И вдохновенно
Через руку
Небрежно перекинут
Коверкотовый макинтош
Справа и слева
Необозримые пашни
Вдали новостройки
 

Вот таким было оно – «Утро нашей Родины».

Что касается личной жизни, то и здесь тов. Сталин всем нам пример показывал. Жил скромно, как все, день и ночь в трудах, врагов в страхе держал, честных граждан поощрял… И за все это ему в сердцах людских вечная память!

 
Если бы
Не его величие
И слава
Доброта
И чистота помыслов
Разум
Воля
Отзывчивость
Огромного сердца
Мы бы все
Погибли давно
Как мухи
Как тараканы
Как кузнечики
Как айские хрущи
И прочие насекомые
Короче
Он нас спас
От великой погибели
Каждая страница
Биографии Сталина
Летопись всей земли
Скрижали нашего бытия
Высеченные
На камне времен
Свет
Источаемый
Любимым вождем
Бесконечен
Доброта
Ни с чем не сравнима
Воля железна
Дела его
Будут жить века^[8]
 

Затем, почувствовав, видимо, что в восторгах своих перехватил через край, гражданин решил сменить тему и, обращаясь к Валерию Силаевичу, сказал:

– Ого, как ваш кот важно смотрит, словно понимает чего, ну вылитый наш профессор. Вы бы прибрали его, а то сейчас как попрут слонами, мать родную и ту вмиг затопчут. Гляньте-ка, народ уже в нормальную очередь сбивается.

Валерий Силаевич раскрыл сумку и, не говоря ни слова, быстро посадил в нее Пусю, который пережил этот неприятный для него момент с завидным достоинством. И мы встроились в очередь. Двери магазина раскрылись, кто-то крикнул: «Заходи, не суетясь!», и очередь нервно задвигалась.

Набились мы в магазин, сколько влезло, и опять ждем, но уже уверенней, раз запустили – значит будет. Однако все явно нервничали. Один гражданин с пустой авоськой в руке начал вдруг вещать торжественным голосом с некоторым даже чревовещательским подвыванием.

– Силен же будет русский народ, очень даже силен! – вопиял он, тыча свободной рукой куда-то в сторону от себя. Мы с Валерием Силаевичем огляделись, но ничего подтверждающего это заявление в предельно уплотненном пространстве винного магазина не углядели, скорее наоборот. Но гражданин с авоськой продолжал восторженно улыбаться и тыкать пальцем. И тут, проследив за направлением тычка, сообразил я, что причиной его бьющей через край национальной гордости является моя скромная персона. И лишь только потому, что одет я в шорты, вдобавок еще босой, ну и, конечно, при бороде.

Вообще-то в поселке Ратово мужские шорты не любили и к особям, облаченным в них, относились неприязненно, порой так даже враждебно. Старушки, особенно богомольного вида, так те просто неистовствовали: «Немолодой уже, борода как у попа, а без портков ходишь. Ишь ноги-то заголил!»

Я как-то раз не выдержал, обозлился и сказал одной такой старушенции: «Вы, маманя, сами с голыми ногами ходите и ничего, за грех не считаете, а мне почему нельзя, мои ноги, чем хуже-то будут?»

Тут вонючий вопль до небес встал: и как она меня, дурака, только не поносила, пришлось поскорей эти самые свои ноги уносить.

 
Что делать
Что говорить
Как сказать^[9]
 

Однако же сегодня, стоя на прохладном бетонном полу, босой, разморенный от духоты да еще в шортах, неожиданно столкнулся я с угрюмым одобрением масс и, пожалуй, впервые почувствовал себя не отщепенцем в народной семье. А тут вдруг выходит продавщица и объявляет: надо, мол, помочь машину разгрузить, нет ли желающих? И пока все тупо молчали, соображая себе, что к чему, я на правах национального героя быстренько вызвался и Валерия Силаевича с Пусей за собой поволок, чтобы поразмялись, а то в духоте и угореть недолго.

Продавщица, хоть и была на вид люта, но к нам прониклась симпатией.

– Вы поосторожней будьте, с босыми-то ногами тут порезаться можно неравен час, вон сколько стекла битого пьяницы чертовы набросали.

И Пуся ее очень порадовал:

– До чего же он у вас важный да пушистый. И бывает же такое: на поводке ходит! Наверное, умен очень?

Я ей в ответ с горделивым достоинством отвечаю:

– Не беспокойтесь, прошу вас, справимся.

А про кота ничего не сказал, чтобы не сглазить. Однако Валерий Силаевич не утерпел, проболтался.

– Котик этот хорош не только тем, что умен и находчив, но еще и наличием у него стремлений. К примеру, мечтает он стать собакой или, если точнее выразиться, привить к своей кошачести некие собачьи качества. И главные из этих качеств есть отзывчивость, привязчивость и слепая любовь к человеку. Оттого-то он и на поводке ходить согласился, и когти на задних лапах по-собачьи не убирает.

Продавщица, много чего слыхивала, но тут слегка ошалела и по профессиональной привычке хотела было удариться в истерику. Потом, однако, передумала и решила на примере Пуси проявить отзывчивость.

И были мы вознаграждены: приобрели три бутылки водки да еще вне очереди.

«Надо захотеть. У всех в наш век “нет” свободного времени. В наш век все идет одно за счет другого, и когда человеку что важнее, то он и делает. Вот так мы находим время ухаживать за девушками и даже жениться».

(Из письма В.Я.Ситникова)^[10]