Все возможные совпадения с конкретными людьми и обстоятельствами являются исключительно случайными.

Фамилии изменены.

Права честных граждан защищены – поскольку в повесть вкралась юридическая ошибка, данное литературное произведение непригодно в качестве пособия для нарушителей закона.

ПРОЛОГ

Время действия: 19 апреля 1999 года.

Место действия: Москва, морг.

Колесики каталки, ритмично поскрипывая, скользили по присыпанному хлоркой кафелю. Йорик знал: сейчас, у двери, там, где отсутствует одна плитка, нужно будет толкнуть каталку посильнее. Чтобы не застряла.

– Ну, вот что, нельзя плитку вставить? – плаксиво запричитал он еще на подходе к препятствию. – Что, уже нет средств всего лишь для одной плитки? Что, нанялся я тут, что ли, надрываться? И так каждый день, каждый день… Всю жизнь, всю жизнь…

Этот старый, почти слепой санитар всегда на что-то жаловался и всегда чувствовал себя крайне несчастным. За что его и прозвали – Бедный Йорик. Таков был здешний, морговский юмор.

Йорик все же преодолел препятствие и покатил каталку дальше. Тело, накрытое белой простыней, чуть вздрагивало на неровностях пола.

– Ну что их вскрывать? Нет, ну зачем вскрытые проводить, – не унимался бедный Йорик, – когда и так все ясно. Вон, вся грудь в кровище. Пулевое ранение, уж у меня-то глаз наметанный. Вон дамочка лежит – у ней тоже – пулевое. А у этого вот господина хорошего – ножевое ранение. Чего тут вскрывать-то? Время тратить, государственные средства – тоже. Ну, чего вот тут вскрывать, когда все ясно и без песен. Люди опытные, знающие – написать заключение и не терзать больше покойничков. С них уже хватит, мирского-то нашего, хватит, хватит… Ох-хо-хо, грехи наши тяжкие. Все чего-то вскрывают, вскрывают. А что вскрывать-то? Все и так ясно…

Йорик подтолкнул каталку ближе к двум таким же уже стоящим в полутемном холодном зале. Поочередно откинул с покойников простыни. Низко склонился, подслеповато вглядываясь в лица – женщины и двух мужчин.

– Ничего себе дамочка, – хмыкнул, причмокивая губами, – красивая. И как же тебя угораздило, красивая, а? А как же магнетизм души, как же магнетизм души?..

Бедный Йорик потянул носом: от волос покойницы все еще пахло духами.

– Господи, как же я не люблю покойников, да, да, да, – с гримаской крайнего неудовольствия посетовал бедный Йорик, – и холода, холода здешнего, запаха формалина не переношу, нет, нет…

Вспыхнул яркий свет, и Йорик в страхе отпрянул от мертвецов.

– Опять? – сказал вошедший человек в бледно-зеленой шапочке и такого же цвета пижаме.

За ним, переваливаясь на слоновьих ногах, тащила поднос с хирургическими инструментами пожилая толстая санитарка в белом.

– Я только посмотрел, – заплакал бедный Йорик, – только посмотрел.

– Что на них смотреть-то? – неожиданно тоненьким для ее могучего тела голосом заговорила санитарка. – Понимал бы что-нибудь, а то – посмотрел, посмотрел…

– Правда что, – хохотнул человек в светло-зеленой пижаме, – резать их надо, резать, чего на них смотреть-то?

– Я слепой почти, – пуще заплакал Йорик, – я не вижу ничего. Ничего не вижу, не вижу, не вижу…

– Сейчас посмотрим, – сказала санитарка, – сейчас мы все увидим. Все-все-все…

Глава 1

Время действия: до 19 апреля 1999 года.

Место действия: Москва.

Ключ никак не мог попасть в замочную скважину. Сумка соскользнула с руки, пакет молока громко шмякнулся и смачно лопнул. За дверью надрывался телефон.

– О, господи, – задыхаясь, бормотала Юлия. – Ну, пожалуйста, пожалуйста, давай, открывайся, ну же…

Наконец дверь отомкнуть удалось. Юлия стремглав ворвалась в квартиру, тяжело дыша, дотянулась до телефона. Она очень боялась, что на том конце провода трубку уже положили. Слишком долго возилась с замком, слишком долго.

– Алло, – сказала все же с надеждой.

– Здравствуйте, – приятный женский голос звучал удивительно безмятежно. Особенно по сравнению с этим Юлиным смятенным «алло». Женщина на том конце провода даже удивилась немножко Юлиной тревоге. – Я по поводу обмена. Вас не смущает дом с газовой колонкой?

– Смотря какой дом и где, – придерживая дыхание, уточнила Юля.

– Десять минут от метро Таганская, – как само собой разумеющееся, произнес голос в телефонной трубке.

Юля встрепенулась:

– Что за квартира?

– Пятый этаж восьмиэтажного кирпичного дома. Пятьдесят четыре метра общая площадь. Комнаты девятнадцать и пятнадцать. Кухня семь с половиной. Балкон. С Андроньевской площади виден этот дом.

Юля подошла к окну. С высоты ее восьмого этажа площадь, некоторое время носившая имя революционера Прямикова, и серая церковь на ней выглядели маленькими, уютными и немного нереальными, словно макет в музее. Андроньевский монастырь был правее и из Юлиного окна не просматривался. А дальше, на той стороне площади, торчал розоватого кирпича дом. Сколько раз Юля сетовала на то, что этот дом заслоняет ей полный вид на Красную площадь: «Либо взорвать, либо переселиться в этот дом». – «Никто нам там квартиру не предложит», – отвечал на это Алеша, и Юля с ним минорно, но легко соглашалась. Конечно, не предложат. Это было бы слишком хорошо, так хорошо, как не бывает.

– Так мы можем переглядываться, – стараясь не выдать своего волнения, сказала Юля, – у меня шестнадцатиэтажная бело-салатовая башня по другую сторону площади.

– Да-да, я вас тоже вижу…

«В конце концов, – подумала Юля, – рано или поздно должны же мои усилия увенчаться успехом».

– Замечательно, – вежливо-холодно подытожила она, – в принципе нам подходит. Но – надо смотреть.

– Разумеется!

– Сегодня вечером… Муж придет с работы… Вам удобно сегодня вечером? Меня зовут Юлия.

– Елена.

– Очень приятно.

– И мне, Юля, очень приятно познакомиться. Вы с кем съезжаетесь?

– С мужем.

– А я с мужем размениваюсь. С бывшим мужем, – задумчиво сказала Лена. – Кто-то теряет, кто-то находит. Когда-то мы тоже сменивались. Теперь вот размениваемся. Что поделаешь? Диалектика…

– Вы еще встретите свое счастье, – Юля отреагировала машинально, дежурным утешением, – непременно встретите…

– Да, и тогда снова будет обмен, – горько рассмеялась Лена.

И Юле стало неловко за свою бездушность. Когда у тебя в семейной жизни все хорошо, очень легко стать самодовольной, черствой и перестать чувствовать боль других людей.

– Лена, простите меня, я, наверное, слишком бодро сказала, но ведь и в самом деле, отчаиваться не стоит. В конце концов, развод – это еще не конец жизни. Наоборот, начинается новый этап. Может быть, он будет даже лучше, чем предыдущий.

– О, Юля, наверняка лучше, – вздохнула Лена, – и в этом смысле я полна оптимизма. Потому что хуже – уже некуда. Да. Если бы вы видели моего мужа… Вернее, нет, впечатление-то он может произвести. С виду-то он вполне ничего, сохранный. А вот если бы вы с ним имели несчастье пожить вместе… Вы бы мне сейчас не сочувствовали, а радовались за меня.

– Пьет, – догадалась Юля.

– Хуже.

– Голубой, – ахнула Юля.

– Юля, Юля, вижу, вы совсем еще наивны и неопытны. Если бы мой муж был голубым, я бы с ним дружила. Если бы он был алкоголиком или наркоманом, я бы его лечила, и поддерживала, и сочувствовала бы ему. Хо, с ними еще жить можно, с алкоголиками и наркоманами. Подозреваю, что и с голубыми тоже. Но мой бывший муж, Юлия, не алкоголик и не наркоман. К сожалению. Все гораздо трагичнее и нелепее. Он – маменькин сынок. А это – не лечится вообще, потому что это не диагноз даже, а черт-те что.

– Да, могу себе представить, – пролепетала Юля.

– Так что все хорошо. Надоело, правда, разводиться. Это у меня не первый муж-то. Ну, ничего.

– Надо верить в то, что все будет хорошо, обязательно…

– Конечно, Юля, конечно. И спасибо вам на добром слове. Так вы придете сегодня посмотреть квартиру?..

Юля положила трубку и подумала: хорошо все же, что у нее уже есть Алеша и не надо кого-то искать и пристально смотреть в будущее – вдруг там, в будущем-то, все же не найдется близкого человека, и вновь и вновь придется распалять холодеющий оптимизм и снова напряженно вглядываться в будущее с надеждой. Утомительно.

Торжествующе огляделась вокруг. Сгребла, сколько смогла захватить, валяющиеся тут и там газеты с разноцветно обведенными, мелким бесом напечатанными объявлениями. Потащила кипу к мусоропроводу. Все! Наконец-то! Вариант найден!

Отворив дверь, споткнулась о пропитавшийся молоком коврик и повернула обратно. Сложила отмеченные страницы аккуратной стопкой. Сколько раз уже в жизни такое было – очарование несбыточным. Поманит и пропадет, спрячется, растает. Рано сжигать мосты.

Юлия взяла тряпку, постояла было на пороге, махнула рукой, сложила аккуратно коврик, дотащила до мусоропровода. С эффектным звуком ускоряющегося падения коврик полетел в бездну.

«Не говорите мне о нем, не говорите мне о нем, – запела Юлия, возвращаясь в квартиру. – Он виноват, что я бледна, что людям верить перестала-а-а…»

«Диалектика! Отрицание отрицания, переход количества в качество и еще что-то там, третье, забыла уже, – подумала Юлия, – начинается все хорошо, а в результате получается, что все плохо. И наоборот, случается что-то плохое, а потом выясняется, что все, что ни делается, все к лучшему».

Юлия отыскала трубку радиотелефона и принялась пальцем тыкать в кнопки.

– Алеша! Я тебя прошу приехать пораньше. Зачем? Сюрприз. Говорю же: сюрприз! Хорошо, скажу. У нас вариант наклевывается. Как чего вариант? Вариант обмена. Обмена. Квартирного. Ну, да. И нас сегодня позвали посмотреть квартиру. Как ты думаешь, где? Нет, ты угадай. На Малой Коммунистической… О, представь себе. Тот самый дом, который нам обзор загораживает. Ты рад? Нет, ты скажи, ты рад? Не буду тебя отвлекать больше. Я договорюсь, что мы придем смотреть квартиру в семь. Не опаздывай. Целую.

Да, сегодня положительно удачный день.

Юля пребывала в добром расположении духа вплоть до семи часов. Даже с минутами. А точнее, злиться она стала уже непосредственно в половине восьмого. В восемь, когда заявился Алеша, Юлия уже поднакопила изрядный заряд желчи и негодования.

– Пробки, – оправдывался Алеша.

– У тебя всегда пробки! Было ли когда-нибудь такое, чтобы ты не опаздывал?

– У меня просто много дел!

– Я же тебя просила! Специально просила!

– На дороге пробки.

– Пробки на дорогах у всех. Но не все опаздывают!

– Не будь такой занудой!

– Я!?! Ты опаздываешь, а я – зануда?! Есть ли предел несправедливости?! Люди добрые! Он опаздывает, а я же еще и виновата кругом!

Переругиваясь, впрочем, беззлобно, они дошли до нужной двери.

– Простите, Лена, мы припозднились.

Пол в коридоре покрыт стареньким линолеумом. Обои старые обшарпаны. Зато потолки высокие.

– Квартира, конечно, требует ремонта, – говорила Лена. – Тут до нас с Виктором была коммуналка. Сразу, когда сюда въехали, ремонт мы делать не стали. А потом уже собрались разводиться. Не до ремонта.