«Как тебе не стыдно! – сказала она громко, вставая из-за стола. – Голод тебе ни при каких обстоятельствах не грозит, а ты думаешь предать память мужа ради лишней копеечки! И не надо мне тут прикрываться, что хочешь на гонорар поставить ему хороший памятник. Когда открывала папку, ты про это не думала. Короче, жадная дрянь, передашь редактору все материалы безвозмездно, пусть делает что хочет!»

Она быстро вышла в прихожую, взять с тумбочки мобильный, чтобы скорее позвонить редактору, но не успела: телефон сам подал голос, как только она протянула к нему руку.

* * *

Человек разговаривал с ней вежливо, приятным голосом, но все равно дорогой Маргарита представляла себе толстого красномордого мента, с пузом, разрывающим форменную куртку, неопределенного цвета ежиком на голове и лежащими по погонам щеками.

Разве бывают другими полицейские начальники? Оказалось, что очень даже.

Хозяин кабинета оказался стройным, великолепно сложенным мужчиной, форма сидела на нем отлично. Он был похож на Джуда Лоу, и Маргарита, уважавшая этого актера, вдруг пожалела, что оделась очень просто и совсем не накрасилась.

Это было новое чувство – она с детства знала, что не слишком привлекательна как женщина и не тщилась произвести впечатление на мужчин. А тут вдруг… Наверное, она просто сходит с ума после гибели мужа и надо срочно звонить психологу. Не просто же так ей дали карточку, когда выписывали из больницы!

– Благодарю вас, что согласились приехать, – полицейский помог ей сесть, и сам устроился не в своем кресле, а за приставным столом напротив нее, – чаю, кофе не хотите?

– Спасибо, не нужно, – улыбнулась Маргарита.

– Вы дали очень толковые показания, и я не стану заставлять вас вновь переживать тот кошмар и задавать вопросы об обстоятельствах взрыва, – полицейский на секунду замялся, – только дело все в том, что мы пока в тупике и нам нужна любая информация, понимаете? Не знаешь, что именно станет ключом к расследованию, поэтому я прошу вас просто рассказать мне о вашей компании. Когда вы познакомились, крепко ли дружили, в общем, такое.

Маргарита снова улыбнулась:

– Мы с Давидом сначала родственники, ну а потом уж подружились.

Полицейский нахмурился:

– Правда? В деле этого нет.

– Не поверите, но я его родная тетка.

Маргарита Рогачева ушла, оставив Зиганшина в хорошем настроении. Он взглянул в свои заметки – сорок семь лет, надо же, а выглядит моложе, несмотря на излишнюю худобу. И лицо притягательное, вроде бы не идеальные черты, а хочется смотреть и смотреть. Редко встретишь такое обаяние, наверное, дама в молодости пользовалась бешеным успехом, и сейчас еще отбоя не знает от мужиков.

По долгу службы Зиганшину приходилось общаться с разными людьми, но только очень небольшая их часть вела себя доброжелательно и искренне хотела помочь. Преступники, понятно, запирались, ну на то они и преступники, но свидетели и потерпевшие тоже далеко не всегда бывали милы и открыты с «ментами погаными».

Маргарита Павловна оказалась счастливым исключением и хоть, возможно, врала как сивый мерин, но разговор с ней пролился бальзамом на душу Зиганшину.

Он пребывал в таком благодушии, что не хотелось даже вызывать оперов и устраивать разнос, что проворонили родственные связи, важнейший момент в расследовании, потому что где родство, там и наследство.

Итак, Рогачева – родная тетка Дымшица, хоть и младше его на четыре года.

Маргарита появилась на свет в интеллигентной семье, когда обоим родителям уже подходило к пятидесяти. Отец – известнейший лингвист, профессор, заведующий кафедрой в университете, мать – не менее крупный искусствовед, один из заместителей директора в Эрмитаже. У супругов был сын Илья, который, на памяти Маргариты, уже не жил дома, потому что сломал традиции и порвал шаблоны, предпочтя рафинированной академической тиши грубую военную карьеру, а девочке из хорошей семьи – простую медсестру.

Впрочем, родители к выбору строптивого отпрыска отнеслись терпимо. Таня, жена Ильи, все лето проводила на родительской даче вместе с маленькими Давидом и Маргаритой, а иногда и зимой приезжала с сыном погостить, отдохнуть от снегов и морозов, которыми место службы Ильи Дымшица было богато через край.

Маргарите нравилась веселая Таня, которая вела себя больше как девчонка, чем как настоящая мама, и она мечтала, как брат вернется из своего Заполярья и они заживут все вместе, большой дружной семьей.

Мечты девочки не сбылись: Илья продолжал служить на своем любимом Севере, пока в восемьдесят третьем году не попал в Афганистан. Через месяц он погиб.

«Это было мое первое знакомство со смертью. – Маргарита покачала головой. – Помню, я не любила гулять одна, а тут ходила целый день по улице и пыталась понять, как это Илья больше не вернется, и ругала себя страшно, какая я эгоистка, грущу не о его судьбе, а что не увижу больше, не посмеюсь с ним… Он такой остроумный был, если бы вы знали… И сейчас ничего не изменилось: я должна скорбеть о судьбе мужа, горевать, что он рано ушел, не успел сделать многое из того, что собирался, а я как дура переживаю, что мне плохо без него!»

Зиганшин не нашелся что сказать, поэтому молча налил в стакан воды и подал Маргарите. Она выпила, благодарно улыбнувшись, и попросила не обращать внимания на ее состояние, а спрашивать дальше, чем окончательно покорила его сердце.

После смерти Ильи вдова с сыном вернулись в Ленинград, но жить стали отдельно, на Васильевском острове, где у Тани имелась комната в коммуналке. Старшие Дымшицы огорчились – Давид хоть отчасти мог бы заменить им погибшего сына, и Маргарита недоумевала так, что даже немного обиделась на Таню – зачем жить врозь, когда можно вместе, дружной семьей?

И все же отношения оставались теплыми. Таня забегала и просто так, и помочь по хозяйству, а Давид очень сблизился с дедом и, хоть не проявлял сверхъестественной тяги к литературе, все же собирался пойти на филфак.

Сразу ему не удалось этого сделать, потому что бедняга загремел в армию, но после демобилизации юный Дымшиц все же поступил в университет.

Тем временем Таня вышла замуж за старого товарища мужа и снова отправилась служить к черту на рога. Видно, на роду было ей написано жить в глухомани.

Вернувшись из армии, Давид поселился в своей коммуналке, а не у деда, но теперь этот выбор никого не удивил – молодой мужчина, студент, понятно, что свобода ему дороже комфорта.

Костя Рогачев был школьным другом Давида. Ему без всякого блата удалось поступить на филфак с первого раза, и теперь товарищи воссоединились, только с разницей в два курса.

Костя подолгу живал у Давида, а тот с удовольствием пользовался старыми конспектами друга – идеальный союз.

Маргарита познакомилась с Рогачевым, когда была еще школьницей, и долго судьба продержала их рядом, прежде чем молодые люди поняли, что любят друг друга. Строго говоря, не такими уж они были молодыми к этому сакральному моменту: Маргарите двадцать девять, Константину – тридцать три. Возраст Христа – время переоценки ценностей и чудесных озарений.

До определенного момента у Кости и Давида была совершенно одинаковая, как под копирку, биография. Студент – аспирант – ассистент кафедры – доцент. Потом Давид стал заведующим кафедрой, а Костя так и остался доцентом. Он увлекся сочинительством научно-популярных книг и подзатянул с докторской, иначе должность непременно досталась бы ему, со вздохом отметила Маргарита Павловна.

Она тоже после окончания университета трудилась на этой кафедре старшим лаборантом, оформила соискательство, но диссертацию так и не написала, потому что вышла замуж, а мама совсем состарилась, вот и пришлось посвятить себя семье.

Несмотря на то, что филфак является признанной кузницей невест, Давид долго оставался холостым, а на первом году аспирантуры женился на однокласснице Оксане, ставшей учительницей физики.

«Видно, это у них семейная традиция – вступать в брак после многих лет знакомства», – предположил Зиганшин, не понимавший подобного подхода. Или сразу влюбляешься в женщину, или никогда. А так, чтобы знать человека десять лет, а потом вдруг понять, что свет без него не мил – нет, глупость какая-то.

И все же обе пары не расстались, несмотря на отсутствие детей, значит, не такая уж и глупость.

Дымшиц с Рогачевым остались верны не только женам, но и старой дружбе. Не помешало даже то, что Давид Ильич стал непосредственным начальником Константина Ивановича. И наследственные вопросы тоже, по словам Маргариты Павловны, эту идиллию не омрачили.

Какими бы хорошими людьми ни были Давид Ильич с Оксаной Максимовной, наверняка бесились, что все достанется Маргарите, а он пролетает, потому что внук. Хоть раз, а помянули недобрым словом военного человека Илью Павловича, который в свое время не прописал сына к своим родителям. Только Римма Семеновна Дымшиц оказалась мудрой женщиной и завещала Давиду несколько принадлежащих ей картин, продажа которых позволила внуку купить отличное жилье.

Достойная жизнь достойных граждан: Давид Ильич преуспел в карьере, Константин Иванович стал известным автором научно-популярных книг, а женщины реализовали себя как жены успешных мужей. Не за что зацепиться в гладком повествовании Маргариты Павловны.

Разве что все слишком уж безоблачно, но хорошие люди так и живут.

И все же кто-то влез в эту благодать с самодельным взрывным устройством!

В начале разговора Зиганшин обещал, что не станет заставлять Рогачеву вспоминать день трагедии, и слово свое сдержал. Опросит ее повторно позже, когда боль немного утихнет, успокоится. Вдруг женщина на холодную голову вспомнит что-нибудь важное? Да и просто будет повод пообщаться с приятным человеком.

Он прошелся по кабинету, пытаясь найти какие-нибудь несообразности в полученной информации, чтобы сразу уточнить у Маргариты, но увы…

Римма Семеновна родила дочь в пятьдесят лет? Ну да, необычно, а полвека назад выглядело даже эксклюзивно, но бывает. На всякий случай нужно проверить, вдруг Маргарита – приемная.

Таня после смерти мужа не захотела жить с его родителями в шикарной квартире? Вполне логично. Она была молодой еще женщиной, хотела устроить личную жизнь, что под надзором свекра и свекрови оказалось бы не так просто. Не прописала Давида к бабушке и дедушке? Тоже разумно. В те годы кто мог предвидеть приватизацию? Наоборот, все старались прописаться где потеснее и похуже, чтобы встать в очередь на жилье. Таня одна так бы и куковала в коммуналке, а с разнополым ребенком в теории имела право на отдельную квартиру.

Римма Семеновна не поленилась составить завещание? Что ж, ответственная старушка. Разве хорошо будет, если дочка получит шикарную пятикомнатную квартиру в центре города, дачу на Карельском перешейке и еще всякие ништячки, заработанные усердным трудом нескольких поколений, а родной внук – фигу без масла?

Бабушка наверняка любила Давида Ильича, а кроме того, понимала, что, оставшись без наследства, он может обидеться и навсегда разругаться с теткой, а хотелось, чтобы семья держалась вместе.

Почему просто не отдала полотна? Да потому что это с гарантией принесло бы раздор в семейство. Как говорится, то ли он украл, то ли у него украли, и мало ли что бабушка имела в виду, старая маразматичка. А так чин по чину: нотариус, гербовая бумага, последняя воля. Если на кого бочку и катить, то только на старушку, которая уже мертва и в скандале участвовать не может.

И в распределении имущества очень разумно поступила бабка: Маргарита получила почти все, что должна была по закону, а внук – приятный бонус.

Оставались только две шероховатости, к которым можно было придраться, и то скорее от безысходности, чем из здравого смысла.

Первая – это очень долгий промежуток между знакомством и вступлением в брак у обеих пар. Ладно, Дымшиц с Оксаной еще куда ни шло. Не виделись с выпускного в школе, потом случайно встретились, и вспыхнуло чувство. Но Маргарита с Константином как познакомились, так и общались одиннадцать лет подряд. Сначала учились вместе, хоть и на разных курсах, потом работали на одной кафедре. Допустим, пока Маргарита была студенткой, виделись от случая к случаю, но потом-то? Пять лет ежедневно бок о бок, и ничего, а потом вдруг прилетает запоздалый купидон.

Что произошло? Неужели Рогачев был так влюблен, что ждал столько лет, пока Маргарита снизойдет до него?

А она рассчитывала на лучшую партию и, только когда все сорвалось, осчастливила старого обожателя.

Зиганшин вздохнул. Да, наверное, так. Если уж понял прелесть такой женщины, как Маргарита, то нескоро ее забудешь.

Но уточнять он не стал. Чувствовалось, что последние силы его собеседницы уходят на то, чтобы держать себя в руках, быть вежливой и улыбаться. Не нужно выбивать у нее почву из-под ног слишком личными вопросами.

Вместо этого Зиганшин включил кофемашину, напугавшую Маргариту своим утробным воем, и поинтересовался совсем другим:

– А как так получилось, что ваш племянник загремел служить? Все же бабушка с дедушкой у него были людьми, мягко говоря, со связями, а в те годы предки костьми ложились, чтобы сыновьям откосить от армии. В деревнях еще оставалась парадигма «не служил – не мужик», а в крупных городах, да еще в интеллигентной среде…

Он развел руками.

Маргарита вдруг лукаво улыбнулась:

– Понимаю, о чем вы. Думаете, у нас в семье были вовсе не такие хорошие отношения, как я вам описала, раз папа не устроил Даву в университет, и я тут рисую вам идиллическую картину жизни любящего семейства, а в реальности мы все друг друга ненавидели. Нет, все объясняется гораздо проще. На нас с Давидом природа хорошенько отдохнула. Мы не очень умные…

– Да ладно, – отмахнулся Зиганшин.

– Это так, к большому моему сожалению. Меня не посвящали в детали, но, думаю, Дава настолько плохо подготовился к экзаменам, что даже авторитет моего отца оказался бессилен. В те времена коррупция, конечно, процветала, но какой-то контроль все-таки существовал. Если человек сделал двадцать ошибок в сочинении, то ставить ему пятерку было крайне опасно.

– Ну как же он не умный, если стал профессором и заведующим кафедрой?

– Мстислав Юрьевич, вы уж простите мой снобизм, но на фоне нынешнего интеллектуального оскудения мой племянник действительно звезда. А в те годы были совсем другие требования… Честно скажу, без отцовской поддержки я никогда не поступила бы в вуз. Ни при каких обстоятельствах. И Давид тоже без протекции дальше учителя средней школы не продвинулся бы. Нет, мы, разумеется, не серая серость, не совсем дно. У нас обоих автоматическая грамотность, а Дава еще обладает хорошей памятью и завидным трудолюбием. Он въедливый исследователь, немножко буквоед… Знаете, я когда-то читала «Открытую книгу» Каверина, и там про одного героя было сказано, что он всегда ставит на один эксперимент больше, чем нужно. Вот Дава как раз из таких.

– Но для поступления в институт не надо ставить эксперименты, – фыркнул Зиганшин, – наоборот, как раз требуются хорошая память и усидчивость.

Маргарита засмеялась:

– Ох, откуда ей взяться в семнадцать лет! Вы себя-то помните в этом возрасте?

Зиганшин тоже засмеялся. Святая правда, об учебе он тогда думал меньше всего.

– Трудолюбие и скрупулезность развились у Давида с годами, а в десятом классе это был обычный нашпигованный гормонами подросток. Кроме того, он после гибели отца считал себя главой семьи и все время где-то подрабатывал, помогал матери.

Маргарита замолчала и нахмурилась, видно, что-то вспоминала.

– Да, сейчас всплывает, – сказала она после долгой паузы, – кажется, он прошел все-таки на вечерний и устроился работать слесарем…

– Где?

– Боюсь соврать, но, кажется, на Кировском заводе. Еще радовался, что будет зарабатывать больше матери, только счастье оказалось недолгим. Суровая рука военкома выдернула его прямо от станка.

Зиганшин снова зарядил кофемашину, чтобы под ее вой кое-что обдумать. Получается, руки профессора знакомы не только с пером и словарем. Интересно, какую военно-учетную специальность уважаемый Давид Ильич получил в армии? Уж не сапер ли? И на заводе чем он занимался, тоже любопытно…

Вот знания и пригодились. Собрал себе спокойненько взрывное устройство и стал ждать, ничем особо не рискуя. Жена при нем в кабинет не заглядывает, а если вдруг сунет свой нос куда не надо в его отсутствие, то это даже и неплохо. У безутешного мужа твердое алиби, и он представления не имеет, откуда в доме бомба. «Вы менты, вот вы мне и скажите откуда!»

Но тут вдруг у соседа случается инфаркт – такая прекрасная оказия, что нельзя пожелать лучше. Ради нее Дымшиц готов даже пожертвовать гостями. Может, они ему никогда не нравились, или он внезапно сообразил, что после смерти Маргариты получит солидное наследство…

Прекрасная версия, только куда девать показания Рогачевой о том, что пакет принес какой-то неизвестный? Она – сообщница Дымшица и врет? Тогда зачем вылезла в прихожую в самый неподходящий момент? Минуточку, а кто сказал, что она была в кухне?

Эксперты считают, что взрывное устройство сработало при открывании, так что все сходится. Дымшиц свалил в безопасное место, Маргарита достала взрывчатку, замаскированную под подарок в сложной обертке. «Вы открывайте пока, а я принесу…» Что? Ну зеркало, допустим, принесу. Или вазу. Или телефон – ваши счастливые лица сфоткать.

Думала, Оксана будет долго развязывать ленточки, а у той ножницы оказались под рукой, вот Маргарита дальше прихожей и не успела отойти, а удачно подвернувшийся звонок использовала, чтобы отвести от себя подозрения.

Что ж, довольно стройная гипотеза. Жаль будет, если подтвердится, больно уж Маргарита дама симпатичная.

К сожалению, Оксана Максимовна пока в тяжелом состоянии, и надежда на то, что она придет в себя, очень мала, а что вспомнит события того вечера – еще меньше.

Пока некому опровергнуть показания Рогачевой, не стоит на нее давить, поэтому Зиганшин перевел разговор на служебные дела Константина Ивановича и Давида Ильича, о которых Маргарита почти ничего не знала.

* * *

Маргарита открыла маленький сейф и достала шкатулку с драгоценностями. Давно она не разглядывала эти памятные с детства вещицы… Вот камея, которая так восхитительно смотрелась под воротничком маминой кружевной блузки, вот девичье колечко с камнем, названия которого она не помнит, вот кулон, невзрачный, но изготовленный, по словам мамы, аж в восемнадцатом веке, а вот еще и еще… Что же продать первым из этой алмазной россыпи?

Маргарита вздохнула, вытянув из сверкающей кучки изумрудный браслет. Господи, прошло почти двадцать лет, а кажется, только вчера она со слезами упрашивала маму его продать. Рыдала так, что два дня пришлось ходить в солнечных очках, но все драгоценности остались на месте.

Она словно наяву услышала мамин голос: «Уверяю тебя, Маргарита, если что-то из шкатулки вдруг пропадет, я обращусь в милицию и укажу на тебя, как на вора. Можешь не сомневаться, я это сделаю».

Она и не сомневалась. Мама была… Нет, не строгая. Неумолимая, вот, пожалуй, самое точное слово. Но у Маргариты не было тогда ничего, кроме мольбы и слез.

Она взяла драгоценности в ладони – получилась полная пригоршня. Как поступить? Сбыть все сразу и вложить вырученные деньги в бизнес? Со своими деловыми способностями она прогорит через месяц. Или продавать потихоньку, лет на десять скромной жизни тут точно хватит.

Она снова услышала маму: «Придет время, и ты мне спасибо скажешь за то, что я не пошла на поводу у твоей безобразной истерики!»

Как тогда Маргарита ни упрашивала, Петенька ничего не получил. Ради чего теперь говорить спасибо? Что теперь трудоспособная, но ленивая недотепа может как-то прокормиться без работы? Стоит ли за это говорить спасибо покойной маме?