Вторник

Подробности бурной ночи главврача долетели до больницы с первым же автобусом, доставившим персонал на работу. Владелец паба оказался деверем одного из медбратьев, видео оказалось в общем доступе – и далее разлетелось по сети. Я сделал вирусный клип под забойную музычку для своего блога и получил еще сто новых подписчиков.

Бобс утром лично принес карты “буйных” пациентов в кабинет профессора. По понятным причинам, он был в хорошем настроении от предвкушения нового повышения. Однако вид главврача его не порадовал: тот был спокоен, невозмутим, в лице не было ни тени смущения или стыда за вчерашнее поведение. Только царапина на скуле подтверждала слухи о ночном безумии в баре.

Бобс хотел было рассказать о каждом пациенте, прокомментировать каждый анамнез. Однако профессор поблагодарил за труды, мягко выпроводил заведующего и лично захлопнул за ним дверь. Дверь захлопнулась так, что Бобс неловко подпрыгнул, несмотря на почтенный возраст. Возможно, виной тому был сквозняк. Однако медсестры шептались, что слышали сильные удары по металлическим шкафам, доносящиеся из кабинета.

За завтраком все сидели тихо, как будто это не главврач, а все мы нашкодили ночью. Обсуждали ночные новости почему-то только шепотом. Даже “буйные”, несмотря на отмену медикаментов, сидели тише воды.

Мне было назначено на 14:00. Пациенты и медсестры поглядывали на меня то с любопытством, то с сочувствием.

А я был спокоен. Никакие странные новости не могли погасить детской радости от того, что я увижу своего нового кумира. Мои подписчики оживились, я с упоением вступал в дискуссии, разжигая новые и новые споры вокруг одиозного профессора.

На обеде все продолжали шептаться о странном поведении главврача. А я больше не мог слушать об этом. Я вдруг начал ужасно волноваться, что наша встреча не состоится. Вдруг он не сможет принять меня? Я попросил у медсестры Пенни успокоительного. Она не пошла за таблетками, а просто дала мне отпить из своего пузырька с валерианой, который был у нее в кармане.

О да, доктор Маб наделал шуму на всю округу.

К 13:30 я был на взводе, не мог отвечать на комментарии в блоге. Вообще выключил телефон и лежал, глядя в потолок. Мысли так быстро пробегали через мозг, что я не мог ни за одну из них ухватиться. Просто лежал и ни о чем не думал.

В 13:58 я и Пенни стояли у двери в кабинет профессора и не решались постучать. Там внутри что-то громко гремело, рычало, звенело и ломалось. Скорее всего, стук просто не был бы услышан. А в 14:00 дверь кабинета внезапно распахнулась сама. Я оказался прижатым дверью к стене коридора, а Пенни – нос к носу с запыхавшимся профессором.

– Пенни, а где Освальд? – доктор Маб перевел дух и оглядел коридор. – А, вот ты где, заходи, я уже жду.

Голос его был слегка хриплым, как будто он только орал во весь голос. Собственно, так и было. На металлических шкафах были видны сильные вмятины, горшки с цветами, заботливо выращиваемые Пруди, валялись разбитые и разодранные. Впрочем, стол и два стула находились на своем месте, на столе лежала аккуратная стопка медицинских карт, слегка присыпанная землей. Доктор занял свое место и кивком головы пригласил меня сесть.

– Освальд, любите ли вы осень? – начал профессор, как будто ничегошеньки не произошло со вчерашнего дня. Я был раздражен тем, как меня ударило дверью, а доктор и не думал извиняться.

– Очень не люблю. Листья становятся жесткие, мертвые. Никуда не годятся.

– Куда не годятся?

– В пищу.

– А летом вы едите листья? – он впервые спросил меня о том, что напрямую касалось моего психического заболевания.

– Да.

– А желтые листья вам не нравятся?

– В сентябре, когда они только начинают желтеть, в них появляется какая-то сладость, это приятно. Но к концу октября уже ничего вкусного не остается.

Доктор покачал головой в знак сочувствия.

– А мать приносит Вам листья?

– Нет, конечно.

– А вы не думали, Освальд, что она приходит к вам только потому, что это одобряют дамы из ее книжного клуба?

– Даже если это так, я уверен, что она любит меня, – манипуляция с его стороны была такой явной, что я начал злиться.

Он не просто задал провокационный вопрос, он хотел моих эмоций.

– А твой отец, как давно он посещал тебя?

Сейчас он показался мне инквизитором, наслаждающимся видом пыток. В его взгляде я увидел злой интерес, он хотел разбудить во мне ту же ярость, что пожирала его изнутри. Беспокойство, копившееся во мне с самого утра, потребовало выхода. Но я сжал зубы и молчал.

– Так когда последний раз отец навещал тебя, Освальд?

– Он очень занятой человек, профессор, – я опустил голову и начал мечтать о том, чтобы превратиться в незаметную пылинку под столом доктора Маб.

Все мои силы уходили на то, чтобы сохранять беспристрастное лицо.

– Ты в этой больнице четыре года уже, когда последний раз он навещал тебя?

– Три года назад, – прошептал я.

– Что? – его голос был грозный и настойчивый, он требовал, чтобы я отвечал громче.

– Он пришел один раз, три года назад, – я произнес это отчетливо, голос мой дрогнул.

– Встань, Освальд, – профессор подошел ко мне, выхватил из-под меня стул и швырнул его в стену. – А ты не хотел бы , чтобы это был твой отец?

Профессор подошел к поверженному стулу и начал дико пинать его ногами. Так, что металлические ножки погнулись, а из сиденья вылез наполнитель, разлетелись тонкие белесые волокна.

– Хватит! – я не выдержал, подбежал к стулу, потянул на себя. Я хотел остановить этот спектакль, но профессор, казалось, совсем не играл. Он впал в настоящее безумие, страшное и заразительное. Он заорал на меня, и я зарычал в ответ. Мы начали отбирать друг у друга стул, будто животные, не поделившие добычу.

– А ты не хотел бы сделать вот так?! – он вырвал стул из моих рук так, что я упал на колени, и кинул его в окно. Осколки стекол брызнули во все стороны.

Я посмотрел на свои руки, сжимающие синтетическую вату, которой был набит стул, и заплакал. Я плакал как мальчик, с которым не хочет дружить самый могучий и мудрый человек в мире – его папа.

– Пожалуй, на сегодня все, Освальд. До завтра. – он проговорил это так обыденно, будто мы не прекращали болтовню о погоде.

После этого я был возвращен в палату. Я был раздавлен. Он победил меня, завлек и предал. Я даже не мог понять, на кого я злюсь больше, на себя или на профессора. Снимая видео, я рыдал, как первоклассник. Детские воспоминания лавиной обрушились на меня, я рассказывал о том, как умер мой пес Герцог, и отец заставил меня копать для него могилу. Потом о первой двойке, о драке с одноклассником… Пришлось разбить снятое видео на четыре части, чтобы излить все свои застарелые обиды.

Я попытался вспомнить, когда я последний раз плакал по-настоящему. При просмотре фильмов я не сдерживаю чувств, но в обычной жизни мало эмоционирую. Когда умер мой любимый дед, я очень грустил, но глаза остались сухими. Зато слезы текли рекой, когда смотрел последнего “Человека-паука”…

Пока я монтировал видео для блога, успел успокоиться. Настроение поднялось, у меня ведь еще никогда не было видео со слезами, так что я предвкушал, каковы же будут результаты!

Тем временем профессор попросил Бобса увезти его в город по каким-то служебным надобностям.

В отсутствие профессора Пенни отправилась на уборку в кабинет, оплакивая загубленные растения. В этот момент к больнице подъехал мастер-стекольщик, чтобы починить разбитое окно. Оказалось, что профессор вызвал его еще утром, до нашего разговора. Пенни рассказала мне об этом по секрету, и я начал думать о нем с прежним восторгом. О, великий всемогущий и всевидящий доктор Маб! Теперь даже вчерашняя пьяная драка казалась мне частью какого-то хитрого умысла.

Ни Бобс, ни доктор Маб в этот день уже не вернулись в больницу. Остаток дня прошел вяло, скучно, как будто с уходом главврача из больницы ушла жизнь.

Но следующим утром все взбодрились. Бобс приехал на работу с фингалом под глазом, а нас всех ждала новая порция новостей о вечерних приключениях нашей звезды.

Итак, что же случилось во вторник? Завершив свои дела в городе, касающиеся жилья, документов и прочих формальностей, заведующий Бобс и главврач отправились поужинать в местный ресторанчик, мирно беседуя за бутылочкой сухого вина. Доктор Маб повинился во вчерашних грехах и завел разговор на профессиональные темы. Нашлись общие знакомые, которых было приятно обсудить. Разговор оказался душевным, и Бобс вдруг ощутил, что нашел в профессоре родственную душу, чуткого, опытного коллегу. Глыба льда, оставшаяся после трагической истории с предыдущим главврачом, основательно подтаяла в душе старого психиатра.

Новые друзья вышли на улицу и незаметно для самих себя оказались перед дверями центрального бара. Все питейные заведения города были предупреждены о вчерашнем диком посетителе, и бармены зорко вглядывались в каждое новое лицо, чтобы не повторить печальную историю прошлой ночи.

Однако доктор Маб зашел в питейное заведение не один! Увлекшись будничной болтовней с давним знакомым Бобсом, бармен радушно налил профессору коньяку. Однако через пару минут разговор о погоде был прерван сердитыми возгласами. Доктор Маб (не специально!) задел плечом какого-то громилу и пролил ему на штаны остатки спиртного. Бормоча извинения, он начал вытирать салфеткой штаны громилы и случайно задел места, которые трогать не следует. Тот взревел от оскорбления, доктор от неожиданности отлетел на другого мужчину, который как раз заполучил новую порцию чесночных гренок с томатным соусом. Гренки и соус феерично разлетелись, оставляя следы на посетителях. Неясно, кто первый начал потасовку, но уже через минуту в баре клубилась драка, в центре которой сверкал оскалом доктор Маб.

Бобс попытался было вытащить бедового профессора из толпы дерущихся, но добраться до него не смог, получив кулаком в глаз. После удара он резко потерял симпатию к главврачу и отправился домой, где миссис Бобс налила ему чаю с мятой и приложила к синяку холод.

Если уж и есть в мире идеальные женщины, так это Мэри Бобс. Весь городок утверждал, что заведующий не имеет права быть такой занозой в заднице и ворчуном, потому что ему в жизни сильно повезло. Мэри Бобс была веселой женой, заботливой матерью и делала лучший ванильный пудинг в округе. Вот и сейчас, прикладывая к больному глазу лед, завернутый в полотенце, она нежно подтрунивала над мужем и утверждала, что раны украшают мужчин. Через полчаса, выпив по кружке мятного чая, супруги уже хохотали над приключениями профессора и его сверхъестественной способностью заваривать безумные драки на пустом месте. Бобс рассказал про жуткий бедлам, который новый главврач учинил в своем кабинете. А Мэри предположила, что в гостевом коттедже, в котором жил профессор, и вовсе не осталось целых вещей. Бобс внезапно помрачнел, вспомнив тот последний раз, когда посещал злополучный коттедж.

Это было месяц назад. Предыдущий главврач, доктор Макфлаер, был молодым, но опытным психиатром лет тридцати. За те три недели, что он проработал в больнице, Макфлаер расположил к себе весь персонал: был деятельным, приветливым, внимательно вникал в каждое дело. Будь то вопросы по управлению хозяйством или по работе с пациентами – главврач решал любую проблему, не жалея времени и сил. С Бобсом они были немного знакомы несколько лет назад, так что заведующий отнесся к нему покровительственно. Даже начал подумывать, что пора бы уже отойти от дел и оставить больницу в надежных руках молодого доктора.

А однажды Макфлаер вдруг пропал. Просто в один день не приехал на работу. Бобс звонил ему, с нарастающим беспокойством слушая длинные гудки. А к вечеру поехал к коттеджу, долго стучал, заглядывал в окна… Наконец, он решился ломать дверь. Какая-то внутренняя интуиция подсказывала ему, что дело неладно. Старая дверь поддалась довольно легко, и Бобс, с трудом удержавшись на ногах, ввалился в темный коридор. Посреди прихожей стоял стул, на стуле – посмертная записка. “В смерти прошу никого не винить” и т.п. Через некоторое время рыбаки притащили в полицию чемодан с его инициалами, который прибило волнами к берегу…

Но вернемся в к моей истории. Бобс приехал с фингалом под глазом и рассказал нам все, что ему было известно. Конечно, об истории с предыдущим главврачом он и слова не проронил. Но мы и так поняли, что он сравнивает этих двух мужчин. Макфлаера все как-то сразу полюбили, и его самоубийство стало общим горем. На фоне такой трагедии поведение доктора Маб казалось клоунским, недостойным.

Так чем же закончилась потасовка в центральном баре? Профессора снова связали его же пиджаком, и в таком виде он был выдворен из бара вежливо, но настойчиво. Хозяин заведения лично просил его больше не приходить никогда. Через несколько минут смутьян разорвал пиджак и вернулся, его снова связали, чуть покрепче, и положили уже не на лавочку, а прямо в центральный фонтан, который находился неподалеку. В чаше фонтана было мелко, и профессор бесновался в путах, как выброшенный на берег сумасшедший дельфин. От воды узлы рубашки, которой ему связали руки, затянулись еще сильнее. Но при этом влажная ткань растянулась и мягко соскользнула с него. Профессор восстал из воды, мокрый, голый по пояс.

И в тот момент, прямо перед ним, материализовалась Дейзи. Смелая, юная, сухая. Их разделял невысокий бортик фонтана. Она случайно шла мимо с подругами и увидела суету возле фонтана. Подружки Дейзи смущенно хихикали в стороне, а она подошла к доктору Маб вплотную. Её пальцы начали решительно расстегивать пуговицы объемного темно-бордового кардигана, затем она сняла его и вытерла тканью капли на лице доктора. Девушка осталась в черном платье с коротким рукавом, и осенний ветерок развевал его тонкую ткань. Профессор поймал ее руку, сжимающую кардиган, и поднес к губам. Но не поцеловал, а медленно положил в рот и начал сжимать зубы. Глаза Дейзи расширились от удивления, но руку она отнимать не стала. Оставив след своих зубов на нежной ладони, доктор Маб отпустил ее. А потом дернул кардиган на себя. Девушка невольно отшатнулась назад. А он перешагнул бортик фонтана и двинулся вперед, слегка толкнув ее мокрым плечом. По дороге он вытер голову кардиганом и начал натягивать его на себя. Не оглядываясь, доктор Маб исчез в сумраке городского парка, сминая по дороге цветы на клумбах.