Я шагаю вперёд и, наплевав на толпу свидетелей, врачей и трущегося где-то рядом Соколова, обнимаю Мирона за шею, глажу его каменные напряжённые плечи. Утыкаюсь носом ему в грудь и жмусь сильнее, прощая себе эту минутную слабость. Глотаю запах Мирона, зарываюсь пальцами в его волосы под тихое шипение. Трогаю. Трогаю.
И клянусь, что, как только эта ночь закончится, между нами, всё будет как прежде. А пока можно позволить чувствам взять контроль над разумом.
– Испугалась? – звучит тихо около самого уха.
Его руки гладят мою спину, плечи, спускаются к талии и притягивают к себе ещё ближе.
– Да. Очень.
– Я извинюсь.
Вскидываю голову и, прищурившись, смотрю в тёмные порочные глаза Мирона. Он и в этот момент думает лишь о сексе? Ужасный человек. Ужасный, испорченный и такой манящий, что, несмотря на всё произошедшее, у меня сводит судорогой низ живота.
– Извинись сейчас.
Мирон хмыкает и тянется к моим губам.
– Мир, там полиция подъезжает, – голос Соколова доносится как через вату. – Пора валить.
Чёртов ревнивый Саша! Оборачиваюсь и смотрю на парня, сверлящего нас – по большей части меня – гневным взглядом налитых кровью глаз.
– Поехали, – говорит Мирон и, переплетя наши пальцы, тянет за собой.
Без пререканий забираюсь на заднее сиденье «майбаха», Гейден садится рядом, притягивая к себе за плечи. Откинув голову назад, зажимает нос, пока Саша, дав по газам, увозит нас от этого страшного поля.