Мечеть Ашура пропитана стариной. Говорят, её построил в 1169 году мастер Наджаф Ашур Ибрагим оглу. Это в простонародье мечеть именуется Лезгинской. Так она стала называться после нефтяного бума XIX века, когда в Баку наблюдался большой приток рабочей силы, в том числе и из Дагестана. Для проведения религиозных обрядов эта мечеть была предоставлена рабочим-лезгинам. Мечеть по объёму имеет форму параллелепипеда. На южном фасаде позднее были открыты два небольших окна. Небольшой вход в форме стрельчатой арки, расположенный в северо-восточной части мечети, ведёт в широкий однокамерный молельный зал. Таша знала и помнила, что Руслан – лезгин, родился на границе с Дагестаном, в Хачмазе. Придя в мечеть Ашура, Таша словно пыталась воздействовать на него – через его религию, через его мир, в который никогда не могла попасть полностью.

В тот вечер в Баку было очень ветрено. Ветер пронизывал. Руслан обещал поужинать вместе и не приехал. Она шла одна по городу. Чужому и родному одновременно. Она сжимала кулаки, закутывалась в легкую норковую накидку. Тогда Таша не понимала, что один маленький, пусть и очень желанный эмбрион не сможет побороть систему. Многовековую систему. Религию, традиции, ценности, общественное мнение.

– Ты бы вышла за меня замуж?

– Это предложение? – радостно спросила она Рагимова.

– Почти. Просто интересно.

– Если предложение, то… – выдержав паузу, – наверное да. Как я могу тебе отказать? Тем более, Наташа Рагимова – прикольно звучит.

Глупая. Глупая и наивная девочка. Детская вера, юношеский максимализм. Повзрослевшую себя она позже будет спрашивать – зачем он задавал ей этот вопрос? Кажется, был в их истории момент, когда Руслан был готов пойти против родителей, окружения. За полгода до беременности он сажал её в самолет со словами:

– Езжай выбирай свадебное платье.

А она улетала в предвкушении, с порхающими в животе бабочками.

– Алло! Алло! Иванова, я тебя не слышу. Говори громче. Или давай я тебе перезвоню, – Руслан быстро говорил на том конце провода.

– Это важно. Подожди.

– У меня переговоры. Мне неудобно говорить. Давай позже.

– Я беременна, – неловко, со скрытым ликованием сказала Таша.

– Что? Не слышу…

– Я жду ребёнка, – уже громко и более уверенно сказала Наталья.

– Перезвоню. Жди, – прошипел в трубку Руслан, словно находился в месте, где разговоры совсем запрещены.

Она тогда так и осталась стоять недвижимо около окна маленькой съёмной квартиры на первом этаже. Не понимая, что делать. Поставить чайник? Позвонить подруге? Плакать? Смеяться? Эмоции качелями раскачивали организм. Руслан перезвонил через пару часов.

– Надо делать аборт. Тебе прислать деньги? – слова острой иглой через ухо проникли в мозг.

– Ты что, сошёл с ума? Это мой ребёнок, и я его люблю. Мне всё равно, какое ты примешь решение, – речь Таши умышленно приняла официальный тон. Сердце билось. Тошнота подступала.

– Какой ребёнок? Нет там ещё никакого ребёнка. Там нет души, сердца ещё нет. Иди в больницу. Тысячи женщин делают аборт.

– Тысячи делают, а я не буду, – глаза Таши налились слезами.

– Тебе не нужен сейчас ребёнок. Мне не нужен, – слова били. Пощёчина за пощёчиной. – Ты начинаешь бизнес, ребёнок будет мешать.

– Какой бизнес? Я сейчас говорю о ребёнке, о нашем ребёнке… – эмоции взяли вверх. – Это живое существо, созданное из тебя и меня. Неужели ты не понимаешь? Тебе его не жаль?

– Жаль, – спокойно отвечал Руслан. – Но сейчас не время. Не время, понимаешь?

– Я ненавижу тебя, – смогла выдавить Таша и положила трубку.

Два дня молчания. Два дня истерик. Мама тоже была за аборт. Потому что абсурдность ситуации переходила все границы. Мужа нет, работы толковой нет, квартиры своей нет. Нет, нет и ещё раз нет. А Таша отвечала:

– Да! Я буду рожать.

И она бы родила. И она бы воспитала. И смогла бы. И пережила бы. И всех бы переубедила. И доказала бы. Но нет у жизни сослагательного наклонения. Всё так, как должно быть. И причины не в прошлом. Они в будущем, в котором у Таши другие роли. Теорема без доказательства. Всё решилось само собой. У небес свои планы на нас. Руслан перезвонил через два дня после новости. Таша несколько раз не взяла трубку. Потом ответила.

– Прости. Прости меня, – Рагимов мог и умел использовать показательно несчастный тон. Но Таше хотелось сохранить хладнокровие и не поддаться сиюминутному желанию всё мгновенно исправить. Простить.

– За что? Ты сделал выбор. Руслан, ты взрослый человек. Прощать не за что.

– Оставь ребёнка. Мы что-то придумаем. Я буду помогать.

– То есть ты не зовёшь меня замуж, не предлагаешь переехать. Ты что-то потом, где-то и когда-то придумаешь. Ты сам себя слышишь? – Таше было уже нечего терять.

– Успокойся. Просто я не был готов к этой новости, – он, видимо, готовился к разговору, и выбить его из эмоциональной стабильности Наташе не удавалось.

– Руслан, я оставила ребенка. Это моё решение. Ты можешь жить своей жизнью. Я ни к чему тебя не обязываю. Пока я не понимаю, как построить свою жизнь с ребёнком. Но время всё расставит по своим местам.

– Я люблю тебя, Зараза.

– Не стоит, – обида бушевала в Таше. И радоваться она не могла.

Мама давила. Деньги заканчивались. Надо было работать, ездить на встречи. Холодный февраль, общественный транспорт. На машине Таша осмеливалась передвигаться только по родному маленькому подмосковному городку. Это сейчас она колесит по Европе, Москве, дорогому сердцу Баку и везде чувствует себя как дома. А тогда всё было иначе. И на другой конец Московской области двадцать шестого марта она отправилась на электричке, потом на метро, следом на автобусе. Провела встречу, вернулась в московский офис. Замёрзла, набегалась. Зашла в туалет и увидела кровь. Руки задрожали. Быстро вызвав такси, Таша рванула домой. Позвонив подруге-гинекологу, Таша всю дорогу молилась. Смотрела в окно на грустный пейзаж ранней весны. Слякоть, мокрый снег, почти дождь, тоскливые черные прогалины и депрессивное серое небо. Каждой деталью вокруг мир не предвещал ничего хорошего.

Гоша подпевал радио. А Таша ехала и думала, какое красивое осеннее небо в этом октябре. Девственно чистое, без единой тучки. Дорога на работу наполняла детской радостью. И воспоминания, кружившие в голове, были не тягостным грузом, а другой жизнью, другой Ташей, к которой было любопытно возвращаться. Та Таша однозначно добрее, проще. Сегодняшняя Наталья жёстко и адекватно оценивает людей, иногда цинично делит их на нужных и не очень, когда того требуют обстоятельства. Не любит, когда её пытаются использовать и манипулировать ею. Наталья Иванова уже как три с лишним года замужем. Две попытки родить после той трагической потери не завершились успехом. Внематочная. Замершая. Что-то сбилось в материнском коде, надломилось в душе. Миллионы сданных анализов. Всё хорошо. Всё гладко. Всё абсолютно нормально. Разные клиники, талантливые врачи. Все в один голос обнадеживают следующими попытками. Но этой весной она чётко решила, что, если организм против, она пойдёт другим путём. Она перелопатила всю федеральную базу данных детей без попечения родителей, готовых к усыновлению. Окончила школу замещающих родителей. Уговорила мужа. Кирилл долго не соглашался. Но, посещая с Ташей школу по выходным, постепенно сдался и принял решение – им это нужно. Наташа раскидала запрос по всем знакомым. Понимая, что ожидание в наше время может занять годы, Таша вспомнила, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. И активно объезжала детские дома, органы опеки в регионах.

– Наталья, есть мальчик, три с половиной года. Думаем, вам с мужем надо посмотреть его, – звонок был неожиданным.

– Мы можем на выходных через неделю, – Наталья была готова вылететь хоть завтра. Но понимала, что это решение двоих и надо выбрать удобное и для Кирилла время.

– Хорошо, мы предупредим профессиональную семью. Приедете на футбольную тренировку и посмотрите. Он ходит в секцию для самых маленьких.

– Принято. Я посоветуюсь с психологом, как лучше себя вести, – ответила Таша.

– Вы интуитивно всё сделаете правильно, – успокоили на том конце провода. – Только мы хотели предупредить, что у Георгия нерусские корни. Мы не знаем точно национальность. Но вы вроде указывали, что не против другой национальности?

– Это неважно. Если можно, пришлите фотографию. Любопытно.

На фото улыбался позитивный и смешной малыш, смуглый, с раскосыми глазами и слегка приплюснутым носиком, его брови стремились срастись в одну линию, а хитрый прищур гарантировал, что парень точно будет нескучным. Таша считала дни и часы до встречи.

Был прекрасный летний день. Они сильно нервничали с Кириллом. Но как только увидели маленького Гошу, сразу поняли – он их и ничей больше. День с ним был особенным. Они испытали с Кириллом чувства, совсем позабытые, а, может, и вовсе уникальные. У Таши – одиннадцатилетняя дочь, у Кирилла – в Лондоне живет десятилетний сын. Оба родили детей в очень молодом возрасте и долго привыкали к роли родителей, а к маленьким детям в двадцать с небольшим относились как к последним куклам. Сейчас же они смотрели на Гошу как на чудо.

Георгий – «победитель». «Мурад» в переводе с персидского означает «цель». Цель, ведущая к победе. Сначала Таше казалось, что она бредит. Быть такого не может, ей кажется! Гоша лежал в любимой позе Рагимова, одну ногу положив на другую, сложенную в коленке. В свои почти четыре он шутил как Руслан. В конце концов, у них была очень схожая аура, энергетика, ощущение человека. И это не могло не поражать. Как это принимать? Как иронию судьбы?..

Ковер из листьев вдоль городских дорог. Будто разлили краску.

Ветер треплет листья, подбрасывает их. За окном мерседеса проскальзывают последние солнечные деньки этого осеннего сезона. Дальше природа будет вынуждена свернуть в сторону зимы. Таша любит осень. В это время мысли раскладываются по полочкам, можно трезво рассуждать, понимать себя. «Всё, что ни делается, – к лучшему», – в сотый раз подумала Таша. Когда душа не принимает решения судьбы, жизнь, фатальные повороты, надо просто подождать. Время лечит, пусть и не сразу. Оно словно специфическое лекарство копится, а вместе с ним набирается потенциал начать всё заново, пережить грусть, понять, что тебе нужно на самом деле. И это может быть абсолютно другое, не то, чего ты ожидал.

Последний месяц, несмотря на общее спокойствие, Таше снятся странные сны. Будто откуда-то сверху, из космоса, её стремятся о чём-то предупредить. Снятся умершие люди, странные трансформации новостных лент, подсознание дает сбой, включает страшные кадры. Мозг пытается донести информацию, смысл которой пока не понятен.

Таша надеется, что осень, как и много лет подряд, всё расставит по местам, всё будет так, как должно быть.

В небе летела стая птиц. Черные линии крыльев на ярко-голубом небе. Таша верила, что они летят туда, где вечное солнце, где тепло и не бывает морозов. Когда-то она мечтала остаться в Баку, в его утопающих в солнце домах. Каждый день смотреть на море – даже не купаться в нём. Моря можно касаться глазами, вдыхать его, погружаться мысленно в его синеву, которая как губка забирает все негативные эмоции и дарит внутреннюю свободу. В Баку свой особый запах. Говорят, что это пахнет нефтью, но Таше кажется, что это запах безмятежности, беззаботности. Ещё выходя из аэропорта, ты вдыхаешь его и становишься другим. Пропадает злоба, напряжённость, грусть, появляется юношеский задор и легкий азарт. Таша обожает ехать из аэропорта имени Гейдара Алиева в сам Баку. Южные растения, красивые заборы из известняка. Восточная сказка здесь становится близкой как никогда. Приезжая в город, Таша отправляется в любимый ресторан, заказывает кофе или чай со сладостями и обязательно шекербуру, утопая в её сахарно-ореховом вкусе. Потом долго гуляет по Торговой улице. И счастливая отправляется спать.

Птицы, видимо, тоже летят к счастью. Они что-то выкрикивают на лету, будто делясь своей радостью. Птицы смеются над людьми, которым предстоит мёрзнуть под серым небом. Люди не так свободны, как пернатые. Человек связан обязательствами и принципами, обручальными кольцами, контрактами, договорами, придуманными барьерами и миллиардом страхов. Страх потери и страх одиночества держат сильнее кандалов.

Таша набрала воздуха в грудь и проводила птиц взглядом.