Рехи сперва решил, что быстро очнулся, хотя после удара по голове это не так-то просто. Потом понял, что спит или пребывает в глубоком забытьи, потому что картина перед глазами предстала совершенно незнакомая. Житель пустоши уж точно никогда не прогуливался по галереям помпезных дворцов, не видел мраморных колонн с затейливой резьбой, не вдыхал аромат пышных роз и разноцветных лилий. Он и слов-то таких никогда не знал, но во сне всякое случается, поэтому Рехи не удивлялся.
Он парил призраком, легко рассекая воздушную гладь. Красоту неизвестного огромного строения он принимал как должное. Множество искусных статуй, картин, гобеленов и барельефов с изображением каких-то гербов ничуть не изумляли, словно когда-то все это существовало неотъемлемой частью мира. Мира до Великого Падения – вот что четко понял Рехи даже в беспамятстве.
А может, он уже умер и по недосмотру каких-нибудь сил угодил в прошлое? Или в лучшие миры, о которых мечтательно твердили старики.
Но в идеальных сферах вряд ли могли идти переговоры о войне… Два человека медленно шли вдоль галереи, и их не радовали дивные ароматы сада, не услаждало слух щебетание разноцветных птиц. На обоих лежала печать тревоги и даже растерянности, однако оба, вероятно, не привыкли поддаваться воле судьбы. Они еще не догадывались, что постигнет их мир, они еще не видели Падения. Рехи мысленно усмехнулся – то ли с горечью, то ли со злорадством.
– Белая Крепость не выстоит, мой король, – подобострастно сутулясь, тихо говорил сухонький человечек в желтом балахоне. Одежду его украшала вышивка: красный орнамент змеился вдоль пояса, ворота и рукавов. Свет отражался от дорогой ткани, играл переливами так же, как и на смоляно-черной острой бородке. Человечек все извивался, семеня за собеседником. Но вертлявость и желание угодить шли вразрез с решительными тонкими губами и стальным взглядом, которого недовольно избегал второй, плотный и невысокий.
– Нам не хватает людей, или стены недостаточно крепки? – спросил тот, кого назвали «мой король». Вроде бы так величали в старые времена правителей больших кусков земли. Наверное, они все носили на головах нелепые рожки, насаженные на круглую основу, а еще за ними волочились длинные красные плащи. В пустоши за такие тряпки любой ящер запросто бы схватил и уволок в нору. Впрочем, Рехи ничего не раздражало. Он просто слушал и смотрел, пока позволяло время, с какой-то тайной печалью, будто он уже много лет назад попробовал такую жизнь: вкушал сочные плоды и наслаждался шелестом листвы. А король с советником – о, еще одно старое-новое слово – представали скорее фоном. Впрочем, они обсуждали начало какой-то войны. И это заинтересовало Рехи.
– Нам не хватает людей, милорд, – еще больше сутулился советник, словно в иных обстоятельствах он достал бы из-под земли целые легионы. Любят же люди навешивать на себя клеймо вины.
– Тогда… – король запнулся на мгновение, но продолжал решительно, точно самого себя убеждая. – Мы должны перекинуть из-за моря гарнизон наемников. Мы выставим их в битве.
– Казна подвергнется опустошению, – выдохнул советник.
– Если у нас не будет армии, казна достанется завоевателям!
– Да, милорд, Вы совершенно правы.
Наемники, деньги… Рехи понимал, что кто-то сражается за еду, кто-то за свои семьи, кто-то за свою крепость – все ради выживания, не более того. А для чего предназначались деньги? Деньги – так люди прошлого называли круглые блестящие штучки. Всплывал отзвук перезвона монет. Впрочем, во сне всякое могло возникнуть.
«Зачем деньги? Зачем этот сон? И зачем я зачем-то слушаю разговоры людей? Люди – это же мешки с кровью, вонючая еда», – задумался Рехи, но эти двое не напоминали кровожадных людоедов. Они отличались и от знакомых эльфов – наверное, до Падения все было иным. И что же привело к нему? В Рехи разгорался интерес, не сожаление и не злость, а интерес зеваки, который наблюдает случайную драку.
– Мой брат всегда готов загрести своими лапами самые лакомые куски, – вздыхал король, опускаясь на каменную скамью возле изящного круглого фонтана. – Ненасытный. Война неизбежна. Только пока мы говорим, время работает против нас. Вели явиться писарю, а потом немедленно отправляй гонцов. Нам нужна эта армия, и мы обязаны выиграть эту войну.
– И пусть Двенадцатый будет милостив к нам, – воздел ладони к небу советник.
Кого он там надеялся рассмотреть? Во двор заглядывало солнце, над головами раскинулся лазоревый купол, осыпанный перьями облаков. Вот этой картине Рехи поразился и попытался потереть глаза. Но потом успокоился: он же находился во сне. Хотя, если приходили видения, значит, с какой-то целью. Если ему показывалось синее небо, значит, не просто так. Неужели вечная ночь началась уже после Падения? И неужели раньше молились Двенадцатому Проклятому, тому самому Темному Властелину из сказок? Похоже, все так и обстояло, потому что король милостиво кивнул:
– Да, пусть будет… Если он еще слышит нас в своей Цитадели. Последний раз его видел воочию мой дед.
– Милорд, будьте более почтительны к нашему воплощенному божеству! – не по чину возмутился советник. – Он не обязан показываться Вам, но он все слышит, я уверен. И его заступничество нам понадобится.
– Да хоть чье-то! Лишь бы война не затянулась.
«Двенадцатый Проклятый? Милостив? Бред какой-то! Они поклоняются ему, как… как божеству!» – обескуражено охнул Рехи. Все чувства смешались, закипая и путаясь. И еще этот извечный надоедливый голос заунывно напевал:
«Во сне пришло начало той войны,
После которой все иссякли сны.
Вспахал народы черных крыльев взмах.
Остался темной вестью только прах.
И смерти ворон вдруг нанес удар,
И мир сгорел, пожрал его пожар.
На судьбах шрам, и вечна та беда…
Иначе было? Ты скажи, когда!
Неужто не терзали грубо плоть?
И тлен убийства как, скажи, смолоть?
Склевали память птицы той войны,
Кровавый мир уже не видит сны».
Опять этот «голос» крутил старые воспоминания, обучал ненужным чужим словам. Кому, спрашивается, интересны стихи? Песни? Барельефы? Фонтаны? Фламинго? Особенно когда вокруг только вонь, кровь и голод пополам со злобой и вечной борьбой. Рехи с отвращением отшвыривал от себя чужие образы.
Лица короля и советника плавились, рассыпались хлопьями пепла, их сметал огненный смерч. И не только их: рушились города, сравнивались с землей крепости. Предстало целое поле брани, но без победителей и побежденных, ибо все корчилось в агонии от огня. И застывало пепелище смерти. Все поглощал ненасытный пламень, превращавший сады в пустоши, а людей – в обугленные кости или зыбкий прах. Ужас умирания взревел оглушительным воплем, последним стоном.
Одновременно прекратилось легкое парение в облике призрака. Сначала обрушились жгучая боль в левом боку и ломота в запястьях, потом звон в ушах, и еще зачесалась рана на затылке. От неожиданности с губ сорвался слабый стон, хотя и оставаться в дивном старом мире совсем не хотелось. В обреченном мире хорошо лишь тем, кто еще надеется избежать конца. Рехи-то помнил четко: все умирает, все неизбежно распадается пеплом и тленом. Только кому-то роют могилу поглубже, кто-то сгорает, а кого-то съедают ящеры или людоеды.
Вот к ним-то Рехи и попал, обнаружив себя привязанным к грязному столбу. По неестественно выгнутой спине ползали мурашки боли и холода от прикосновения местами скользкого, местами заскорузлого материала – то ли дерева, то ли металла. Зрение не прояснялось, но вокруг сновали силуэты, чуткий слух доносил отрывистые реплики:
– Пусть мясо посидит до возвращения охотников.
– Но мы его поймали! И мы голодны! – вопил кто-то в ответ. Их отгоняла бесформенно толстая женщина, потрясавшая седыми космами, наверное, одна из жен лучшего воина племени – вождя.
– Эй, старая карга! Не стой на пути! Это наше право! Освежевать добычу, – возражал решительный голос.
– Нет, традиции нарушать нельзя. Эльфа может освежевать только опытный охотник, – говорила женщина, пока Рехи силился рассмотреть окружающих. Конечно, он не рассчитывал встретить союзников, но, если бы деревня оказалась знакомой, то вспомнил бы пути отступления. Столб, как назло, торчал из зловонной лужи за навесом из шкур, закрывавшим обзор.
– Верно, – кивали другие людоеды. – Они не менее ядовиты, чем ящеры.
– Так что пошли прочь! Добыли – молодцы. А еда потом.
– Ничего, хоть ухо отрежем… – хохотнул кто-то из группы тощих уродливых недоростков.
– Пшли прочь! Традиции надо чтить! – взвилась старая карга, размахивая руками.
«Попался отряду мальчишек… – осознал Рехи. – Как глупо! Трехногие, солнце им на голову, как же глупо!»
– Ядовитые? – продолжался спор.
– Разве ты не видел клыков? Как у ящеров! Они звери, звери! – пугала ненормальная старуха.
– А вон у этого нет клыков. И ушей нет. И космы не белые, – тыкали на кого-то мальчишки.
– Но он назвался Сумеречным Эльфом. Значит, он эльф.
– Какая вам разница? Они оба – отличное мясо. Я устал жрать ящеров с грибами-колючками, – пробубнил кто-то из воинов, но его отогнали возгласом:
– Пшли отсюда! Разлом вас поглоти!
Наверное, жена сильного воина рассчитывала получить лучшие куски при дележке мяса, вот и придумывала невероятные традиции и преувеличивала ядовитость эльфов. Конечно, хотелось бы поразить всех одним взглядом или укусом. Но сказки остаются выдумками, ложью.
– Сумеречный Эльф… Никакой ты не эльф! Но ты – мясо, – донесся напоследок писклявый голосок одного из стаи мальчишек, а потом сочный звук неумелого удара-пощечины.
«Сумеречный Эльф?! Но как?» – поразился Рехи. Он почти сразу понял, что с другой стороны столба тоже кто-то прикручен, но рассчитывал, что это Лойэ. Еще надеялся позлорадствовать, что своенравная предательница не предупредила об опасности, а сама так увлекалась бессмысленным поединком, что тоже попалась. Теперь же оставалось гадать, кого из этих двоих меньше хотелось встретить на своем пути.
– Кажется, мой друг, они оставили нас в покое. На какое-то время, – вскоре донесся безмятежный голос.
– Дают мясу «подышать» перед едой, – собрав последние силы в кулак, съязвил Рехи и буркнул: – И я тебе не друг.
– Не друг, не враг… а так, – пропел Сумеречный Эльф и вздохнул: – Ни друзья тебе не нужны, ни проводники. Да, через горы ты и сам прошел. И пока ничего не понял.
В тот момент боль в левом боку вновь напомнила о себе, прошлась разрядом через все тело, царапнула по сердцу, перехватила дыхание. Тогда будто что-то оборвалось, Рехи в полной мере понял, что попал в западню.
– Отстаньте все от меня, – бессильно прорычал он, хотя получился жалкий скулеж: – Понимать уже нечего. Особенно здесь.
– Ты думаешь, что это конец? – встрепенулся Сумеречный Эльф. Сам он после избиения людоедами будто бы не верил в это. И как он вообще попался? А еще звался каким-то там Стражем! Может, его поединок с Митрием привиделся? Бред и реальность уже давно смешались.
– К ящерам такой конец! – мотнул головой Рехи. – Если будешь болтать, тебе свернут челюсть.
– Мне не страшно, – решительно отвечало странное существо, этот Сумеречный Эльф. – Или страшно… Страшно, что происходит с вашим миром.
«Проклятье, еще сидеть с ними спина к спине у вонючего столба… – сетовал Рехи. – Если сначала начнут жрать его, надеюсь, они подавятся этой тварью, Стражем. Говорил же Митрий, что он полон яда. Да, пусть его едят и травятся, а я сбегу. Кстати, и где там Проводник хваленый? Все у них на словах…»
На миг мысли стихли, в ушах поднялся свист, перед глазами заплясали темные точки. Левый бок нещадно жгло, песок налипал на края раны, царапая невидимыми сыпучими когтями. Эльфы редко умирали от потери крови: слишком вязкая и холодная, она быстро сворачивалась, образуя струп. Но общей слабости и мучений это не умаляло.
Да и людоеды не намеревались ждать, их не интересовало, кого жарить на костре. Лишь бы не заживо! Хотя зачем об этом раздумывать? Рехи не привык сдаваться, поэтому упрямо стряхивал с себя губительную дрему, прикидывая, куда утащили его оружие. А ведь Сумеречного Эльфа не спас и его хваленый настоящий меч. Не специально же дух-призрак попался племени. Хотя дух ли? Бестелесный мираж не попытались бы съесть.
Рехи пришел к выводу, что невероятная битва средь черных небес ему благополучно почудилась от усталости и голода. Последняя часть разборки с заломленными руками выглядела более реалистично. Наверное, два скитальца что-то не поделили, теперь Митрий кинул своего напарника, вот тот и попался.
Да, так все укладывалось в рамки понимания, а всякие вспышки, крылья и полеты – может, игра искусных гипнотизеров. Старики рассказывали, что раньше в их мире существовал целый тайный орден людей и эльфов, способных морочить головы иллюзиями. Наверное, не повезло наткнуться на последних представителей.
Так Рехи окончательно объяснил себе все невероятное, что случилось с ним за недолгое время, поэтому сосредоточился на реальности, ее образах и звуках, этом грубом клубке ругательств, рева голодных детей и канючащих подростков. Все бормотали, поглядывая на пленников: «Когда мы уже разделаем эльфов? Когда вернутся охотники, чтобы выпотрошить ядовитых эльфов?»
Кто-то в предвкушении обсасывал старые кости, на вид – берцовые, человеческие или эльфийские. Другие выжидающе прогуливались возле столба, точно стая ящеров. Только дикие твари не брали пленников, не отвечали за свои поступки, а племя еще беспрестанно переговаривалось, создавая иллюзию разумности.
Кто-то плюнул Рехи в лицо, но попал на темечко, потом бесстрашно подошел и схватил за шею, рассматривая со всех сторон, насильно поворачивая голову. В ноздри ударил отвратительный запах пота и гнилых зубов. Они сложились в угрожающий оскал-улыбку. Чья-то косматая голова закрыла обзор, людоед похотливо хохотнул:
– А ничего такого поймали… Может, пустить его по кругу сначала?
К горлу Рехи невольно подкатила тошнота, внутри все смёрзлось и напряглось от ужаса. Его все еще держали за шею, откидывая голову назад. «Ну, почему я?! Вон тот чем не нравится?» – пронеслось в голове. Уже надоело, что все беды мира сыпались только на него одного. Конечно, про людоедов ходили всякие слухи, но в происходящее не хотелось верить. Рехи сжался, как перед прыжком, выворачивая шею. Казалось, что скоро лопнут жилы и хрустнут позвонки. Что-то и правда болезненно скрипнуло возле затылка, но зато удалось освободиться и стремительным движением загнанного хищника вцепиться в руку врага, который уже тянулся к тесемкам своих сальных штанов.
– Он укусил! – взвился тот. – Укусил меня! Спас-спа…с-и-те…
Яд в клыках немедленно подействовал, голос людоеда поглотили судороги, он повалился в грязь, не в силах совладать с собственным телом. Изо рта у него пошла пена.
«Ну что? Не хочешь больше пустить по кругу? А-а-а! Не можешь!» – со злорадным торжеством подумал Рехи, рассматривая корчи. Впрочем, отрава действовала недолго.
О проекте
О подписке