5

Увы, но вчерашним надеждам на отдых и сладкий сон не суждено было сбыться. И дело не в покойном Денисе Костыеве, увы – кому-то после трупов кошмары снятся, но я, напротив, спала как убитая (наверно, из солидарности). Часа этак три.

Потом под окна нашего дома принесло пьяного Петьку, который теперь, после развода, живёт в коммуналке в соседнём районе. К сведению, раньше мы вместе обитали в бабушкиной квартире, а комнату он всё порывался продать и непременно продал бы каким-нибудь чёрным риелторам, если б не ухитрился потерять паспорт.

Первоначально бывшего мужа принесло не под окно, а в подъезд – но тут его ждал сюрприз: после случая с вилкой я таки поскребла по сусекам, заняла у соседей и поменяла замок. Так что, поныв у двери минут двадцать и спровоцировав соседа сбоку на активные действия в виде спуска нежелательного элемента с лестницы, искомый нежелательный элемент поплёлся под окна, где долго изливал на весь двор свой не шибко богатый словарный запас. В какой-то момент у меня, признаться, мелькнула мысль попросить соседского сына вновь включить ту ревущую музыку на немецком, которую мне так прекрасно слышно из спальни. Потом захотелось набрать кастрюлю воды и плеснуть её в Петьку через окно, благо я живу на втором этаже и точно не промахнусь.

Но не успела я определиться с кровавой местью, как оказалось, что соседи снизу не выдержали первыми. Ещё бы, им-то его слышно лучше. Не размениваясь на попытки заткнуть алкоголика своими силами, они позвонили в полицию и вызвали участкового, который сначала поговорил с Петькой, а потом поднялся наверх. Я приоткрыла дверь, показала свой паспорт со штампиком о разводе, бумаги на бабушкину квартиру, но от бывшего мужа, к сожалению, не избавилась. Вместо того чтобы прогнать алкоголика нафиг, служитель порядка принялся уговаривать меня пустить пьянь к себе и прекратить тем самым конфликт.

Ага, щас! Подобные идеи уже посещали меня на прошлой неделе, и дело кончилось вульгарным скандалищем со втыканием в меня вилок – о чём я и доложила участковому с предъявлением вещественных доказательств. Увидев «боевое ранение», тот сдержанно посочувствовал и ушел. А Петька, зараза, остался и услаждал слух соседей своими алкогольными воплями ещё как минимум два часа. Когда он убрался, я выждала четверть часа и злобно пошла убирать подъезд от следов его жизнедеятельности.

В итоге я ужасно не выспалась, и теперь, дрожа от холода, бреду в свою школу по покрытым тоненькой корочкой льда осенним лужам. Ледяная корка ломается, ботинки скользят, а я тихонько ругаюсь и вспоминаю, куда убрала перчатки.

В школу захожу со двора. На проходной у нас Галька, а я не знаю, как с ней общаться. Делать это всё равно придётся, но хотелось бы как-нибудь не с утра – дайте уж я хоть кофе перед этим попью. Благо время позволяет – до первого урока ещё полчаса.

Увы, но надежда выпить горячего (сладкого, вкусного!) кофе обламывается – железная дверь таинственным образом оказывается закрыта.

– Не поняла.

Недовольно дёргаю ручку. Пинаю створку ногой. Что там, что там эффект нулевой. Ну что ж, придётся сходить на вахту за ключами.

Благодаря директору и его жабе у нас нет личных ключей от каморки. Один-единственный ключ висит на вахте, его официальный дубликат у дворника (который перманентно в запое), а сделать себе копии у нас с девчонками за год с момента установки нового замка так руки и не дошли.

И, похоже, так и не дойдут, потому, что сейчас на вахте ключа не имеется, зато почему-то присутствует злая до чёртиков Катька.

Подхожу к ней:

– Привет! А где ключ?

Катька пожимает худыми плечами, поправляет тёплую шаль и неопределённо поводит рукой:

– А кто его знает? Исчез вместе с Галей, – в её голосе проскальзывает раздражение – не нравится, видно, на вахте сидеть. – Борис Семёнович бегает, ищет, думаю, скоро найдёт.

Киваю. Это он может. Носиться по школе и что-то искать – как раз в духе директора, он обожает быть в гуще событий. Прирождённый руководитель. Ещё он очень не любит, когда кто-то из нас не появляется на работе, и постоянно приговаривает: «Проспал – позвони, заболел – позвони, попал под машину – так пусть хоть из морга звонят». Ох, чувствую, Гальке достанется.

– Давай, раздевайся, повесь куртку в гардероб, – предлагает Катя.

– Да нет, спасибо, я лучше так похожу.

Угу-угу. Знаем мы их гардероб. Вроде и дети-то все приличные, но из карманов детей всё равно пропадает мелочь (хотя мне это не грозит, я всё храню в кошельке), пару раз терялись перчатки (в общей сложности восемь пар, у какого, наверно, коллекция) а однажды пропала шапка (правда, потом она обнаружилась в туалете). Не сказать что я сильно боюсь за хранящееся в куртке имущество (два носовых платка и стандартный набор карманного мусора), только… да что уж врать, мне просто-напросто лень.

Открываю рот, чтобы сказать что-нибудь из области вселенской мудрости… и тут к нашей вахте подлетает директор. Ну что сказать, валерьянкой от него не несёт. Уже хорошо. Неизменный деловой костюм идеально отглажен, ботинки – начищены, на лице ясно читается лёгкое раздражение. В общем, всё в норме.

– Марина! – зовет непосредственное начальство, не снижая крейсерской скорости. Повелительно машет рукой, я торопливо бросаюсь за ним, благо ждать он не собирается. – Галину не видели?

– В прошлый раз вчера днём, – честно признаюсь я. – Могу дать её телефон…

– Который она не берёт! Нет уж, идите за мной…

Директор заворачивает в коридор и подлетает к нашей каморке, негромко бурча о тех страшных карах, которые непременно постигнут того, кто забрал ключ. Я незаметно вздыхаю. Да-да, виновата, конечно же, Галька, а не та интересная личность, которая экономит на всём подряд. Я это к тому, что к тем замкам, которые продаются в хозяйственных магазинах, в комплекте идёт три-четыре ключа, но новые замки у нас никто не покупает – используют хранящееся в запасах старьё.

Хотя, может, это не экономия – возможно, что он нам просто не доверяет.

Директор подлетает к каморке и энергично толкает железную дверь. Эффект нулевой. Я подхожу следом, хватаюсь за ручку – всё ещё заперто. Сзади насмешливо фыркает как-то неожиданно собравшийся консилиум в лице двоих физруков (и где они прятались, что я их не видела?). У одного, как мне помнится, сейчас должны быть занятия – видно, директор решил, что дело серьёзно. Впрочем, детишки, наверное, только рады.

– Борис Семёнович, вы посмотрели? – интересуется один из физруков, Валерий Не-помню-чеевич Колобков. Он у нас, кстати, мелкий и лысый, правда, в объёмах слегка подкачал – до настоящего колобка ему толстеть и толстеть.

– Я отправил трудовика, – опускает глаза директор (не от смущения, просто он выше). – Скоро придёт.

Трудовик появляется минут через пять: высокий, сутулый, взъерошенный и без шапки. На вид ему лет двадцать пять, и для него наша школа это первое место работы.

Мне сложно представить, кто в двадцать первом веке пойдёт учиться на трудовика. Народ идёт в педагогические вузы или по принципу «куда взяли», или как продолжатель учительских династий. Но трудовик не очень похож на представителя династии, да и особых способностей к этому делу у него явно не наблюдается. Зато он хотя бы не жалуется (поневоле вспомнишь нашего физика, тот вечно ходит с кислым лицом).

Впрочем, сейчас и трудовик не выглядит особо довольным.

– Г-галина там, – запинается он, – сидит. Голова на столе, лицо набок, вся… синяя. Рядом лужа…

– Крови? – уточняю я. На меня тут же шикают. А что тут такого? Вопрос, как по мне, резонный.

Трудовик запускает в волосы пятерню. Директор убирает телефон в карман, физруки отлипают от стеночки, я навостряю уши и подозрительно щурю глаза.

– Н-нет. Какая-то засохшая хрень вроде пены. Вот здесь, – он машинально подносит конечность к своей небритой физиономии, но тут, спохватившись, вертит ладонью в воздухе, – у лица.

– Ключи? – хищно осведомляется директор. И ведь никто, заметьте, его не затыкает!

– Рядом, на столике.

– Так-так, – директор ощутимо мрачнеет.

Я уже говорила, что он плохо скрывает эмоции? Так вот, по сравнению с обоими физруками Борис Семёнович просто Джеймс Бонд. За покерный стол им лучше вообще не садиться; впрочем, за «мафию» тоже. Хотя… да кто бы говорил! Я, кстати, тоже далеко не секретный агент – саму себя, мне, конечно, не видно, но окружающие наверняка отмечают что-то вроде неестественно бледности. А ещё у меня пальцы дрожат.

– Ломаем дверь? – предлагает Колобков. Директор хмурится, сводит брови на переносице, окидывает железную створку подозрительным взглядом и неуверенно заявляет:

– Сможете снять с петель?

Теперь уже дверь в каморку изучают специалисты (т.е. физруки), и что-то особого воодушевления на их лицах не наблюдается. У каждого свой букет эмоций, трудовика до сих пор пробивает мелкая дрожь, но мужики единодушны в одном – в здоровом профессиональном скептицизме.

– Тут, это… – выдаёт наконец трудовик, заметив, что старшее поколение предпочитает отмалчиваться, – лучше, того… с другой стороны.

То есть со стороны комнаты. В которую нам как раз не попасть, потому что окна мы закрываем на шпингалеты (собственноручно этим занималась – теперь вот жалею, почему же не поленилась!). Всё равно, значит, чем-то придётся пожертвовать – дверью, стеклом или… Галькой.

Тут меня словно дёргают за язык. Подскакиваю, как воробей, и бойко (словно за стенкой не лежит труп бывшей подруги) выкладываю то, что безуспешно пыталась сформулировать раньше:

– Нам нужно вызвать полицию!

Ну вот, пожалуйста, вякнула. Все мы задним умом крепки. Вроде бы и сказала всё правильно, но директор щурит глаза уже на меня (сначала он пепелил злобным взглядом трудовика). Поправляю куртку, рассеянно улыбаюсь. И эта улыбка почему-то выводит его из себя.

– Оставим полицию, – бухтит он, стремительно багровея. Как странно… раньше бледнел, а сейчас покраснел. – Вы двое, идите на уроки, дайте детям задание, пусть не сидят без дела. Мы с Колобковым остаёмся здесь, а вы, Марина, – он наклоняет голову набок, и я получаю возможность разглядеть его крючковатый нос с нового ракурса, – сходите-ка к Павлычу за ключами.