Термит так Термит. Следуя привычке во всем доходить до сути, он внимательно изучил в интернете все имеющиеся материалы о термитах и термитниках, и пришел к выводу, что насекомое это достойно уважения. Вне всякого сомнения, за этим тараканообразным с неполным превращением стоит будущее. Ибо общественная организация их так стройна и упорядоченна, что даст фору любому человеческому обществу. Себя он видел Термитом-солдатом, защищающим колонию от внешней агрессии.

И шел он по дороге не просто так, а смотрел по сторонам. Как только заметит свет в каком-нибудь окне, тут же подкрадется к дому, перемахнет через калитку, проберется внутрь и всех – стариков, детей, баб тупых, безмозглых, – передушит специальной веревкой, скрученной особенной десантной петлей. Когда-то давно Термит мечтал попасть в десантные войска, для чего и выучился еще в школе вязать специальные узлы, но взяли только в пехоту, зато теперь он служит по контракту и служит хорошо. Мышь мимо не прошмыгнет, не то что враг.

Он ликвидирует их тихо, четко, без шума и паники, одного за другим, так, чтобы и пикнуть не успели. Потому что от них и есть самое настоящее зло. Все добрые люди уже спят, а эти привечают бандитов, кормят, поят, ибо ушедшие в горы подонки – их родственники, и по-другому эти якобы мирные граждане поступить не могут. Поэтому стариков, детей и глупых баб лучше устранить, чтобы некому было принимать спустившихся с гор абреков.

Термит отошел от очередного дома, где только что ликвидировал очередной возможный притон бандформирования, и, убирая веревку в карман, почувствовал, как снова вибрирует рация.

– Термит на связи. Прием.

– Да блин, Термит! Где тебя, дебила, носит? Тебя только за смертью посылать!

За смертью. Это верно. Со смертью Термит на короткой ноге. Он ходит с ней рука об руку. Его сердце не учащает удары, когда Термит сеет вокруг себя смерть. Ведь он солдат, солдат-термит, и должен устранять врагов колонии. Что он и делает. Он просто выполняет свой долг.

– Где водка, гад? Марчик вот-вот приедет!

– Сейчас принесу, – бесстрастно отозвался Термит, нажимая отбой.

Он свернул к поселковому лабазу и у ворот увидел мотоцикл Марчика. И в следующий момент силуэт командира воинской части мелькнул в освещенном проеме окна жилого дома владельца лавочки, после чего в окне показалась закутанная в черное хозяйка, торопливо задергивая шторы. Неслышно ступая, Термит прошел мимо глухо заворчавшей собаки, так и не сделавшей в его сторону ни единого движения, приблизился к дому барыги и замер под распахнутым окном, прислушиваясь.

– Патроны нам нужны, сам знаешь, воевать парням в горах совсем нечем, – глухо говорил торгаш. – Но цену, полковник, назови разумную! Таких денег, как ты просишь, мы и за год не соберем.

– Не хотите – как хотите, – безразлично протянул Марчиков, и Термит услышал, как зазвенело сгребаемое в пакет железо. – Ты, Ахмет, понимать должен, чем я рискую. Деньги что? Мусор! Как пришли, так и уйдут, жалеть их нечего. А вот эти самые патроны я у своих солдат забираю. Эти пули должны были попасть в твоих сыновей, а убьют моих ребят. Я тебе жизнь твоих детей принес, а ты деньги жалеешь. Если узнают, что продаю боеприпасы, а тем более кому продаю, пойду под трибунал.

«Не пойдешь», – про себя усмехнулся Термит, доставая из кармана заветную веревку и отходя к плетню, около которого привалился мотоцикл полковника. Занял позицию чуть в стороне, под раскидистым грецким орехом, и, перехватив удавку на изготовку, приготовился ждать. Марчик был враг, враг внутренний, подтачивающий термитник изнутри.

Прямая угроза колонии, и выход тут был один – устранить предателя.

Ждать пришлось недолго. Скрипнули дверные петли, выпуская на крыльцо квадрат желтого света, в котором показался темный силуэт полковника Марчикова. Хлопнула, закрываясь, дверь. Заскрипели по гравиевой дорожке тяжелые шаги, и, напевая под нос что-то бравурное, командир воинской части устремился к мотоциклу. Но дойти до транспортного средства так и не успел, опрокинутый на спину подскочившим сзади Термитом, сдавившим шею неприятеля мертвой петлей. Марчик всхлипнул и, дернувшись, затих. Термит обыскал карманы, извлек из форменных полковничьих брюк пачку евро, вынул из багажной сумки мотоцикла три бутылки водки и тенью скользнул в сторону военного городка.

Смерть командира списали на бандитов, заодно поквитавшихся и с мирными жителями, не желающими им помогать. То, что орудовали удавкой, тоже было вполне объяснимо – у засевших в горах бандформирований мало патронов, они их берегут и стараются не тратить без крайней нужды. Всех немало удивило, что убийство полковника пытается взять на себя Термит, в доказательство предъявивший шнур от парашютной стропы. Само собой, парнишку пришлось комиссовать, поместив в лечебницу, где, как очень надеялись сослуживцы, неплохому, в принципе, парню вправят мозги на место.

* * *

Москва, наши дни

– Ну-с, и что мы имеем в сухом остатке? – Следователь Захарчук сосредоточенно почесал гладкий лоснящийся лоб и вскинул на нас с Сириным водянистые глаза в кровавых прожилках. – Сердечный приступ при ограблении. И, что особенно радует, – следователь довольно пожевал губами, – мы имеем в наличии грабителя.

– Нет.

Роман Сирин лениво поднялся и подошел к следователю.

– Ни разу нет, – добавил он, не отводя пристального взгляда от одутловатого лица бывшего сослуживца.

– Чего нет-то? – насупился Захарчук.

– Не имеем мы грабителя, Алеша. Адвокат Михаила Девочкина двумя руками ухватится за полное отсутствие у следствия прямых улик. Ни пальчиков на предметах интерьера, ни следов пребывания обвиняемого в комнате убитого. Ни-че-го. Лишь только твое горячее желание как можно скорее спихнуть дело в суд и укатать бедолагу лет на десять.

– Что это ты горой стоишь за этого Девочкина? – прищурился следователь. – Он тебе денег дал?

Не в силах удержаться, я прыснула в кулак. Я знаю Рому Сирина так же хорошо, как и саму себя, и подобное утверждение мне показалось бредом. Рома и взятка – понятия несовместимые. Нет, взятки Рома, конечно, давал, это было. Но чтобы брать? Хихикнула и тут же притихла, поймав на себе разъяренный взгляд следователя.

– Я с Девочкиным не разговаривал, – сухо обронил Сирин.

– Это ничего не значит. – От злости Захарчук слова буквально выплевывал. – Ты мог пообщаться с его родней и получить деньги от них.

– За что?

– Как за что? За то, что ты заморочишь мне голову и убедишь в невиновности их родственника. А уголовник в благодарность тебе шепнет, где припрятал похищенный камушек.

– Зачем это Девочкин сдаст мне камень? – удивился Сирин. – Разве для этого он его воровал?

– Чтобы выйти на свободу, не только камушек, маму родную сдашь. Раз уж не получилось выбраться сухим из воды. Девочкин еще украдет, а ты вернешь пропажу страховой компании, и все будут довольны.

Камушек, о котором велась речь, был увесистым алмазом в пятьсот сорок карат, оцененным страховой компанией в приличную сумму и за свои размеры и чистоту именовавшимся «Уникумом». «Уникум» принадлежал корпорации «Архангельские алмазы» и приехал в Москву на международную выставку в чемодане Петра Архарова, числящегося заместителем генерального директора архангельской корпорации. Все это мы с Сириным узнали сегодня утром, когда тащились по Москве в пробках к управлению полиции. Сидя за рулем белоснежного, любовно намытого «Вольво», представитель страховой компании деловито вещал:

– Все в этом деле странно. Выставка проходит в Манеже, и номер у Архарова был забронирован в «Национале», что довольно близко к месту проведения мероприятия. Не понимаю, какая нелегкая понесла господина Архарова в паршивенький отель на Чистых прудах?

Паршивенький – неправильное слово. Скорее – отель скромный. К тому же, как по мне, Чистые пруды – одно из красивейших мест столицы, так что, в принципе, я господина Архарова понимаю. Хотя, конечно, в плане охраны «Националь» надежнее. Но, судя по всему, Архаров не придавал значения таким пустякам, как безопасность, и, манкируя «Националем», для чего-то арендовал самый лучший номер в скромном отеле на Чистых прудах. Куда в день прибытия в Москву и заселился, чтобы рано утром быть обнаруженным в том же самом номере с разрывом сердца и без алмаза.

По странному стечению обстоятельств все номера в «Отеле на Покровке», кроме одного, архаровского, в ту роковую ночь оказались свободны, и по подозрению в убийстве был задержан Михаил Девочкин, ночевавший у девушки-администратора. Из улик на Девочкина имелась лишь видеозапись с камеры наблюдения, установленной над входом в отель, где четко видно, что подозреваемый был впущен в отель в девять часов вечера, а вышел оттуда в пять утра. Даже не вышел, а выбежал, точно за ним по пятам гнались черти.

Задержали Девочкина в том же доме, где находится отель. Парень отсыпался в снимаемой комнате коммунальной квартиры, расположенной на третьем этаже старинной четырехэтажной постройки, и, будучи сильно нетрезв, не сразу понял, чего от него хотят и в чем обвиняют. Он долго хлопал глазами, силясь понять казенную речь пришедшего за ним полицейского сержанта, потом махнул рукой и дал себя доставить в полицейское управление, куда и привез нас представитель страховщика.

– Почему-то мне кажется, – дорогой тянул страховщик, – что этот парень, которого задержала полиция, к пропаже алмаза не причастен. Как-то все линейно получается. Раз ночевал в отеле – значит, он и украл. Слишком просто, чтобы быть правдой. Вы уж разберитесь, как там и что.

Само собой, разберемся. Это наша работа. «Сирин и Хренов» для того и существуют, чтобы, по возможности, избавлять обращающиеся к нам за помощью страховые фирмы от необходимости выплачивать огромные суммы потерпевшей стороне. В идеале, конечно, было бы найти утраченную по страховому случаю вещь, но это не всегда удается, хотя мы и стараемся. И в результате наших стараний нередко раскрываем аферы, затеянные потерпевшей стороной с целью получения страховой выплаты.

В общем, польза от нашей фирмы довольно ощутимая, и в сомнительных или странных случаях страховые компании, не скупясь на вознаграждение, охотно прибегают к нашим услугам. Тем более что шеф, Хренов Владимир Ильич, вместе с коллегой Ромой Сириным – некогда трудились в полиции, сохранили связи и имеют богатейший опыт розыскной работы. Ну а я, Берта Лисанге, состою у этих гениев сыска на должности помощницы.

– Ну, ты, Захарчук, и загнул, – желчно усмехнулся Сирин. – Можешь присутствовать при нашей беседе и внимательно следить, чтобы Девочкин мне ничего не нашептал. – И другим, задушевным голосом попросил: – Лешка, не вредничай, ну дай пообщаться с задержанным!

С заговорщицким видом Сирин достал из внутреннего кармана куртки пятитысячную купюру и запустил ее, точно камешек по воде, по столешнице в сторону капитана.

– Ну что ты за человек, Роман? – тревожно озираясь по сторонам и вытирая влажной салфеткой покрывшийся испариной лоб, пробурчал следователь, открывая ящик письменного стола, ловко принимая в него бумажку и тут же задвигая ящик обратно. – Чего ты все время лезешь в какие-то дебри? Не хуже меня ведь знаешь, что самый очевидный подозреваемый почти всегда оказывается преступником.

– Есть такое дело, – сдержанно кивнул мой коллега.

– Ну и о чем с ним разговаривать?

– Я найду о чем побеседовать. – Сирин ласково посмотрел на Захарчука и поднялся со стула. – Пойдем, Лешенька, а?

– Ладно, что с тобой поделать.

Вставая, следователь грохнул стулом, выбрался из-за стола и устремился к выходу из кабинета. За ним встала и я. Большой и грузный, Захарчук шел впереди, и ветхое здание управления полиции, расположенное в старинном двухэтажном особнячке на узкой московской улочке, ходило ходуном под его тяжелыми шагами. Задевая форменными ботинками о стыки вытертого линолеума, Алексей приблизился к лестнице и, спускаясь вниз, застучал каблуками по деревянным ступеням. Мы с Романом спешили за ним. Здесь, на первом этаже, за железной дверью, установленной на источенной жучком деревянной коробке, из-за проржавевшей от времени стальной решетки прямо мне в душу смотрели две пары тоскливых глаз. Хотя нет. Тоскливыми были лишь глаза белобрысого парнишки лет тридцати. Глаза второго обитателя «обезьянника» казались скорее нахальными.

– Эй, начальник, че за беспредел? – тут же затянул нахальный оборванец. – За что меня здесь держат? В общественном сортире находиться никому не запрещено.

– Ты там не находился, Кошкин, ты там жил. Уборщица на тебя заявление написала. Ты кабинку занял и трое суток оттуда не вылезал. Обложился книгами, постелил на пол рванину всякую и жил.

– Я заплатил за пребывание! Двадцать кровных рублей! По закону меня не имеют права выгонять! Я могу находиться в кабинке столько, сколько мне нужно!

– Заткнись, Кошкин! – гремя ключами в замке, огрызнулся следователь. – Разговор окончен.

– Совсем, пес, нюх потерял? – вскинулся задержанный. – Я свои права знаю! Предъявляй обвинение или отпускай!

– Я смотрю, ты слишком грамотный стал. Семьдесят два часа как миленький у меня отсидишь.

– За что, начальник? – сбавив обороты, заныл Кошкин.

– За неуважительное обращение к представителю власти и за хамские речи, – наставительно заметил Захарчук. И, кивнув белобрысому, указал глазами на дверь, коротко распорядившись: – А вы, Девочкин, на выход.

– Итить-колотить, пацанчик откупился! – ехидно заметил житель сортира. – По морде видно, бабла у него куры не клюют.

Это была ложь. Бледное, осунувшееся лицо Девочкина вовсе не походило на гладкую физиономию олигарха. Понуро свесив голову, Михаил, ссутулившись, двинулся за следователем. На нас с Романом он даже не посмотрел. В переговорной комнате задержанный опустился на указанный стул и стал покорно ждать. Напротив, через оббитый железом стол, уселся Сирин, рядом с ним развалился следователь Захарчук, а я застыла в уголочке у дверей, стараясь не привлекать к себе ненужного внимания. Рома положил перед собой прихваченную на всякий случай пачку сигарет, кинув рядом зажигалку, и, глядя, как Девочкин торопливо достает из пачки сигарету, проговорил:

– Только честно, Михаил. Без вранья. Расскажи, как ты провел прошлую ночь.

Парень затянулся и, выпуская сквозь мясистые ноздри курносого носа дым, с заметным оканьем угрюмо проговорил:

– Я у Оксаны был. В гостинице над магазином.

– Насколько я понимаю, ты работаешь в подвале дома девятнадцать по улице Покровка?

– Ну да, продавцом в хозяйственном отделе, это между «Домом быта» и «Секонд-хендом», – кивнул парень. – По очереди с Анжелкой торгуем хозтоварами.

– И снимаешь в этом же доме комнату? – продолжал прояснять ситуацию Сирин.

– Ну да, снимаю. В коммуналке у бабы Вали на третьем этаже. Она мне дешево сдала, за десять тысяч всего. Я, как дурак, сначала обрадовался, а потом понял, что бабка хочет пристроить замуж свою дочь. Понял, да поздно. Деваться уже некуда. Оплатил полгода вперед. Теперь живу, мучаюсь.

– Почему же мучаешься?

– Старуха контролирует каждый мой шаг. Следит, чтобы никого к себе не водил, особенно Оксану. Один раз Оксана ко мне заглянула, так бабка такой крик подняла – я думал, дом развалится.

– Поэтому ты и пришел к ней на ночь в отель?

– А что здесь такого? Я предложение Оксане сделал. Она не против. Только вот жить нам негде. Оксана тоже комнату снимает. С двумя подругами в соседнем доме.

– Ну, хорошо. Пришел ты к Оксане в отель в девять часов ровно. Это задокументировано. Что было дальше?

Парень зло глянул на Сирина, порывисто затушил окурок о неровное железо стола и жестко спросил:

– Вам как рассказывать? Со всеми подробностями? Или особо интимные можно опустить?

Я смотрела на Рому, не отрываясь. Ни один мускул не дрогнул на его точно из стали отлитом лице.

– Мне интимные подробности без надобности, – устало парировал он. – Важны последовательность событий и хронометраж.

– А вы вообще кто такой, чтобы меня допрашивать? – принялся кипятиться продавец хозяйственных товаров.

Рома посмотрел сквозь собеседника и скучным голосом заговорил:

– Роман Сирин, представляю интересы компании, застраховавшей пропавший алмаз. А это, – Рома кивнул в сторону двери, – Берта Лисанге, моя помощница. Следователя Захарчука, надеюсь, представлять не требуется. Полагаю, ты с ним уже знаком.

Во время речи Сирина задержанный как-то обмяк на своем стуле и потухшим голосом, лишенным прежнего напряжения, без выражения начал, доставая новую сигарету из пачки:

– Я закрыл свой отдел и поднялся к Оксане…

– Ты последним из подвала ушел? Остальные арендаторы закрылись раньше?

– Нет, в «Секонд-хенде» еще Нинка оставалась. У нее был какой-то мужик. Они говорили, смеялись и, кажется, выпивали. Он тосты вроде произносил. За то, чтобы все у них было и ничего им за это не было. Или что-то в этом роде.

– Значит, ты закрыл свой отдел ровно в двадцать один ноль пять…

– Ну да. И сразу же пришел к Оксане, она повела меня на кухню, посадила за стол и стала кормить. Я удивился – обычно хозяйка не разрешает Оксане есть на кухне. Противная она, хозяйка эта. Я, естественно, спросил, с чего бы это мне такая честь. Оксана сказала, что постоялец в гостинице всего один, он на кухню не заходит, ест в соседнем «Гамбринусе». Тогда я спросил про видеокамеры. Она ответила, что камеры выключила, чтобы не светиться. Если что, скажет – в сети что-то замкнуло.

– А что, уже замыкало?

– Да, проводка старая, все время что-то выходит из строя. Я поел, и Оксана повела меня в свободную комнату. Мы заперлись и это… Того… Ну, вы понимаете. А потом поругались. Я оделся и ушел.

– Из-за чего поругались?

– Так, не из-за чего.

– А все-таки?

– Ревную я ее. К ней клеится Марк, хозяин «Гамбринуса». Старый козел! Таскает ей духи и зазывает к себе в кабак. Я ей запретил брать от него подачки, а тут Оксанка призналась, что взяла духи. Вот и поругались. И чего поругались? Какой с нее спрос! Она женщина, ей хочется хорошо выглядеть! А мне обидно. Я пока мало зарабатываю, дорогие подарки делать не могу. Аренда жилья, зарплата мизерная. Денег совсем немного. Но я для Оксаны готов расшибиться в лепешку. А она смеется. Говорит, что я пока еще ей никто и запрещать не имею права.

– В сложившейся ситуации алмазик Архарова пришелся как нельзя более кстати, – подал голос Захарчук. И угрожающе сдвинул к переносице белесые брови: – Все равно мы до истины докопаемся. Лучше сам расскажи, как Архарова грабил.

Я увидела, как изменилось круглое лицо Девочкина, разом окаменев. Рома ткнул бывшего сослуживца под столом кулаком в жирную ляжку и, обращаясь к задержанному, миролюбиво продолжил:

– Лично я не верю, что это ты, Михаил, довел потерпевшего до сердечного приступа и ограбил. И чтобы помочь построить доказательную базу твоей невиновности, я должен знать обо всем, что произошло в ночь преступления.

– Ну, что произошло? – вяло протянул парень. – Наорал я на Оксанку, оделся и вышел из отеля.

– В отеле было тихо?

– Когда уходил – да.

– В смысле?

– Минут за десять до того, как я ушел, в номере постояльца что-то загрохотало. А когда я вышел из номера – было уже тихо.

– На что был похож грохот?

– Как будто кто-то вскрикнул и упал. Оксана еще хотела сходить, посмотреть, все ли с гостем в порядке, но я ее не пустил.

– Почему же?

– Здоровенный мужик за сорок, что с ним могло случиться? Мало ли, как он развлекается.

– Ну, хорошо. Вышел ты из отеля. И куда пошел?