Глава 2

Шум в моих ушах мешает концентрироваться на неформальных мужских разговорах за столом, где присутствует единственная женщина – я. Я в подобной компании не в первый раз, и обычно дискомфортного в этом ничего нет, ведь от меня на таких неофициальных встречах ничего не требуется, только улыбаться и иногда подавать голос, но сейчас мне душно…

Мне душно.

Подняв к горлу руку, просовываю палец под высокий воротник своего платья и оттягиваю его вниз.

Я чувствую взгляд, на который хочу ответить!

Встретить его со всем своим хладнокровием и самообладанием, но для этого я хотя бы должна была быть готова. Должна была знать, КОГО увижу сегодня вечером, и пережить всю эту карусель кружащих меня эмоций наедине с собой, а не на глазах у такого количества свидетелей.

Нам с Егором уступают большой кожаный диван, Андрей и двое мужчин, имена которых я сейчас не в состоянии запомнить даже на час, садятся за стол так, что Градский оказывается напротив нас с Рязанцевым.

Я все же поднимаю глаза. Хладнокровно или нет, но мне это необходимо.

Он смотрит прямо на меня. Смотрит через стол без напряжения, каких-то эмоций, но неотрывно. На мое лицо, волосы. Больше всего на мое лицо.

Изнутри меня обжигает ядовитым кипятком.

Зачем он смотрит? Что ему нужно?! Пять лет. Пять гребаных лет прошло!

Я уже не та двадцатилетняя дурочка, которая верила в любовь и не верила в секс без любви. Я научилась трахаться без чувств, как он и завещал, и мне это понравилось. Да, понравилось. Зачем что-то отдавать, когда можно только брать, брать, брать.

Мои глаза предательски фиксируют все. Все. То, что он сменил прическу, теперь он носит более короткую и консервативную стрижку. То, что уголки его строгих губ опустились, будто он редко улыбается, а морщинки на лбу стали глубже: в двадцать шесть они были еле заметны, теперь же делают его старше, грубее, серьезнее. То, что он стал чуть крупнее, будто нарастил мышцы на крепком торсе, хотя он жилистый и гибкий, как и прежде.

– Град вчера прилетел, – говорит мой брат, хлопая своего некогда лучшего друга по плечу.

Я знаю, что последние пять лет они поддерживали связь, но общались урывками. Андрей занимался расширением своего бизнеса. Вместе с Рязанцевым они строят дома на Бали, и продают их клиентам Андрея через его фирму. Мой брат и Градский изредка встречались за границей, когда их местоположение совпадало, ведь Влад менял страны как перчатки. Англия, Япония, Китай, Индонезия…

Я не знала, увижу ли его когда-нибудь снова.

Отголоски тех дней, когда я металась внутри себя от этого понимания, тупой фантомной болью отдаются в груди.

Мне надоело себя мучить. В какой-то момент я перестала следить за перемещениями Градского по свету. Перестала следить за его жизнью, убегала от новостей о нем как могла. Я знала главное – он был далеко и возвращаться не собирался.

Что изменилось теперь?!

Те дни, наш ненормальный чокнутый роман без правил, которые Влад так не любил… никто о нас не знал. Никто, кроме моей подруги. Эти дни были только нашими. Только моими. Фейерверком из моих чувств и эмоций. Даже спустя годы они тлеют в душе воспоминаниями, к которым я боюсь прикасаться…

Я ни о чем не жалею. Не могу жалеть.

– Надолго ты у нас? – подаю голос, решаясь задать вопрос, который рвется из меня, как неуправляемый кашель.

Мне нужно знать, необходимо.

– У вас? – забавляется он моей формулировкой, чуть выгнув прямые темные брови.

– Да, у нас, – повторяю спокойно, забирая у официанта свой бокал с игристым.

– Еще не решил, – отвечает Влад без тени веселья или лени.

Моего плеча касается рука Егора, и он по-свойски прижимает мое тело к своему боку.

Влад провожает этот жест глазами, но выражение его лица настолько закрытое и нечитаемое, что я просто отворачиваюсь.

От звуков его голоса внутри что-то с надрывом трескается. Пять лет. Я не видела его пять гребаных лет.

– Один бокал, и уходим, – напоминает Рязанцев, повернув мое лицо к себе.

Его пальцы держат мой подбородок. Он оставляет поцелуй на моих губах и заглядывает в глаза.

– Да? – спрашивает с нажимом.

Я готова выпить этот бокал залпом. И я готова уйти. Сбежать. Поэтому тихо отвечаю:

– Да…

– Егор, пошли покурим, – Андрей кивает на двери веранды, которая есть в этом заведении. – Китайцев обсудим, пока ты не ушел. Эти ребята такие прыткие, что я их боюсь. Как ты жил среди них, ниндзя? – а это уже обращение к Градскому.

– Я жил в Тибете, – поправляет тот.

– Медитировал? – усмехается Егор.

Он снимает с моего плеча руку и поднимается из-за стола вслед за Андреем.

– Вроде того, – отвечает на его вопрос Влад, откинувшись на спинку стула. – Искал себя.

Егор и Андрей скрываются на веранде, которую со своего места я вижу отлично.

Недавно мой брат начал курить, отчитывать его за это сложно. Чем больше ответственности у него появляется, тем сильнее портится его характер, в нашу последнюю встречу мы даже поссорились.

Несколько минут я рассматриваю обстановку. Болтаю игристым в бокале и проверяю телефон. Все что угодно, лишь бы не смотреть перед собой, на сидящего напротив мужчину.

Двое гостей, владельцы юридической фирмы, с которой брат планирует сотрудничать в ближайший год, отправляются к бару, оставляя нас с Градским за столом наедине.

Мне приходится перевести на него глаза, потому что я не собираюсь вести себя по-детски.

Влад никуда не планирует уходить.

Он подносит к губам маленькую чашку черного кофе, который пьет этим вечером, глядя на меня поверх нее.

Теперь, когда мы одни, я чувствую его присутствие острее в сотню раз!

Ему тридцать один. Несмотря на наше общее прошлое, мужчина, сидящий передо мной, – незнакомец.

Я не знаю, о чем с ним говорить. Не знаю даже, хочу ли. Может быть, я хочу уйти и больше никогда его не видеть. Выжечь, вытравить его из головы, как уже делала однажды, но на мое горло давит неожиданный предательский ком, и я злюсь на себя за то, что даже пять лет спустя не могу смотреть на него без разрывающих душу эмоций.

– Нашел? – спрашиваю, глядя на Градского.

Я не пытаюсь придать своему голосу дружеский оттенок, не пытаюсь быть приветливой и радушной. Я хочу быть самой собой. Рядом с ним я никогда не носила маски, а если и носила, они быстро с меня слетали.

– Что? – уточняет он.

– Ты нашел себя?

Он трет пальцем край кофейной чашки, глядя в нее пару секунд, а когда поднимает глаза, говорит:

– Это долгая история, Арина. Хочешь послушать?

– Нет… – выдыхаю. – Но я рада, если у тебя получилось и теперь ты счастлив.

Я ничего не хочу о нем знать. Ничего… мне это не нужно…

Смотрю поверх его плеча на дверь веранды с надеждой, что мужчины скоро вернутся.

– А ты счастлива? – Хриплые нотки в его голосе путают мои мысли.

– У меня все хорошо, – отвечаю быстро.

– Когда ближайший концерт? Хочу тебя послушать.

От последнего замечания меня бросает в жар.

За этими словами я чувствую пошлый подтекст, и смотрю на Градского с подозрением.

Влад невозмутим.

Пьет свой кофе как ни в чем не бывало и смотрит на кулон у меня на груди.

Я трогаю подарок Рязанцева пальцами.

Раньше я носила другой. Простой серебряный скрипичный ключ на длинной цепочке. Подарок Градского.

– Я больше не играю, – говорю ему.

– Не играешь? – переспрашивает, будто не расслышал.

– Нет.

Брови Влада сходятся на переносице, глаза впиваются в мое лицо, будто пытаясь разобраться в том, что здесь происходит.

Это не его дело.

Раньше музыка была моей жизнью. Я должна была стать дипломированным музыкантом. Пианисткой. А потом я передумала и бросила учебу.

Ладони потеют. Дыхание учащается. Похоже на одну из панических атак, которые после беременности у меня иногда случаются.

Мой телефон вибрирует, и я опускаю глаза.

– Прости, мама звонит. – Схватив с дивана сумочку, я выскальзываю из-за стола и пробираюсь к выходу, жестом показывая выходящему с веранды Егору, что подожду его на улице.

Глава 3

– Как называется вот эта часть? – показываю пальцем на нотную линейку. – Повторение?

София вдумчиво изучает лежащие перед ней ноты, склонив над ними кудрявую головку.

– Реприз… – выговаривает она, вместо буквы «р» произнося «л».

– Правильно, – улыбаюсь, потрепав ее по волосам. – А в целом как называется это произведение?

– Менуэт…

Закусив губу, смотрю, как Софа ведет пальчиком по бумаге, изучая написанные там ноты. Мы забрались в кровать после завтрака, не снимая пижам. И дочь вместе с игрушками принесла мои старые нотные листы, которые я отдала ей на растерзание. Я не думала, что музыка может ее заинтересовать. Не слушала классику, пока дочь была у меня в животе, и не играла сама. Ее интерес зародился сам собой, а может, в этом ему помогли мои родители.

– Правильно, – снова улыбаюсь. – А что такое менуэт?

– Это… – она шевелит губками и поднимает на меня ясные глаза. – Танец…

– Да. – Заправляю ей за ухо маленькую кудряшку и целую в макушку.

– А кто это написал?

– Моцарт?

Моцарт.

– Да…

На секунду меня вышвыривает из реальности прямо в бар с неоновой красной подсветкой, где позавчера вечером я лицом к лицу столкнулась со своим прошлым. Наверное, со мной что-то не так, раз мысли опять и опять туда возвращаются. Вернее, к нему. К Владу.

Он изменился, и это не дает мне покоя. Будто внутри меня есть щупальца и они тянутся к этому новому Градскому как к источнику пропитания.

Меня не гложет чувство вины перед Рязанцевым за то, что сбежала от него и нашей близости под выдуманным предлогом, но мне показалось, будто его это разозлило. Я соврала. Сказала, что у Софийки поднялась непонятная температура. Никогда раньше не шутила такими вещами, но мне нужно было побыть одной, и наша совместная с ним дорога за город стала для меня пыткой. Он весь путь молчал. Я не пыталась сгладить ситуацию, для этого в моей голове не было места. Мы никогда не ссоримся, всегда решаем наши проблемы без ссор и криков, но свою новую проблему я никогда не смогу с ним обсудить.

Может быть, если я спрячу голову в песок, моя проблема рассосется сама собой?

Звонок в дверь заставляет меня встать с кровати и пойти открывать.

– Это Кристина?! – Дочь бежит за мной, стуча босыми пятками по полу. – Она останется со мной, и мы будем играть в больницу? – радостно звенит ее голос.

Никакой температуры у нее нет, и вообще она болеет очень редко, несмотря на то что недавно начала ходить в детский сад, но ролевые игры с Крис в доктора и пациента у нее самые любимые.

Я очень надеюсь, что это Кристина.

Если нет, у меня все шансы опоздать на работу, ведь я даже не начинала приводить себя в порядок. Сегодня у меня выходной, но Андрей позвонил и попросил приехать на несколько часов.

Примерно год я работаю в фирме брата, в основном удаленно, но пару раз в неделю выезжаю в офис. Я организовываю сделки с недвижимостью. Год назад я об этой сфере ничего не знала, теперь же я в штате Андрея, и мое направление – балийская недвижимость. Это смешно, ведь сама я там никогда не была. Я никогда не занималась документами, и в самом начале мои мозги раз в неделю перегорали от притока информации, которую пришлось усваивать.

Крис ураганом залетает в мою квартиру, сваливая на комод свои вещи: сумку, пиджак и какие-то документы. Им достается больше всего. Подруга швыряет папку так, будто от нее воняет.

– Привет… – буркает мне и улыбается моей дочери. – Привет, конфетка…

– Целоваться! – хихикает Софи.

Крис наклоняется и оставляет на ее вытянутых в трубочку губах легкий поцелуй.

Она взвинчена, на щеках красные пятна, распущенные волосы слегка взлохмачены, и все это не особо вяжется с ее одеждой – на ней юбка-карандаш и белая заправленная в нее блузка.

– Ты что, сегодня работаешь? – удивляюсь.

Она рекламщик в одной небольшой фирме, из которой давно мечтает уволиться.

– Нет… – отвечает. – Я была у адвоката. Консультировалась.

– Какого адвоката? – выгибаю брови.

– По разводам.

Она посылает мне очень говорящий взгляд, таким образом прося ни о чем не спрашивать.

– Потом… – молит, роясь в своей сумке.

Она вышла замуж в прошлом году. Из всех сумасшедших поступков в ее жизни этот, на мой взгляд, действительно был ошибкой. Я пыталась ей об этом сказать, но она запретила касаться темы своего «выбора». Ее муж двадцатидвухлетний избалованный отцовскими деньгами кретин, с которым я стараюсь общаться как можно реже.

– Я в душ. – Быстро ретируюсь, оставляя Софию на попечение Крис.

Я боюсь доверять дочь няням. Полагаюсь только на самых близких людей. Родителей, брата и единственную подругу. Я знаю, из-за этого возникает куча проблем, но я просто не могу. Не могу доверить ее постороннему человеку и не сойти с ума, каждую минуту дергаясь и проверяя телефон. Немного спасает частный детский сад, расположенный недалеко от офиса и моей квартиры. Там есть камеры, и я могу подглядеть, чем занята моя малышка в течение дня.

– Что нового? – спрашивает подруга, когда я усаживаюсь перед зеркалом, чтобы сделать себе быстрый макияж.

Софи прыгает на кровати, под грохот из музыкальной колонки.

Крис пьет кофе, присев на крышку пианино, которое в моем доме давно заросло пылью и превратилось в склад нашего с дочерью хлама. Ей пора знакомиться с клавишами, но я… оттягиваю этот день уже несколько недель. Не потому что ленюсь разбирать бардак, которым завален инструмент, а потому что… я… просто не могу…

Глядя на Кристину через зеркало, я не могу вот так с разбегу сказать то, что должна. Поделиться с ней своими новостями. Слова стрянут у меня в горле как заколдованные.

Рисую стрелку на веке, но из-за волнения она выходит как попало. Стираю, бросив карандаш на стол.

– Градский в Москве, – говорю быстро.

Крис давится кофе, расплескав немного на блузку.

– Че-е-ерт! – рычит, вытирая ладонью коричневые пятна. – Надолго?

– Он не сказал.

– Вы виделись?!

Подняв на нее лицо, я медленно киваю, опять вспоминая встречу, после которой почти не спала.

– Неспециально. Он приехал не ко мне, – выплескиваю из себя смешок.

– Зачем вообще притащился? – шикает Крис.

– Мне все равно…

– Может… – Она кусает губы. – Может, нам уехать в отпуск? Ты, я и София. Мы пять лет вместе не отдыхали, выходные у вас на даче не в счет…

– Ты предлагаешь мне сбежать? – Мы переглядываемся.

– Может быть, – тихо говорит она. – Я переживаю. Я видела, помню, что было с тобой после катка по имени Градский. Такое не забывается.

– Такого больше не будет. Я тебе обещаю, – произношу, отворачиваясь к зеркалу. – По-моему, мои родители еще не пришли в себя после нашей последней поездки.

Мы смотрим друг на друга, и Крис первая прыскает от смеха.

– Наверняка, – кивает она. – Они ждали с турецкого курорта сувенир, а ты привезла ребенка. Такое тоже не забывается.

– О да… – Встаю, собираясь одеться.

Я выбираю бежевое платье со строгой юбкой по фигуре до колена. И туфли-лодочки, в которых была позавчера в баре.

Я помню все. Даже белье, которое было на мне в том чертовом баре. А еще я помню каждую секунду нашего разговора, каждый взгляд, которым мы обменялись, и хочу распять себя за это.

Пока я еду в офис, мое настроение портится. Пляшет. Скачет оттого, что в груди поселилось тревожное беспокойство. Оно выбивает меня из колеи. Переворачивает с ног на голову привычные вещи.

За рулем машины я остаюсь наедине с собой и могу себе не врать. Мне не все равно. Появление Градского растревожило темные закоулки моей души, к которым давно никто не притрагивался, даже я сама.