Город детства

Комсомольск-на-Амуре, здесь живут мои друзья

Комсомольск-на-Амуре, это родина моя

Я любуюсь тобой, твоей гордой красотой

Расцветай, город мой, дорогой

Наталья Штурм «Комсомольск-на-Амуре»

Так уж получилось, что родилась и выросла я в Комсомольске-на-Амуре. Себя я помню примерно лет с двух. Как вся мебель была огромной, как я лазила в тумбочку под телевизором и разбрасывала газеты. Помню, как бабушка уговаривала меня съесть котлетку и называла «кулёмой». Заботушка. После бабушки меня никто так поесть не уговаривал, да и времена настали другие.

Бабушки не стало. У меня родилась сестрёнка, которую я качала в коляске и пела ей все песни, которые знала. Пугачёву и из мультика про Леопольда. Она была маленькая и не могла отключить эту поющую «ведущую» во мне.

Папа много работал и часто ездил в командировки. Мама сидела с нами, но денег не хватало, и вскоре она вышла на работу.

Мы росли детьми, которые ничего не просили в магазинах, ели рожки и картошку, если ничего другого не было, и много времени проводили во дворе.

До моих девяти лет мы жили в спальных микрорайонах. В школу я пошла рядом с железнодорожным вокзалом, и мои воспоминания о ней идеальны. У меня были самые лучшие одноклассники, с которыми мы пели гимн СССР и бегали на переменках. Вспоминаю кучерявого одноклассника Егорку, как я дёргала его за кудри, а он невероятно громко орал. Мою первую учительницу Ольгу Сергеевну, невероятно добрую и красивую.

Один раз в неделю мы ездили в бассейн, а после него собирались на заднем дворе школы и устраивали пир. «Рубали» всё, что нам давали родители – бутерброды, варёные яйца, картошку в мундирах. В 90-е картошка была нашим всем.

Я дружила не только с одноклассниками, но и с ребятами во дворе. Мы бегали смотреть на поезда. На базар посмотреть, что там продают, и жевали одну жвачку на семерых по очереди.

Как-то на базаре (мы так рынок называли) я подобрала упавшую купюру в 25 рублей и отдала растеряшке-дяденьке. Он мне в благодарность презентовал 5 рублей. Это были ещё советские деньги с Лениным, и мы купили на них продукты. А ещё петушок на палочке.

Помню, как я шла в магазин за жвачкой и меня ограбили мальчишки постарше. Это было очень обидно. Я зашла, плача, в магазин без денег, и кто-то мне купил вожделенную вещь.

Жевательная резинка, как и картошка, была символом начала 90-х. Мы её берегли, жевали, заворачивали в фантик и потом снова жевали, собирали фантики в альбомы.

Воспоминания зажигаются во мне, как огоньки в новогодней гирлянде. К сожалению, некоторые со временем тускнеют и сгорают.

Итак, место действия Комсомольск-на-Амуре. 1993 год. Мне 9 лет. Мы переехали в новую квартиру в центре города и обзавелись дачей.

Квартира находилась рядом с Центральным парком и ДК ЗЛК – местом, где проходили все концерты местных и приезжих звёзд.

А парк, в свою очередь, был местом, где творилась всякая жесть. Слухи ходили нехорошие: что там нападают, убивают, устраивают разборки и т. д. Вечером через парк нам ходить строго-настрого запрещали.

А я пошла в новую школу. В гимназию. В класс, где уже год учили английский. И вот я такая из обычной школы нарисовалась. Спасли меня мама и Скультэ, а вернее, книга «Английский для детей». Мама занималась со мной, сама не особо зная английский, и вскоре я догнала своих одноклассников. А потом и перегнала.

Учиться в гимназии было не так уж и легко. После бывшего дружного класса, где мы делили на всех жвачку и последний бутерброд, я попала в коллектив, в котором каждый сам за себя. Но я научилась материться и стала ходить на «стрелки» (это так разборки с применением уголовных понятий назывались). И подруги у меня тоже появились. Спасибо Юле и её бабушке за гостеприимство и вкусные супчики, Наташе за долгие разговоры, а Кате за то, что вступилась за меня на «стрелке» и так «вгрузила» всех по понятиям, что мои обидчики больше ко мне не подходили.

В тот период я не обедала в школе, а откладывала деньги на «Сникерсы» и «M&m’s». Это было что-то запредельное. Мечта всех детей того времени. Как и «Тамагочи». Круче, чем сейчас IPhone.

А денег катастрофически не хватало. Даже на еду. Выручала дача. Она была обалденной. Двухэтажный белый кирпичный дом с печкой и чердаком. И участок, на котором я не очень-то любила работать. Но у меня была грядочка, где я выращивала всё, что хотела. И бочка в теплице, где я купалась. А ещё мы ловили рыбу в канаве и ходили купаться на карьер. Даче я, пожалуй, посвящу ещё отдельную главу. Она была моим загородным оазисом в мире серых панельных домов и того нелёгкого времени.

Липовая, 8

Летний дождь, летний дождь

Начался сегодня рано

Летний дождь, летний дождь

Моей души омоет рану

Мы погрустим с ним вдвоём

У слепого окна

Летний дождь, летний дождь

Шепчет мне легко и просто

Что придёшь, ты придёшь

Ты придёшь, но будет поздно

Игорь Тальков «Летний дождь»

Комсомольск-на-Амуре раскинулся среди сопок и тайги, словно остров цивилизации в море дикой природы. Город окружали места, будто сошедшие со страниц путеводителей: величественный Амур, несущий свои воды мимо Мылок и Пивани, загадочные сопки, хранящие тайны древних нанайских стойбищ со столбами-письменами, извилистая Силинка, живописный посёлок Хурба и таинственные хребты Мяо-Чан.

Помню, как мы однажды заблудились с родителями в лесу. Часами петляли между деревьев, пока не вышли к железнодорожным путям. Возвращались домой в вагоне с сеном – пахучим, колким, пропитанным запахом коров. Там, зарывшись в это душистое море, я нашла иностранную монетку – словно привет из другого мира.

На островках недалеко от города местный авторитет устроил тренировочный лагерь для своего «Гитлерюгенда». А мы, не подозревая об этом, приезжали туда загорать и купаться в прозрачной амурской воде. Природа здесь была нетронутой, первозданной – такой, какой её создал Бог.

Наша дача находилась в месте под названием Карьер, в часе езды от города. Липовая, 8 – этот адрес врезался в память, хотя липами там и не пахло. Зато воздух был напоен ароматами луговых трав и полевых цветов. Двухэтажный домик из белого кирпича стал моим маленьким королевством – я с удовольствием наводила там порядок, протирала окна, мыла полы.

Рядом с домом стояла теплица, а возле неё – ржавая бочка с водой. Солнце нагревало её, превращая в природный бассейн. У меня были свои грядки, за которыми я ухаживала с особой гордостью. Правда, приходилось вести настоящую войну с американскими вонючками – полосатыми жуками, которые так и норовили съесть наш урожай.

Еда на даче казалась особенно вкусной: сухой Доширак хрустел как чипсы, а тушёнка из натурального мяса была настоящим деликатесом. По вечерам потрескивали дрова в печке, из бани доносился аромат распаренных веников, а в пруду громко квакали лягушки.

Мы ловили мальков самодельными удочками, собирали грибы и ягоды в лесу. На затопленном карьере я научилась плавать – просто ходила по дну, перебирая руками, пока тело не привыкло держаться на воде. Здесь же освоила велосипед, падая и поднимаясь, пока наконец не поймала баланс. Дача подарила мне чувство свободы и ответственности – ведь теперь у меня были свои грядки, за которыми нужно было ухаживать.

Соседи вокруг жили хорошие. Мы ходили друг к другу в гости, парились в банях, делились урожаем. Но даже в этом райском уголке таились свои змеи. Я подружилась с девочкой Алиной, но её дедушка… Сейчас, вспоминая его взгляд и то, как он пытался… Нет, не буду вдаваться в подробности. Главное, что я смогла вырваться и дать подруге совет никогда не оставаться с ним наедине.

***

В те годы в Комсомольске происходило много страшного. История с таксистом, которую рассказала одна девочка… Рассказы других девчонок из спортивных секций… Всё это заставляло нас, подростков, взрослеть раньше времени. Мы создали свой маленький круг единомышленниц – девочек с одинаковыми моральными принципами. Везде ходили вместе, защищали друг друга, поддерживали. В мире, где творилось столько мерзости, такая дружба была спасательным кругом.

На даче я впервые прочитала про Чикатило, и я помню, как меня шокировало то, как один человек может сотворить столько зверств. Там я впервые услышала про главаря нашей дальневосточной мафии Джема. Взрослые сплетничали и делились новостями, а я подслушивала и понимала, насколько жесток этот мир.

Может быть, именно контраст между красотой природы и уродством человеческих поступков сделал нас сильнее. Мы научились видеть хорошее, ценить настоящую дружбу и доверие. И пусть на Липовой, 8 не росли липы, там росли мы – и старались вырасти хорошими людьми.

Сейчас, вспоминая те времена, я понимаю, что дача была больше, чем просто местом отдыха. Это был островок безопасности, где можно было быть собой, где простые радости – запах свежескошенной травы, вкус тёплых помидоров с грядки, плеск воды в самодельном бассейне – помогали сохранить веру в хорошее. И эта вера помогла нам выжить в то непростое время.

Родня

А где мой дом, что в доме том? Горит очаг, трещит свеча. Там у огня сидит родня, Сидит родня, и ждет меня. Незнакомая дорога От восхода на закат. Говорят, – уже немного, А чего, не говорят. Позабыв свои обиды, В прежней сутолоке дня Приглашают годы-гиды На экскурсию меня. А где тот я, где песня моя? Она о том, что где-то дом

Леонид Сергеев «Родня»

Детство пахнет свежими пирогами, звенит смехом многочисленной родни и переливается калейдоскопом воспоминаний, где каждый осколок – драгоценная частичка моей семейной истории. В нашем доме на Привокзальном районе двери не закрывались от гостей, а столы раздвигались до невозможности, чтобы вместить всех родных.

Особенно ярко помню наши семейные застолья. Взрослые, рассевшись вокруг большого стола, вели свои бесконечные разговоры, а мы с троюродной сестрой Леночкой устраивали под столом настоящие приключения. Она была ближе всех ко мне по возрасту, и наша дружба казалась чем-то особенным, секретным обществом двух заговорщиц. Наша любимая проделка – потихоньку снимать со всех обувь и перепутывать её, создавая весёлую суматоху в конце вечера. Взрослые притворно ворчали, но в их глазах всегда плясали искорки смеха.

С её старшим братом Игорем у нас были сложные отношения. Как все дети, мы то дрались, то мирились, спорили до хрипоты о какой-нибудь ерунде, а потом вместе придумывали новые игры. Их родители, тётя Таня и дядя Эдик, были удивительной парой. Дядя Эдик особенно запомнился своим неиссякаемым чувством юмора – его шутки могли развеселить даже в самый пасмурный день. Он умел превратить обычный семейный ужин в настоящее представление, где каждая история становилась поводом для смеха и радости.

Дом бабушки Зины на Мылках был особым местом в моём детстве. Старый дом хранил столько историй, что, казалось, сами стены могли рассказывать сказки. Именно там проходили наши легендарные карточные турниры. Я до сих пор помню, как горячо переживала каждый проигрыш в подкидного дурака, как будто это была не просто игра, а вопрос жизни и смерти. Бабушка Зина только посмеивалась, глядя на мои страдания, и всегда находила способ утешить – то конфетой, то интересной историей из своей молодости.

Дядя Олег, мамин брат, занимал особое место в моём сердце. Его доброта была не показной, а какой-то глубинной, настоящей. Он не просто дарил подарки – он дарил внимание, которое так ценно для ребёнка. Каждый его визит превращался в маленький праздник, даже если он приходил просто так, без повода.

Другая тётя Таня стала для меня чем-то вроде старшей сестры и наставницы. В её доме я проводила бесконечные ночёвки, и каждая из них была особенной. Она не просто играла со мной – она открывала мне мир взрослых книг, учила думать, размышлять, формировать собственное мнение. А её мама, баба Нина, добавляла к этим интеллектуальным пиршествам свои кулинарные шедевры. Её стряпня была настолько вкусной, что даже сейчас, спустя столько лет, я могу почувствовать эти ароматы и вкусы.

Моя родная бабушка Лида была женщиной особенного склада. Внешне суровая, она хранила свою любовь где-то глубоко внутри, но я всегда чувствовала её тепло. Особенно запомнились походы к ней на работу в Главное почтовое отделение. Это здание до сих пор стоит перед глазами – величественное, пропитанное запахами дерева, бумаги и пыли. Каждый визит туда был как путешествие в другой мир, где время, казалось, течёт по-другому, где каждый уголок хранит какую-то тайну.

Отношения с папиным братом дядей Сашей и двоюродными братьями складывались по-своему. Мальчишки оставались мальчишками – у них были свои игры, свои интересы. Мы не были особенно близки, но эта отстранённость тоже была частью моего детства, формировала понимание различий между людьми.

Привокзальный район, где прошли первые девять лет моей жизни, остался в памяти особой географией счастья. 66-й квартал, улица Юбилейная, посёлок Мылки, улица Володарского – каждый адрес связан с особыми воспоминаниями. Помню, как мы ездили оттуда на автобусе на дачу, и эти поездки сами по себе были маленькими приключениями.