– Сиди в юрте, я не могу лишиться еще и тебя, – строго приказала мать, похоже, уже считая Даду мертвым. Еще недавно она собиралась унестись на поиски, но теперь, похоже, уже не чаяла найти сына живым в общей сутолоке нападения.

Племя Огненной Травы недобро славилось жестокостью, подлостью и нежеланием жить честным трудом кочевых народов. Они исстари привыкли грабить, отнимать и присваивать чужое.

Зато Степные Орки не собирались сдаваться. Весной отразили набег, значит, и теперь сумели бы. Наверняка сумели бы! Так хотелось верить Адхи, он не мог потерять за столь короткое время еще и отца с матерью. И сам не намеревался пугливо прятаться в ожидании неминуемой участи.

Он решительно взял верный лук, пока еще мальчишечий, небольшой, непохожий на великолепные длинные луки друзей отца. Теперь они снова зажигали стрелы и осыпали крылатой смертью противников.

– По коням! – командовал вождь. – Отразим нападение во имя духов!

Орки никогда не сдавались, даже немощные старики не прятались в юртах, готовясь оборонять стойбище, пока воины летели навстречу врагам.

– За племя Степных Орков! – прошептал Адхи, отправляя первую стрелу в полет. Он целился в крупную фигуру на коне, несущуюся впереди неразборчивой своры захватчиков.

Стрела врезалась в цель, но отскочила от шлема, и всадник остался на коне. Адхи тихо выругался и выпустил еще одну стрелу, которая уже попала точно в цель, но потом со своего расстояния он уже не различал, где противники, где свои. Сперва это удавалось по цвету кафтанов, но вскоре все поглотила горькая пыль, напоенная запахом свежей крови, металла и лошадиного пота.

Адхи только натянул тетиву, ожидая, когда из общего марева выскочит отдельная тень, стремящаяся прорваться к стойбищу. Орки Огненной Травы не любили открытых противостояний. Пока одни всадники отвлекали сильных воинов, несколько отрядов устремлялись к поселениям, чтобы забрать ценности и еду, а потом унестись прочь.

– Не получите! Ничего не получите! – проревел Адхи, выпуская новую стрелу в первого всадника, пересекшего край стойбища. Ему вторили и другие мальчишки, осыпая градом стрел бесчестных захватчиков. Старики и старухи тоже не отставали. В противников полетели тяжелые камни, вскоре целый отряд заволокло облаком зеленого тумана из разбившейся склянки.

– Мои глаза! – завопили орки.

– Вы попрали законы духов и расплачиваетесь за это! – угрожающе возвестил шаман Ругон, приканчивая одного из врагов сучковатой палкой, а другого добивая когтями. Вот уж не ожидал Адхи такой прыти от старика, который обычно пребывал во сне наяву. Но в этот день сами духи порицали вторжение.

– Уходите! Немедленно! – ревела одна из старух, прицельно засыпая противников дымным зеленым туманом. Со времени весеннего набега шаман явно придумал диковинное оружие. Но Адхи предпочитал лук, при этом готовясь пустить в ход короткий охотничий кинжал и когти.

Только бы пережить все это! Только бы мать и отец вернулись невредимыми! Тогда бы они вместе нашли и Даду. Может быть, ему и повезло, что он покинул стойбище до нападения. Может быть, его снова увела синяя стрекоза-хранительница.

Но не верилось. Ни утром, ни в тот миг, когда Адхи вновь натягивал и отпускал тетиву, забывая считать вдохи и думать об уроках и запретах матери. Он просто стрелял. Главное, что попадал в цель, перебегая от юрты к юрте, скрываясь за мешками скарба, некоторые из которых уже похитили или подожгли. Горели и юрты.

Похоже, Орки Огненной Травы поняли, что здесь им дадут отпор. Они надеялись выманить лучших воинов, натравив на стадо крылатых волков, но отец разгадал хитрый план и не оставил стойбище беззащитным. И теперь противников теснили, за что они решили поджечь то, до чего уже второй раз не дотянулись не в меру длинные руки.

– Тушите! Тушите же! – донеслись голоса стариков, кинувшихся за песком и одеялами, чтобы укротить власть жадного огня. Молодежь продолжала стрелять из луков. Адхи же оказался вновь у юрты Хорга, изнутри которой валил черный дым.

– Что ты делаешь… выходи! – закричал Адхи, когда заметил тень возле дверей. Безумный отец Хорга даже не пытался вступить в бой! Его конь бессильно кричал, мечась у коновязи. А сам отец Хорга кашлял от дыма, но не выходил из юрты. Адхи кинулся к нему, стараясь не дышать. Дым прошелся едким маревом по глазам, застилая отчетливые очертания пеленой слез.

– Не-е-е-ет… дайте мне умереть вместе с ними. У меня никого не осталось, – стонал и охал безумец, когда Адхи схватил его за край кафтана и с силой дернул прочь. Исхудавший мужчина безвольный выкатился наружу, как мешок соломы, и бессмысленно замер у коновязи.

– Тебе рано умирать! Нам еще надо найти Хорга и Даду! – прохрипел Адхи, но на дальнейшие увещевания не оставалось времени. Он вновь выхватил из-за спины лук, вновь положил стрелу на тетиву, выискивая цель.

Один из завоевателей на ретивом коне несся прямо на него, размахивая саблей, срубая головы тех, кто не успевал отскочить. Уже замерла на земле в кровавой луже одна из старух; извивался в предсмертных судорогах соседский мальчишка; едва не лишился жизни сам шаман Ругон, чудом успев пригнуться. Сабля лишь разрубила его посох.

Адхи же непоколебимо стоял и ждал, когда опасная цель в пластинчатых доспехах достаточно приблизится к нему.

«Еще немного! Я смогу! Смогу!» – твердил он себе, а в несущемся с лихой ухмылкой противнике видел не орка – Змея Хаоса. Нечто темное и бесконечно страшное, казалось, спускалось сквозь трещину в Барьере, с расколотых небес. И в этой битве Адхи не имел права проиграть, даже если мать просила не геройствовать. Искаженное горем потери сознание твердило, что только так он найдет живым Даду. Или не найдет?..

Рука дрогнула, но Адхи успел прицелиться – и стрела устремилась вперед, прямо в оранжевый глаз врага. Но внезапно противник мотнул головой и наконечник отскочил от цельного литого шлема.

Мимо! Адхи промахнулся. И теперь стоял, не в силах пошевелиться перед занесенной саблей. Все заканчивалось, череда потрясений, череда испытаний. Змей Хаоса поглотил его, унося в страну вечной ночи. Чудовище скалилось и ухмылялось, вторя смеху врага.

– Думал победить меня, сопляк? – пророкотал над ухом яростный голос, и весь мир сузился до острия занесенной сабли.

Все напрасно! Напрасно Адхи ждал грядущую весну, напрасно пытался разгадать сны, напрасно надеялся спасти Даду. Великое зло избрало его своей марионеткой, чтобы мучить и терзать метущуюся душу. Возможно, смерть от клинка избавила бы от попадания в обиталище бесприютных душ. Он погибал в бою!

Внезапно воздух снова сделался вязким и густым, а грудь сдавили знакомые обручи. На мгновение все стерлось, рассеялось. Пропал солнечный день, отмеченный копотью пожарищ и запахом крови.

– Отец! Мама! – воскликнул Адхи, понимая, что снова оказался на плесневелом пустыре. Уже не во сне. Снова его поглотил «прокол», открывшийся в миг перед смертью.

Или он уже умер? Адхи поднял глаза и увидел над собой только черный полог туч. В нос ударил застывший запах плесени, под ногами заскрипела жестяная ржавая трава. Вроде бы кудесники называли эти неприятные штуки колючей проволокой, а круглые полуистлевшие блюда – покрышками. Но значение слов не имело здесь никакой силы. Все заканчивалось, все истлевало.

«Я умер», – заключил Адхи. Теперь он уже не сомневался, что на пустырь у разрушенного моста попадают все расколотые души. Он ослушался наказа матери, он изменил собственной клятве и не защитил брата, не проснулся в час опасности. Судьба не принимала оправданий, не слушала, будто Адхи просто слишком крепко заснул из-за пережитых потрясений.

Теперь ему оставался только мир голодных духов среди плесневелых развалин. За что? За какие злодеяния? Адхи не ведал, и все его существо словно бы погасло.

Еще несколько мгновений назад он целился из лука, превращаясь в сгусток напряжения. А теперь он иссяк, исчерпал все силы для борьбы. Где-то далеко оставалось стойбище, где-то сражались отец и мать. Возможно, занимался огонь возле их юрты. Все распадалось и плавилось, уже не верилось, что родители переживут эту битву.

Но только им всем суждено попасть в мир духов-из-скорлупы, а ему, сбежавшему трусу, до скончания веков скитаться среди плесени. Почему трусу? А кому еще, если по зову его жалкого сердца открылся «прокол»? Адхи ненавидел себя, готовый упасть на колени и обматываться колючей проволокой. Неведомые силы заставляли его проходить испытания, и, похоже, он не выдерживал.

Он уже не шел прочь от удушливого смрада, потому что догадывался: пестрые кибитки кудесников уехали, разлетелись по разным местам через проколы или унеслись на колесах. Он остался в полном одиночестве. Изгнанник без имени, мальчишка, обреченный скитаться без благословения шамана, он оказался на пустоши и не знал, как открыть «прокол», чтобы вернуться к стойбищу, чтобы принять свою судьбу или продолжить биться вместе с соплеменниками.

– Ты трус, Адхи, жалкий трус, который не смог никого защитить, – шептали духи плесневелого пустыря.

– Ты ничтожнейший из своего племени, тебе ни за что не пройти испытания, – доносилось шуршание змеиных шепотков. Они впивались отравленными зубами под кожу, расчерчивали разум осколками образов.

– Ты никто! Никто! Просто тень! Оставайся с нами, больше тебе нигде нет приюта, – продолжали твердить голоса, множество голосов. На самом ли деле? Или только в голове? Или сам Змей Хаоса, властвуя над этим местом, посылал дурные видения, склоняя на свою сторону?

Адхи взывал к искре Белого Дракона, но здесь, среди смрада и плесени, под гнетом чувства вины, не хватало силы для легенд шамана. Мелькали только насмешливые сомнения кудесников. Когда-то здесь – и везде – горел воздух, когда-то мир погибал… Мир погиб, как и стойкость Адхи. Он опустился на колени, обнимая себя руками.

«Мама, папа! Неужели вы тоже погибли в этой битве?» – подумал он. Предчувствия тонули в видениях серого песка, безрадостного, будящего отчаяние. Все рухнуло, в этом месте все твердило о тщетности усилий. Он подвел всех, даже если никто не возлагал на него непосильной ноши.

– Ты сдался, ты трус. Но пойдем к Змею, он даст тебе силу, он даст тебе власть, – все шептал и шептал навязчивый голос.

– Нет! Ни за что! – воскликнул Адхи и вновь вскочил на ноги.

Он двинулся вперед, к разрушенному мосту, который остался последним ориентиром. Судьба, даже невыносимая и несправедливая, вела к громаде древних камней. И вскоре Адхи пришел к подножью.

Возле моста клубилось воронкой искажение нового «прокола». Адхи не удивился: ведь кто-то вел его, кто-то темный и безжалостный. Он ступил в воронку, не задумываясь, куда унесет очередной вихрь. Кто-то заманивал его, кто-то тянул к себе. Ради чего? Ответы терялись, но Адхи и не спрашивал.

Он вынырнул из воронки, оказавшись на вершине моста без начала и конца, без шанса спуститься. Под ногами лежали полуистлевшие кости, увитые ядовитыми плющами и лишайниками. Вокруг клубился удушливый туман, только в провале под мостом не разверзлась бездна – внизу текла река, отделяя незримой границей край разных миров.

– Хорг! – вскричал Адхи, но уже без надрыва, без изумления. С самого утра он знал, что все ведет к этой встрече, даже внезапное нападение. Второй день сбывался его худший кошмар.

– Вот и ты, – ухмыльнулся Хорг, устремляясь к краю перед обрывом. Показался он из воронки «прокола» уже с другой стороны, а в руках держал упирающегося перепуганного Даду. Младший рычал, кусался и лягался, но Хорг не двигался, точно не ощущая боли.

Брат! Все догадки выстраивались в упорядоченную череду страшных совпадений. Сумасшедший Хорг похитил Даду. Но для чего? Подсказок не приносили даже дурные сны.

– Хорг, зачем ты делаешь все это? – бессильно спросил Адхи, простирая к Даде руки.

– Кое-кто желает тебя видеть. Ты можешь быть ему очень полезен. А если окажешься поумнее, то и самому себе. Если хочешь вернуть брата, последуешь за мной, – с непривычной четкостью отрезал Хорг, как самый пронырливый советник вождя, но все его тело дергалось, и губы едва ли шевелились, словно бы из горла шел совершенно чужой голос. Выглядел бывший друг как оживший мертвец.

– Хорг, если это из-за драки, то я все прощу. Только не надо мучить Даду! – взмолился Адхи, очнувшись от липкого забытья. И новый злой мир вокруг окатил ледяным настоящим. Но не оставалось ответов, только стылое бессилие.

– Н-нет, ты не понимаешь… Он… Он зовет меня! Он…

Лицо Хорга, пронизанное черными венами, исказилось судорогой. Но вскоре он рассмеялся и отступил в новый «прокол».

– Адхи! Брат! Брат, спаси-и-и! – только донесся из черной воронки задушенный вопль Дады.