Читать книгу «Александра и Курт Сеит» онлайн полностью📖 — Марии Вильчинской — MyBook.



Хотя сказать по правде, Валентина тоже чувствовала себя вовсе не так уверенно, как хотела показать. Бобринские явно привыкли жить на широкую ногу, и она мысленно признавала: этот бал превосходил все, что она видела в Москве.

Шуре же сравнивать было и вовсе не с чем – прежде она бывала только на музыкальных вечерах, где если и танцевали, то всего несколько пар, готовых потерпеть тесноту небольших комнат.

Здесь же перед ней предстала огромная зала, залитая светом. Под высоким потолком висели великолепные хрустальные люстры, в подвесках которых переливались и мерцали огоньки, а на стенах между окнами и зеркалами сияли электрические светильники. Оркестр помещался на большом специальном балконе, и лившаяся оттуда музыка свободно летела по всей зале, маня молодежь бросить досужие разговоры и закружиться в танце.

Из залы вело несколько распахнутых настежь дверей, за одной из которых виднелся зимний сад, где почтенные пожилые дамы отдыхали от бальной суеты, а за другой – раскинутые карточные столы, за которыми отцы семейств могли скоротать время, пока их дети развлекаются танцами и флиртом.

Когда вошли сестры Верженские, оркестр как раз заиграл бойкую кадриль, и на паркет одна за другой выходили пары, выжидали нужных тактов и вступали в танец. Мелькали обнаженные плечи и руки дам, цветы в волосах, жемчуга и бриллианты, шарфы и меха. Кружились розовые, голубые, кремовые, сиреневые шелка, среди которых скромно прятались белые платья дебютанток и притягивали взгляды яркие туалеты светских львиц.

Калейдоскоп легких и нежных, словно весенние цветы, дамских нарядов разбавляли черные фраки и разноцветные парадные мундиры. Мужчин в форме на балу было гораздо больше, чем гражданских, и, пожалуй, это единственное, что на этом празднике жизни напоминало о войне.

Впрочем, офицеры, вырвавшиеся в отпуск в столицу, пока на фронтах царило временное затишье, явно не были настроены вспоминать об ужасах, оставленных ими в окопах. Глаза их сверкали ярче, чем эполеты и ордена, а беззаботный смех звучал как вызов скоротечности человеческого бытия. Здесь, в залитой светом зале танцевали с прекрасными дамами те, кому удалось ненадолго обмануть смерть, и они собирались в полной мере насладиться радостями жизни.

Шура словно в тумане услышала, как с ней здороваются хозяева дома, машинально присела в реверансе и произнесла положенное по этикету приветствие. У нее кружилась голова от непривычно яркого света, пестрого многоцветья нарядов, громкой музыки и легкого гула толпы, в котором слышались обрывки фраз, смех, шелест платьев и вееров, шуршание обуви по паркету и даже звон бокалов, раздающийся откуда-то из-за приоткрытой двери в соседнюю гостиную.

– Это ваш первый бал? – Елена Петровна Бобринская снисходительно улыбнулась, оглядела Шуру проницательным взглядом и обернулась к ее отцу. – Юлиан Матвеевич, как вам не совестно было так долго скрывать от нас своих прелестных дочерей?

Она выслушала приличествующие случаю дежурные фразы о делах и здоровье, не позволяющих уделять достаточно времени светским развлечениям, и отмела их поистине королевским жестом красивых рук, затянутых в белые перчатки:

– Нет-нет, это не оправдание. Вы просто обязаны оставить их в Петрограде на весь сезон.

– Я был бы счастлив, графиня, – ответил Юлиан Матвеевич. – Но, боюсь, это невозможно. Я рассчитывал, что они поселятся у Надежды Васильевны, их тетушки, но она скоро уезжает к дочери в Москву, а оставлять двух юных девиц без женского присмотра…

Он не стал упоминать о своей болезни и необходимости лечь в госпиталь, говорить на балу на подобные темы было не совсем прилично, но Елена Петровна и так все поняла – несомненно, она тоже навела справки об их семье и была заинтересована углубить знакомство.

– Мы будем счастливы пригласить их погостить в нашем доме, – заявила она. – И я сама буду вывозить их на балы, как если бы это были мои собственные дочери. Кстати, – она повернулась к подошедшему молодому человеку во фраке, – позвольте представить вам моего сына Петра. Петя, познакомься, это Валентина и Александра Верженские.

– Я уже имею честь быть знакомым с сестрами Верженскими. – Молодой человек изящно поклонился и так тепло улыбнулся, что Шура сразу почувствовала себя увереннее. – Но в моей памяти остались маленькие девочки с косичками, а сейчас передо мной две прекрасные феи.

– Наши косички превратились в косы, а неуклюжий подросток – в настоящего светского льва. – Валентина протянула Петру Андреевичу руку и одарила его самой любезной из своих улыбок.

Шура с легкой завистью выслушала шутливый ответ сестры. Сама она, когда ей говорили комплименты, только смущалась, и ей никогда не удавалось так легко и быстро придумать какую-нибудь остроумную фразу.

Хотя, вообще-то, ей и комплименты приходилось слушать не слишком часто, ведь до сих пор она числилась ребенком, а не светской барышней, как Валентина. Может, со временем она все-таки приобретет достаточно лоска, чтобы не смущаться, когда к ней обращаются.

Тем временем в дверях появился хорошо знакомый Шуре молодой человек в парадном мундире, и она затаила дыхание в радостном предвкушении того, что сейчас увидит. Вот он подошел, поклонился хозяевам, легко коснулся руки Валентины… Та обернулась, и глаза ее засияли.

– Костя! – Впрочем, ей удалось тут же взять себя в руки и церемонным тоном произнести: – Петр Андреевич, позвольте представить вам Константина Петровича Клодт фон Юргенсбурга.

– Мы знакомы с бароном. – Молодые люди обменялись рукопожатиями, и Петр, проявив неожиданную для Шуры осведомленность, добавил: – Вы разрешите поздравить вас с приближающимся событием, – он бросил выразительный взгляд в сторону Валентины.

Она залилась румянцем, став от этого еще красивее, а Константин, с обожанием поглядывая на невесту, сообщил, что официальное оглашение помолвки будет сделано в ближайшее время.

– Возможно, мы чересчур торопимся, но мой отпуск скоро закончится…

– Вы правильно делаете, – согласился Петр Андреевич. – Когда идет война, не стоит тратить время на формальности. Жизнь слишком непредсказуема.

Валентина подавила вздох, и Шура вспомнила, как та вчера во внезапном порыве откровенности, так непохожем на ее обычную скрытность, призналась, что больше всего на свете ей хотелось бы вообще обойтись без помолвки, а пожениться побыстрее. И даже сказала, что жаль, мол нельзя просто зайти в первую попавшуюся церковь и обвенчаться, приходится выполнять все положенные формальности, выжидать несколько месяцев помолвки, готовить приданое.

«Боже, ну кому это сейчас нужно? – говорила Валентина с непривычной горячностью. – Люди погибают каждый день, а мы все держимся за условности, соблюдаем формальности, тянем время, как будто собираемся жить вечно!» А Шура растерянно смотрела, как сестра нервно сжимает тонкие руки, как ее чистый лоб прорезает морщинка, и чувствовала, что ей становится страшно. Валентина, ее Валентина, всегда такая уверенная, спокойная и надменная, всегда так строго соблюдающая правила. Что с ней стало? Неужели она так сильно любит Костю? И неужели любовь так сильно влияет на человека, что ломает его, заставляет бояться будущего?

Оркестр тем временем ненадолго замолчал, а потом дирижер вновь взмахнул палочкой, и по зале полилась мелодия вальса. Сладкая, тягучая, задевающая сокровенные душевные струны. Она обволакивала и качала, словно морские волны. От такой музыки хотелось плакать и улыбаться сквозь слезы.

Валентина и Костя, не говоря ни слова, обменялись взглядами, а потом ее рука легла на его погон, и они закружились в медленном томном вальсе, уносящем их куда-то в их собственный мир, существующий только для них двоих.

Петр Андреевич как раз перед этим тоже отошел и о чем-то заговорил с Шуриным отцом, а она осталась стоять на месте, ощущая себя одной-одинешенькой на всем белом свете. Конечно, она понимала, что это неправда, это всего лишь самообман, порожденный берущими за душу рыданиями скрипок и несбывшимися девичьими фантазиями.

Чего она ждала от этого бала? Что к ней, как к Наташе Ростовой, через весь зал подойдет красавец-офицер, пригласит ее на вальс и она полюбит его на всю жизнь? Но ведь это глупости, в жизни так не бывает! Да и в романах тоже ничем хорошим не заканчивается.

Шура вскинула голову, заставляя себя держаться прямо. Еще бы улыбнуться, чтобы придать себе уверенный вид, словно ее и не беспокоит, что другие девушки кружатся в этом чудесном вальсе, а она стоит одна как неприкаянная. Но она боялась, что улыбка получится слишком жалкой и только выдаст ее внутреннее смятение и неуверенность в себе.

Она еще выше подняла подбородок и с делано-равнодушным видом окинула взглядом группу людей неподалеку. Все лучше, чем смотреть на танцующих и завидовать. Какая-то очень элегантная молодая дама показалась ей знакомой, но разглядывать было неудобно, да и к тому же та как раз подала руку кавалеру и уплыла с ним в упоительном кружении вальса.

Шура скользнула делано-равнодушным взглядом по нескольким офицерам, но тут один из них вдруг обернулся, словно что-то почувствовал, и она, встретившись с ним глазами, вздрогнула, как от электрического тока. Сердце пропустило удар.

Несколько мгновений они, нарушая все приличия, смотрели друг на друга не отрываясь. Мир застыл. Казалось, музыка замолчала, пары остановились, все кругом исчезло, провалилось куда-то в бездну, свет потемнел. Не было ничего и никого, кроме высокого молодого человека, чей огненный взгляд проникал в самое ее сердце.

Сеит.

А она-то самоуверенно считала, что сумела его забыть.

Забыть? О, нет, она помнит все до последней детали. Скрип снега под сапожками, далекий перезвон колоколов, щиплющий щеки мороз, жар натопленной комнаты, стук захлопнувшейся двери и… обжигающий губы поцелуй…

– Александра, – голос отца прорвался сквозь окутывающий ее туман и заставил вернуться к реальности. Шура очнулась от оцепенения и повернулась, надеясь, что ее щеки не слишком пылают.

– Да, папа.

– Ты знакома с поручиком Ивашковым?

Смутно знакомый молодой человек поклонился и сказал что-то о том, что учился вместе с ее братом. Шура кивнула и произнесла несколько приличествующих случаю вежливых слов, краем глаза успев заметить, что Сеит отделился от группы офицеров, сделал несколько шагов в ее сторону, но остановился.

Боже, а если он подойдет? Что ей делать? Изобразить, что не узнала? Или узнать и вежливо поздороваться, как с любым другим знакомым? А сумеет ли она держаться спокойно и естественно, если у нее и сейчас при виде него сердце бьется как сумасшедшее? Что же будет, когда он подойдет, заговорит…

Она вдруг испуганно сообразила, что этот молодой человек, как его там… Ивашков – что-то говорит ей. Господи, как он не вовремя явился. Чего он от нее хочет?

Шура попыталась сосредоточиться – ведь слышала же она хоть слово из того, что он сказал. Танец? Ну конечно, он приглашает ее на танец! Теперь она уже посмотрела на поручика с искренней благодарностью и, улыбнувшись, протянула руку.

– Буду очень рада.

Она на самом деле была рада, и не только тому, что он пригласил ее танцевать, чего она конечно же хотела, как любая другая девушка. Но главное, этот танец сейчас должен был помочь ей развеять туман, в который ее погрузила неожиданная встреча с Сеитом, успокоить, дать возможность сохранить лицо, наконец.

Ивашков танцевал довольно хорошо, держал ее ловко, вел за собой и одновременно успевал поддерживать легкий, ни к чему не обязывающий разговор. Шура в ответ рассеянно улыбалась, все еще во власти своих мыслей, воспоминаний и сомнений, но постепенно успокаиваясь и приобретая прежнюю если не уверенность, то хотя бы сдержанное достоинство.

Если бы еще Сеит не танцевал всего в нескольких шагах от нее и она не встречала то и дело его пылающий взгляд. А ей ли этот взгляд предназначен? Два года назад в Москве он и не думал так на нее смотреть. Тогда она была для него всего лишь ребенком, младшей сестрой красавицы Валентины. Все, что между ними произошло, – лишь прихотливая игра случая, не более. Он, наверное, ни разу и не вспоминал о ней за эти годы.

Или вспоминал? Чему верить – доводам рассудка или этому настойчивому взгляду?

Скрипки издали последний жалобный стон. Вальс закончился. Шура с усилием улыбнулась своему кавалеру, в то время как в груди у нее все трепетало. Сейчас Сеит к ней подойдет, возможно, пригласит на следующий танец, а она все еще не решила, как себя с ним вести и что говорить.

Она словно ненароком оглянулась. Да, вот он отвел на место свою даму, повернулся, нашел ее глазами и решительно направился в ее сторону…

– Вы позволите пригласить вас на следующий танец?

Шура вздрогнула. Перед ней стоял уже не Ивашков, а Петр Бобринский. Ну как бы ей отказаться?! Она бросила отчаянный взгляд в сторону Сеита и увидела, как его на пол пути перехватил какой-то офицер. Ей не было слышно, о чем они говорят, но зато она ясно увидела, как помрачнело его лицо. Он сразу же словно забыл и о ней, и обо всем остальном, резко развернулся, и они вместе с тем офицером быстрым шагом направились к двери.

Ушел. А она уже себе нафантазировала каких-то сказок. Шура сдержала вздох и с улыбкой протянула Бобринскому руку.

– С огромным удовольствием.