Цитаты из книг автора «Михаил Агеев»

Испытывая счастье, достаточно было только подумать о том, что счастье это ненадолго, как оно в то же мгновение кончалось

. Я нагнал ее не потому, что хотел этого, а просто потому лишь, что шел быстрее ее. Но когда поравнявшись и обходя ее, я провалился в глубокий снег, – то она оглянулась, и наши взгляды встретились, а глаза улыбнулись. В такой жаркий московский вечер, когда падает первый снег, когда щеки в брусничных пятнах, а в небе седыми канатами стоят провода, в такой вечер где же взять эту силу и хмурость, чтобы уйти промолчав, чтобы никогда уже не встретить друг друга.

Подобно медведю с кровавой, развороченной башкой толкающего висячее на бечеве бревно и получающего тем более страшный удар, чем сильнее он его толкает, – человек изнывает и уже устает в этом качании своих душ. Человек изнывает в этой борьбе и какой бы он исход ни избрал: продолжать ли раскачивать это бревно, чтобы при какой-нибудь особо сильной раскачке окончательно разворотить себе башку, – или же остановить душевные качели,

что именно заложенные в наших душах чувства Человечности и Справедливости и нас негодовать, возмущаться, приходить в ярость и мстительно свирепеть

что даже в мечтах о счастье, я прежде всего думал не об счастья.

Пусть события изменились, но, поскольку их изменение .

кокаин, или как мы его называем, кокш, понимаете, просто кокш, ну, так вот значит кокш… –

Эти два желания были как духи и зловоние: они друг друга не уничтожали, – они друг друга подчеркивали. Их расхождение было только в том, что желание прижаться к батюшкиному лицу тем больше ослаблялось, чем дальше по коридору он от меня уходил, – а терзающее желание выболтать радостную весть и погеройствовать, усиливалось по мере того, как я поднимался по лестнице к месту, где оставил Буркевица.

Я постоянно чувствовал, что человек испытывает свое отчаяние тем острее, чем удалось ему приблизиться ко вдруг ускользающей от него конечной цели

Одни говорили, что Буркевиц прав, что война никому не нужна, что она губительна и прибыльна только генералам и интендантам. Другие говорили, что война дело славное, что не будь войн – не было бы и России, что нечего слюнтяйничать, а надо биться. Третьи говорили, что хотя война дело ужасное, однако, в настоящий момент вынужденное, и что если хирург во время операции и разочаровался в медицине, то это не дает ему еще права, не докончив операции, уйти и бросить больного. Четвертые говорили, что все это сплошное безумие, и что в берлинских гимназиях духовенство навряд ли выслушивает речи подобные буркевицовской.