Машка сбрасывает куртку на диванчик и поворачивается ко мне. Мы придирчиво друг друга осматриваем. Фотографиями мы, конечно, обменивались и звонили друг другу по несколько раз в неделю по видео. В её носу поблескивает серьга, пальцы унизаны тонкими колечками. Я знаю, что на плече у неё теперь есть тату. Ей идет этот бунтарский образ роковухи.

– Ты на машине? – спрашиваю я.

– Ага. Я аккуратно вожу, не переживай, – быстро добавляет она, пристально вглядываясь в моё лицо.

– Я и не переживаю, – пожимаю плечами, – но будь осторожна.

– Езжу как черепаха! Честное слово. Муж всё время говорит – поддай газу, а я торможу, – смеётся Машка, а потом резко замолкает. – Извини. Шутить на эту тему ещё рано, да?

Киваю. Сколько бы времени ни прошло, всегда будет рано.

– Ты как?

Маша трогает меня за руки, от её веселости не осталось и следа.

– Всё нормально, ты же знаешь.

– Мне можешь не врать.

– Я и не вру. У меня всё нормально. Не супер, конечно. Просто нормально. Жить можно. Жить нужно… – В конце голос срывается, и я отворачиваюсь к большому панорамному окну, которое выходит на оживленный проспект.

– Эй, всё будет хорошо. – Маша обнимает меня и укладывает свою рыжую макушку мне на плечи. – Прости, что не смогла приехать.

– Я не обиделась, – шмыгаю носом. – Не до этого было.

– Антон прилетал?

– Нет. Он на Бали. После Насти мы почти не общаемся, – говорю я.

Беру салфетку и протираю нос. Беру новую и прикладываю к глазам. Зря я тушью накрасилась, так и знала, что рядом с Машкой разревусь.

– Я тоже с ним на ножах после той истории, – кивает мне Иванова, – до сих пор не понимаю зачем он это сделал.

– Я тоже. Ладно, это их отношения. Не удивлюсь, если она его потом простит.

– Ммм, – тянет подруга и смотрит куда-то поверх моего плеча, – а ты бы простила Морозова за такое? Или Фила?

– Фила бы простила, – отвечаю не задумываясь. Ему бы я вообще всё что угодно простила, кроме одного. – Кириллу? На него я вообще ни за что не обижаюсь. Наверное, да, тоже простила бы.

Ставлю локти на стол и в задумчивости опускаю на сцепленные ладони подбородок.

Спустя время я поняла, что обиды… это глупо. Пустая трата возможного счастливого времени. Сколько может произойти хорошего, а вместо этого люди дуются друг на друга, зачастую из-за всякой ерунды. Я не говорю сейчас о чем-то глобальном. Когда другой человек предает или делает нестерпимо больно. Хотя и это тоже можно стерпеть. Всё в нашем мире относительно. Счастье заменяет другое, бОльшее счастье. Боль вытесняет другая, более сильная боль.

– Надеюсь, Настя не простит Зеленского, – зло говорит Маша и откидывается на спинку диванчика.

– Это их дело. Вполне вероятно, что она в итоге выйдет за него замуж.

– Ну да. Любовь – штука сложная.

– Тебе ли не знать? – грустно усмехаюсь я.

– У каждого свои драмы, – невесело говорит подруга и опускает взгляд на свои руки.

На её пальце сверкает обручальное кольцо.

– Закажешь мне кофе? – прошу у Маши, а сама встаю и беру сумку. – Здесь заказывают у бара.

Иванова цокает языком и тоже встает. Она останавливается около кассы и задумчиво рассматривает витрину с пирожными. Машка всегда была сладкоежкой, не удивлюсь, если к моему приходу на столе будет три разных вида сладостей.

Проскакиваю мимо неё дальше по проходу и, спросив направление у официантки, спускаюсь на цокольный этаж к женской комнате.

Сделав все свои дела, подхожу к зеркалу и прохожусь рукой по волосам. Глаза неестественно красные. Роюсь в сумке в поисках пудры, но её, конечно, там нет. Не помню, когда последний раз вообще пользовалась пудрой. Зато сейчас она мне не помешала бы.

– Вы мне не поможете?

Из соседней кабинки выходит девушка и, заламывая руки, выжидающе смотрит на меня.

– Привет, – дружелюбно улыбаюсь. – Чем смогу помогу.

– У вас нет… – девушка мнëтся и отчаянно краснеет до кончиков каштановых волос.

Понимаю её почти сразу. Бросаю взгляд на стену. В Германии почти в каждом общественном туалете, даже в самых захудалых кафешках, всегда есть автоматы с гигиеническими принадлежностями. Здесь вполне ожидаемо нет таких чудес.

– Сейчас посмотрю.

Лезу обратно в сумку, обычно у женщин в них чего только нет. И я не исключение. Достаю маленький синий футляр и протягиваю девушке.

– Вот.

Она хлопает в ладоши от радости, даже подпрыгивает, чем неожиданно веселит меня, и говорит:

– Спасибо! Вы только что спасли моё свидание.

– Не надо благодарности. Можете назвать в честь меня вашу будущую дочь.

Мы вместе смеёмся и девушка скрывается в кабинке.

Возвращаюсь в зал кафе и замираю на верхней ступеньке.

Этот город настолько чертовски мал?

За соседним от нашего с Машей столика сидит Кирилл Морозов. Будто почувствовав мой взгляд, он вскидывает голову и утыкается холодными айсбергами своих глаз прямо мне в лицо.

Тёмные брови Кирилла сходятся на переносице, задумчивый взгляд скользит по моему телу сверху вниз. Физически его ощущаю. Так всегда было. Доходит до моих розовых кроссовок и отворачивается, пряча глаза за монитором своего компьютера. На столе перед ним открыт ноутбук и дымится чашка с кофе.

Кончики пальцев покалывает и я тоже хмурюсь.

Возобновляю движение. Дурацкая вышла заминка.

Просто я не ожидала здесь его встретить. Точнее, я вообще надеялась его больше не встречать. Он как напоминание о не самом приятном прошлом постоянно теперь будет маячить перед моими глазами?

Надо узнать у отца, что за дела их связывают. Насколько я помню, Морозов раньше занимался программированием, а у папы строительно-отделочные бригады. Грязная и пыльная работа. Тяжелая. Зато весьма денежная. Новостройки в городе растут как грибы после дождя, со слов отца. У него в подчинении около десяти бригад. И каждый год он набирает новых мастеров. Когда-то папа сам был таким простым разнорабочим, тогда они с моей мамой и развелись. Денег не хватало, работы было много, отца постоянно не было дома.

Мама через несколько лет вышла за отчима. Успешного лицевого хирурга. А папа встретил Люду и прошел весь карьерный путь с ней бок о бок.

Не представляю Морозова в его модных шмотках и с мастерком в руках.

Надеюсь, он не подумает, что я опять взялась за старое и преследую его с навязчивой идеей понравиться? Я больше не хочу ему нравиться. Я больше вообще никому не хочу нравиться.

Заправляю волосы за уши и, сжимая в руках сумку, иду к нашему с Ивановой столику. Машка болтает по телефону, активно жестикулируя руками.

– Как это не приедешь сегодня? Я не помню такого разговора… – Слышу обрывки фраз.

Когда подхожу к столу, Иванова сбрасывает звонок и раздраженно шипит:

– Пошёл к черту!

– Проблемы?

– Никогда не выходи замуж, Даша! – прикрывает глаза подруга и качает головой.

– Я и не собираюсь, – отвечаю честно.

– Привет! – Слышу справа от себя.

Взмахиваю рукой, не поворачивая головы и плюхаюсь на диванчик напротив Ивановой.

– Что?

Машка делает страшные глаза и стреляет ими вбок. Надеюсь, пока меня не было, она вела себя прилично и не пыталась выгнать Кирилла из заведения. А то она может, знаем.

– Забей, – отмахиваюсь от неё и даже не стараюсь снизить голос. – Мы уже виделись.

Оглядываю стол. Как я и думала, передо мной стоит морковный торт, а перед подругой – шоколадный. Между ними «Воздушная Павлова». Кофе, мой и её, тоже здесь.

– А это кому? – киваю на тарелочку с воздушным пирожным.

– Разделим по-братски, она у них была одна. Но ты с темы-то не съезжай.

Маша тоже несильно старается говорить тише. Я ей улыбаюсь и втыкаю вилку в тортик. Обожаю Машу.

– В доме папы встретились, на дне рождения Алëнки. Наши сестры дружат, – решаю объяснить. Отламываю кусочек десерта, но так и оставляю его лежать на блюде. Тянусь к белой чашке с обжигающим кофейным напитком и делаю глоток. Несладкий.

– Какая неожиданность, – говорит Маша и расправляется за считаные секунды со своей порцией.

Вот у кого никогда не было проблем с аппетитом.

За соседним столиком происходит какая-то возня, и я невольно смотрю туда поверх чашки. Миниатюрная брюнетка, которую я спасла в туалете, приближается к Кириллу. Только сейчас замечаю, что на ней розовый свитер и лёгкая бирюзовая юбка. На ногах лодочки на каблуках. Она буквально светится от счастья, глядя на Морозова. Смотрит на него с таким неприкрытым восхищением, и мне становится неловко, что я увидела такой личный для кого-то взгляд. Она будто никого кроме него не замечает. Это явно не первое их свидание, вдруг понимаю я.

Морозов поглощён каким-то файлом в ноутбуке и не сразу замечает приближение девушки. Она проходит мимо нас так стремительно, что задевает бедром пустой стул. Он с грохотом падает на кафельный пол. Машка морщится от резкого звука.

– Простите! – всплëскивает руками девица и, замечая меня, виновато улыбается. – Пожалуйста.

Морозов встает со своего места, поднимает стул, кивает мне и Машке. Его непослушные волосы опять растрепались и спадают на лоб длинными прядями. Девица пользуется моментом, виснет на своём парне и обвивает его шею руками. Он подхватывает девушку и тепло улыбается, глядя на неё. Их губы соединяются в невинном приветственном поцелуе, и я понимаю, что хватит на них пялиться.

У Машки звонит телефон, она раздраженно бросает взгляд на экран и, изменившись в лице, сбрасывает вызов. Извиняется и уходит в сторону туалета, звонко цокая шпильками по полу.

Отворачиваясь обратно к окну, прислушиваюсь к себе.

Ничего. Ноль. Внутри всё такая же истлевшая пустота. Умерло всё. Эмоции исчезли. Семь лет болезненных всепоглощающих чувств, которые сводили с ума и держали на крючке не меня одну, ушли. Разве такое возможно? Чтобы то, что я чувствовала к Морозову раньше, ушло навсегда? Если бы мне кто об этом сказал три с половиной года назад, я ни за что не поверила бы, так мне было больно. Дышать невозможно. На груди как будто лежал целый материк. Австралия, не меньше. Что ни вздох, то мука. В голове творилась такая каша. Мне казалось, я сходила с ума. Я так любила… Господи, как я его любила.

Бросаю ещё один взгляд через плечо на парочку, чтобы удостовериться. Проверить ещё раз. А вдруг показалось… Но нет. Пусто.

Вздыхаю и улыбаюсь сама себе.

Я смогла. Правда смогла. Кто бы мог подумать?

Пью несладкий кофе мелкими глотками, наблюдаю, как по проспекту едут, стоят в пробках, пропускают людей на светофоре автомобили. Пешеходы как муравьи в муравейнике спешат по своим делам. Смеются и улыбаются дети.

Жизнь – она такая разная. Где-то теряем, где-то находим.

Любовь тоже разная.

Взаимная и нет.

Сильная и не очень.

Единственная и всеобщая.

Самая большая и совсем маленькая.

Кирилл Морозов больше не любовь всей моей жизни.

Больше нет.