Глава 1. Начало пути

Илсаян медленно восходил на розовеющий небосвод. Поднимаясь огромным кроваво-красным шаром, окружённым золотистыми всполохами, светило постепенно светлело и теряло «небесные пряди». День шествовал по миру, отгоняя властвующие в ночи тени подальше от лесов, полей, рек… и от поселений.

На едином материке, окружённом сине-зелёными водами солёного Ардария, где обитает немыслимое количество живых существ, расстелилось государство, именуемое Ардия. С древних времён тут кипела жизнь. Единство и братство давно поселились в душе каждого жителя. Они существуют в единении с природой, друг с другом, но каждый отдельный народ живёт по своим правилам.

В ледяных пустынях, в крае Мудрости трудятся афайимы. У них нет магии, как у остальных народностей этого мира. Они предпочитают отдаться во власть науки и прогресса. И именно поэтому они уважаемы во всех краях. Нужно снадобье от хвори? Или способ обработки минерала устарел и требуется новый? Душевная боль вызывает бессонницу или ментальная связь с умершим родственником утягивает за Грань? С этими вопросами стоит обратиться к афайимам. Они знают толк в таких вещах – давно нашли ответы практически на всё, что только можно себе представить.

В дремучих лесах Триатрона, которым нет конца, бродят и охотятся леры, или как их называют визитёры из других миров – лемрияры. Они хранят покой Древа Жизни, которое является источником магической силы в Ардии, следят за разнообразием животного мира и знают все растения и все виды животных на материке. Они ведут летописи, изучают каждый уголок, каждую травинку.

На красных песках, среди звона металла и шума литейных мастерских неустанно работают изримы- Алые Феи. Зовут их так за приятный румянец и длинные остроконечные уши с маленькими кисточками. Среди них много кузнецов, стеклодувов, литейщиков. Всё, что связано с песком и металлом, подвластно им. А их посуда и утварь славятся на всём материке.

На бескрайних полях и пашнях, в степях, на равнинах и взгорьях, выращивают урожаи и пасут скот туаримы. Невероятно трудолюбивый и крепкий народ довольно суров и молчалив. И опаснее их байсаров, безумных воинов, малым числом умеющих разгромить полчища противника, нет никого на свете. Они свирепы, грозны и неукротимы. Уж сколько минуло времени, как война стёрлась из памяти всех народов Ардии, но байсары помнят. И стерегут свой край.

Более верующих, чем лариимы, нельзя встретить нигде. Они свято чтят свои устои. Именно в их крае, среди обилия воды на равнинах, посреди озера-моря Анкхам, в цитадели под храмом находится Око Создателя – Провидец. Он видит всё, он знает всё, ничто не укроется от взора его. От громоподобного голоса дрожат стены, рябь идёт по воде и страх расцветает в душе. Но лариимы привычны к такому, а потому живут в гармонии: ткут, плетут, шьют, выращивают жемчуг и окультуривают рисовые поля, а также ловят рыбу.

В высоких горах, которые вершинами уходят едва ли не выше облаков, там, где берёт начало великая и благодатная река Ул, живут фриворы – строители кораблей и домов, рабочие шахт и рудников. Они молчаливы и суровы, как туаримы. И так же беспощадны. Но благороднее их и честнее в Ардии не сыскать.

На страже мира и процветания стоят мужественные каларимы. Они оберегают Ардию от тварей Мрака – патрулируют границу с силовым полем, восседая на крылатых ящерах – харах. Стражи редко ходят по земле. Они строят дома в четыре яруса на высоких деревьях и вырубают целые поселения на отвесных скалах. Их стихия – Небо.

***

В Туариме жители всегда просыпаются рано. Стоит только взойти дневному светилу, как слышатся голоса ардийцев, хлопки сарайных дверей, лязг металла и рёв скота. Земледельцы не сидели без дела. Их удел – ухаживать за садами и полями, пасти, сажать, собирать. Туаримы – гордый и сильный народ. Они не принимали правила других земель. Однако с соседями никогда не воевали и чтили всех без исключения Вахди¹, обычно не спорили с их Торай² и занимались тем, для чего родились.

Да и когда спорить? С утра нужно отворить загоны – выпустить домашнюю птицу, насыпать зерна в кормушки и налить родниковой воды. А с туярами нужно поосторожнее: сейчас пологодье – пора между зноем и слезами Бури-Матери, и у шестирогих быков в это время брачный период. Сдоить у тёлок утреннее молоко, а потом будить семью и пригласить к столу. Ну а после утренней трапезы одни арди пойдут на поля косить, вторые – в сады и на пашни, третьи – на молитву, а четвёртые – в военный лагерь при храме.

Ифия проснулась с трудом. Она едва смогла подняться и опустить ноги на деревянный пол. В горле пересохло, а попытка откашляться привела к неутешительному выводу – голос охрип. Немного посидев и придя в себя после прерывистого ночного сна, она медленно встала. По телу прокатилась волна неприятных покалываний, и Ифия тут же зашипела.

Сестры в комнате не было. Видимо, ушла рано утром в храм. Вчера она обмолвилась, что собирается посетить святую обитель, чтобы возложить дары Киросе Златокудрой – Вахди Земли – и попросить её, чтобы малыш был здоров и крепок. Отговаривать Даллу от чего-то – значит проиграть ещё до того, как начался разговор. Она никогда не отступала и всегда делала что хотела. Даже муж сказал, что Далла слишком религиозна. Это сказал сам Торай! А кто, как не он, обычно ратовал за соблюдение правил и присутствие молитвы в жизни каждого туаримца?!

Вспомнив осуждающие речи Турна, Ифия лишь хмыкнула – никакими доводами из Даллы это не выбьешь. Если она порой забывала о том, что нужно есть и спать, и иногда проводила больше суток в молитве, то понять, почему это не так уж и правильно, она может только сама. Или же Кироса внезапно явится к ней и объяснит, почему делами доказывать свою веру действеннее, чем словами.

Ифия подошла к колыбели, в которой спал младенец. Она несколько альрон³ смотрела на сына, который принёс ей столько боли и, одновременно, радости. Половину дня она не могла разродиться. Ребёнок появился, когда тьма и свет уже боролись за главенство.

Улыбка засияла на смуглом лице Ифии. Она была ещё слаба, хотя после родов прошло несколько ликов⁴, однако не могла не радоваться тому, что семья стала полной. Больше ста годичных циклов⁵ пришлось ждать и верить, что случится чудо. Сотни попыток и тысячи свечей, зажжённых у статуи Киросы в Храме Земли. Турн тогда даже отправился в цитадель, чтобы лично попросить Длань Иллахима об услуге.

Вспоминая, с каким лицом, полным отчаяния и скорби, Турн вернулся домой, Ифия не могла унять подступавших слёз и дрожи в голосе. Муж лишился магии Торай, выбрав между долгом и семьёй. Он говорил, что не жалел об этом ни капли. Однако Ифия замечала всё чаще, что он не спал ночами и грустным взглядом смотрел на Лирис и Дирияка, одновременно поднимавшихся на звёздном небосводе.

Но когда впервые накрыла сильная слабость, закружилась голова, а арай поселения сказал, что Ифия понесла и уже в пологодье может родить, Турн был счастлив. Он готов был носить жену на руках, сдувать с неё пылинки, несмотря на то, что в своё время одолел её на поле для поединков за право стать главой семьи. Она обязана была следить за домом, стирать, убирать, готовить, держать скот и работать на полях. Но Турн не желал следовать правилам. Он никакому обстоятельству не позволял навредить малышу – говорил, что его жене, как представительнице расы людей – руат – не следует перетруждаться. Руат хрупки, а родить ардийца и выжить способна не каждая.

– И какого тирна ты встала? – укоризненно прозвучал испуганный голос Даллы. – А ну живо ложись обратно! Я сама покормлю малыша, как раз и Хейланта проснулась!

Первое время после родов – целое осемье⁶, а иногда и больше – дитя кормит молочная мать. В случае смерти настоящей ану⁷, она воспитает и вырастит его. Но Ифии хотелось взять своего малыша на руки и прижать к груди.

– Моран. – Ифия посмотрела в глаза своей сиэ. – Его зовут Моран. Отныне и впредь это его имя, – с нажимом повторила она.

Далла выгнула бровь и скрестила руки на груди:

– По правилам малыша должна назвать молочная мать. Так велит обычай, Ифия, и…

– И ты будешь звать его Моран, – отрезала Ифия.

Сестре это не понравилось. Она уже открыла рот и сделала вдох, чтобы возразить, но остановилась, глядя в блеснувшие недовольством карие глаза Ифии. Та, принимая благоразумное молчание сестры, довольно улыбнулась и слабо кивнула. Она была абсолютно уверена, что Далла разозлилась, но ей было всё равно. Сейчас другие заботы, нет времени выяснять, кто прав, а кто – нет.

Турн несколько ликов назад отправил весточку в край Воды, пригласив на праздник рождения близких, с которыми разлучил ритуал Йанри. Скоро должны прибыть гости, нужно их где-то разместить. Гостевые покои уже застелил и подготовил Турн – по обычаю, это всегда делает глава семьи – а вот остальных арди уложить негде. Немного поразмыслив и наблюдая за тем, как Далла кормит Морана, Ифия решила развернуть шатры в саду и положить рядом с каждым по два осветительных кристалла, чтобы они до заката напитались светом.

Не успела Ифия составить план работы, как в дверь постучали. Она заметила, как нервно копошилась кровница, и выставила раскрытую ладонь, велев ей не вставать и не отвлекаться.

***

Утренний воздух, казалось, пропитался терпким запахом пота. Ветерок не мог развеять жёгшую глаза и ноздри хмарь, и приходилось часто ходить к роднику, чтобы умыться и ощутить лёгкую прохладу воды. Но по возвращению всё начиналось снова – те же запахи, дурманившая духота, несмотря на рассветное время, и бесчисленное количество звуков – от лязга металла до тяжёлого дыхания и криков арди.

Турн мог позволить себе расслабиться и оглядеться: взгляд его был устремлён на белые шапки просторных шатров, стоявших посреди океана разнотравья. Однако Турн никогда не был беспечным. Сорок циклов на службе в армии Ардоса и ещё столько же – Торай, приближённым магом Киросы, Торай, сделали своё. Острый слух вкупе с необычайно быстрой реакцией позволяли быть всегда наготове и отражать атаки молодых и гордых собой юнцов.

Без магии непривычно, нужно полагаться на инстинкты и быть вдвое внимательнее и быстрее, чтобы не получить укол в бок или не попасть под диагональный замах.

Турн уклонился от выпада, перехватил жёстко руку противника, заломил и локтем ударил по голове, а потом добил падающего бойца ударом ноги. Слушая сдавленные стоны молодого воина, который, стиснув зубы, пытался подняться с песка, Турн сделал пару шагов назад и снова посмотрел вперёд, размеренно дыша и разглядывая место, которое за долгое время стало таким же родным, как и дом.

Храм Земли, Иагата Эремай, как называли его туаримцы, стоял среди яркой зелени и возвышался многоугольным зданием с силовыми колоннами и прозрачным сияющим куполом из калёного стекла. От толстых стен с идеальными блоками кирпичей веяло древней силой, которую можно почувствовать даже без магии. Массивные отлитые двери с металлическим узором приветствовали каждого входящего своей красотой и необыкновенным величием. А мягкий песок на широкой и ровной тропе облегчал путь страждущего к той, что могла унять тревоги и дать совет в минуты крайней нужды.

Любил ли он её, как любят родного арди? Безусловно, да. Даже больше, чем любили друг друга родственники или супруги. Это чувство осталось даже тогда, когда не стало магии. Кироса подарила ему силу и долгую жизнь, но ещё она отдала ему саму себя, ту часть, благодаря которой Турн мог с уверенностью сказать, что является продолжением самой Стихии Земли. Он принадлежал ей всецело и безоговорочно. И сейчас чувствовал её взгляд, который наблюдал безотрывно из маленького окна рядом с балконом на втором этаже храма, под самым куполом. Турн словно видел самого себя, задумчивого и сосредоточенного арди. Высокий среброкожий воин в пыльном коричневом жилете и штанах до колена, безоружный, но по-прежнему опасный и непобедимый байсар. Он видел свои слабости, но Кироса предпочитала их не замечать. Он знал это наверняка, потому что бесконечно длинное мгновение смотрел на себя её глазами, пока Вахди не отвернулась на зов коренастого прислужника.

Противник вытер бежавшую кровь из носа, прорычал, сжал крепче рукоять меча и бросился в атаку. Сделал несколько диагональных взмахов, но Турн уклонился от острия, двигаясь влево-вправо и отходя назад. Он крутнулся на одной ноге и пригнулся, уйдя от горизонтального удара, попытался сделать подножку, которую воин, подпрыгнув, благополучно избежал. Напоследок поднырнул под руки с опускавшимся вертикально клинком, ударил по бедру, потом в подбородок, схватил за жилет, заломил руку и вытряхнул меч из ладони. С размаху нанёс победный удар головой в переносицу и отпустил бедолагу в свободное падение на песок тренировочной площадки.

– Слабо, очень слабо, Вельгар, – порицательно прокомментировал Турн, покачав головой. – Ты мог ранить меня как минимум трижды, один раз даже убить. Но ты предпочёл бесцельно махать маяном перед моим лицом. Я тебе не маленький кошак, чтобы со мной играться.

Сдаваться Вельгар не собирался. Юношеская спесь после помазания осталась и сойдёт ещё нескоро. Звериная байсарская ярость зарождается в амбициях, но её нужно уметь контролировать, чтобы давать разуму свободу. Пока Вельгар этого не делал. Он поднялся и, едва стоя на ногах, бросился на Турна. Тот извернулся, бросил юного воина через себя, наступил ногой на его горло. Только лишь посмотрев в глаза можно было понять, сколько злости готово вылиться наружу бесконтрольно, сколько ненависти к наставнику крепнет и нарывает, словно язва. И всем этим заправляет жажда победы, которая не даёт трезво смотреть на вещи.

Остальные байсары смотрели на показательный бой, держа в руках оружие и переговариваясь. Даже они заметили, что меч лежит поодаль на песке и при удобном случае его может взять противник. Смерть для байсара священна, но без чести, как потрёпанный собратьями найгун, умирать не положено, и это считалось скорее грехом, чем достойным уходом.

Турн сделал то, что задумывал: он позволил Вельгару вырваться при помощи захвата и намеренно расслабил стойку. Едва упал на песок, тут же сгрёб рукоять маяна вместе с горстью песка, под радостный вопль воина привстал и как следует замахнулся, резанув по диагонали от левого бедра до правого предплечья Вельгара. Крики стали болезненными, кровь разбрызгалась по песку снопом голубых искр и окрасила одежду внушительными пятнами.

– Арай! – громыхнул Турн и поднялся на ноги.

Клинок полетел за пределы песчаного круга. Турн стряхнул с себя налипшую пыль и выпрямился, нависнув над раненым воином, который потерянным взглядом смотрел в голубые небеса и уже готовился отойти за Грань.

Менас, как всегда, не спешил. За глаза многие называли его личным мучителем костлявой Сборщицы, потому что от ранения до лечения проходило много времени. За этот период бедолаги успевали вдоволь накричаться, наплакаться, подержать в руках свои внутренности и потерять сознание от боли. Арай нарочито медлил, будто позволял воинам узнать, как выглядит смерть, и только потом вырывал несчастных юнцов из её ледяных, лишённых кожи и жил ладоней.

– Тебе сенного столба мало, Торай? – раздалось ворчание пожилого лекаря. —Косишь всех без разбору, как траву в пологодье! И это меня зовут истязателем на службе у Смерти? Кажется, этот титул нужно со всеми почестями пожаловать тебе, Турн.

Под бесконечное ворчание Менас присел рядом с Вельгаром, лежавшим на кровавом песке, засучил рукава длинного халата и простёр над телом руки. Он ненадолго замер, а потом достал из кармана небольшую склянку, привычно откупорив её зубами. Запах свежескошенной травы, едва уловимый, сменился гнилостной вонью, а после развеялся, оставив после себя аромат хвои. Несколько капель лекарской настойки подготавливали рану к заживлению. Стоило окропить ровные края жидкостью, как тут же та зашипела и начала испаряться.

– Больше будет по сторонам смотреть, – перекрикивая громкий стон Вельгара, грубо отозвался Турн.

– Ага, как же, усмотришь за собой. Ты же шустрый, как амбарная рынь. Вреда много, а за хвост поймать ещё никому не удалось! – хохотнул Менас, тряхнув ладонями.

У старого арай не сразу получалось призвать магию исцеления. Он с трудом помнил, как его звали, а тут приходилось лечить такие глубокие раны. Не навредил бы однажды. Турн решил, что пора отпустить Менаса на покой. Лекарь давно грезит о Храмерии, прекрасных садах и домике рядом с водопадом. Спустя добрых шесть отликов бывший лариимец наконец-таки сможет вернуться домой и завершить жизненный цикл.

За долгие сроки Менасу так и не удалось оставить после себя добротное потомство. Кого-то сожрали звери, кто-то пропал в лесу или свернул себе шею. Кто-то сгинул в горах или в пустыне. Судьба забрала у рода Генарт шанс на продолжение. Последний из рода умрёт на своей родине. Турн как никто понимал Менаса, его желание хоть что-то сделать для себя и для туаримцев. Но… пора. Как бы арай ни противился, нужно поставить точку в длинной летописи.

Лечение было недолгим, но даже оно смогло вызвать на лбу Менаса лёгкую испарину. Всё же тяжело ему давались такие действия. Он встал, покачнулся, выдохнул, а потом ушёл восвояси, бросив короткое: «Выживет». А Вельгара, всё ещё тёмного, как лунный камень, взяли под руки несколько воинов. Они вели его к храму, по очереди порицая и читая нравоучительные лекции о правильном сражении.

Турн смотрел им в след и качал головой. Кажется, этот глупый и самонадеянный храбрец так и не научится быть тем, кем ему полагается. Как и все они.

«Ты сам был таким», – пронеслось в мыслях насмешливое послание Киросы.

«Он не усвоил урок, Вахди», – подумал Турн скорбно.

«Усвоит, – настойчиво парировала она. – Как и все они».