– Даниэль, что случилось? Эмилия поспешила к своему мужу. Он посмотрел на неё затуманенными от боли, налившимися кровью, глазами, выдавил жалкое подобие улыбки и кивнул на правую ногу. Тут Эми заметила, что брючина на правой ноге отсутствовала, скорее всего, была в спешке оторвана, а на бедре находилась импровизированная повязка. Сама нога производила грустное впечатление, в районе колена зияла рана, из которой сбегали ручейки липкой алой крови, которые оставили след от самой входной двери. Но жутко было даже не от вида крови и безобразной раны, а от того, что правая нога Даниэля была вывернута в сторону каким-то весьма неестественным образом.

Эми побледнела, подавила приступ тошноты, и подставила плечо своему супругу. Но когда он положил на нее свою тяжелую массивную руку, которая тоже была вся в ссадинах, а из-под ногтей виднелись комья грязи, она поняла, что не дотащит своего супруга до постели. Стиснув зубы, она делала маленькие шажки и упорно двигалась к лестнице. Видя её мучения, Джон поспешил на помощь своей хозяйке, и когда они совместными усилиями достигли основания лестницы, было решено уложить Даниэля в гостиной. Чувствовалось, что каждое движение давалось ему с огромным усилием, при сделанном шаге он сжимал челюсти, чертыхался, видно было, что ему не хватает воздуха. Лицо стало красным и напряженным, а по грязному лбу крупными каплями стекал пот.

Испуганная Алисия уже тоже была на ногах, своими дрожащими тонкими ручками она поспешно разводила огонь в камине. Когда Даниэля, наконец, уложили на софу, он полу-потребовал, полу-попросил выпить чего-нибудь крепкого и через короткий промежуток времени стал проваливаться в бессознательное состояние. С губ его срывался яростный шепот, который вскоре сменялся на стон. Эмилия стояла возле супруга на коленях, и бережно омывала его увечья. Чувствовалось, что у Даниэля был жар. Ногу решено было не трогать, более того никто толком не знал, что с ней нужно делать. А снимать сдавливающую повязку было чревато ещё большей потерей крови.

Так, в ожидании врача прошло около двух часов, на улице уже начало светать. Никто из прислуги так и не посмел прилечь в эту ночь, хотя все выглядели измученными. Наконец стало отчетливо слышно, как к дому, галопом, приближались две лошади. Джон встречал их на улице, и подбежал к врачу, чтобы помочь ему спешиться. Мистер Бейкер был мужчиной умудренным опытом, который он в большом количестве черпал из сельской жизни. У него уже имелась почтенная седина, но тело было упруго и подвижно, а выражение лица имело слегка безучастный и напыщенный вид. Он торопливо вошел в распахнутую перед ним дверь, захватив с собой изрядную порцию морозного бодрящего утра.

Когда он оказался в комнате больного, первым делом наказал отдернуть все гардины, и обеспечить достаточно света вокруг. Затем, внимательно осмотрев пациента, который находился в какой-то беспокойной полудреме, и большую часть времени посвятив изучению его правой ноги, он распорядился уложить господина Рамос на стол возле окна. Когда четверо мужчин с помощью простыни переложили грузного Даниэля на стол, начался более тщательный осмотр его покалеченной ноги.

Эмилия отпустила впечатлительную Алисию в свою комнату, кухарку также отправила немного поспать перед завтраком. Рядом с ней, придерживая её за плечи, осталась лишь верная няня Мэри. Эми внимательно смотрела на врача, который стоял, склонив голову набок, выпятив вперед свои тонкие губы, и потирая рукой подбородок. Он выглядел немного озадаченным.

– Вот что я имею сообщить Вам, госпожа Эмилия… Если не ампутировать господину Рамос ногу в течение этих суток, есть большая доля вероятности что разовьется сепсис, и он умрет от заражения крови.

Это известие ошеломило Эми, хотя казалось, что за эту ночь она уже успела подготовиться ко всему… Она слегка покачнулась, и крепче ухватилась за руку Мэри.

Мистер Бейкер это заметил, и продолжил:

– Я вижу, Вы в замешательстве. Давайте поступим следующим образом – сейчас я уеду в мою клинику, подготовлю для операции всё необходимое. Мне потребуется помощь моего коллеги из Лондона, надеюсь он сможет прибыть к нам вечерним 6-часовым поездом… К этому времени Вам необходимо добиться согласия на операцию у своего супруга… Попробуйте привести его в чувство… Например, с помощью нашатырного спирта.

– О, мистер Бейкер! Вы же знаете характер Даниэля… Я даже не представляю, как смогу сообщить ему об этом. И я почти уверенна, что он откажется.

– Вам придется его убедить, если хотите, чтобы он остался жив. И не забывайте, медлить нельзя!

Следующие два часа доктор Бейкер провел в усадьбе. В течение этого времени, он обработал рану нитратом серебра и наложил временную шину. В качестве обезболивающего был назначен экстракт опия, который нужно было забрать в аптеке по его рецепту. Также напоследок были даны указания – давать Даниэлю пить как можно больше жидкости, ввиду большой кровопотери.

Ушёл доктор так же стремительно, как и вошёл. В гостиной на пару минут всё стихло, даже стоны больного больше не доносились. Эмилия сидела на самом краешке кресла, сжимала стучащие виски руками, и пыталась сосредоточиться. За окном начинался новый день, такой же погожий и улыбчивый, как и предыдущий. Ему не было абсолютно никакого дела до настроения жителей, их бед и забот. Он издевался над больными и страждущими, и подмигивал влюбленным и счастливым.

Эми в итоге смогла взять себя в руки, и прислуге были даны соответствующие указания. Адриан был незамедлительно отправлен в аптеку. Служанки должны были по очереди находиться у постели больного, когда она сама от него отлучалась. Коридор был тщательно вымыт от крови и других следов ночного происшествия, в первую очередь для того, чтобы маленький Лукас, проснувшись, не был напуган. Грязную одежду Даниэля было приказано сжечь. Окна в гостиной завесить легкой тюлью, и обеспечить больному приток свежего воздуха.

С кухни уже просочился запах свежесваренного кофе, а из детской доносился звонкий голосок Лукаса. Эмилия поспешила к нему. Завтрак, что удивительно, был подан вовремя. Правда приготовлен был на скорую руку, и состоял из тостов с маслом и джемом, ореховой пасты и свежего молока. Для Эмилии это не имело никакого значения, так как в это утро ни у чего не было вкуса. Её мысли были заняты предстоящим тяжелым разговором с мужем. Лукас то и дело косился в её сторону, и вёл себя за столом тише обычного. Для него было странным, что в это время папа лежит на софе, укрытый простыней до самого подбородка. Бен тоже лежал в проходе столовой, мешая служанке Кэти проходить с подносом, и поскуливал. А не вертелся вокруг стола, как обычно. Лукас недолюбливал мисс Кэти, она была угрюмой и раздражительной. Папа нанял её в служанки ещё до его рождения, и привёз откуда-то из-за границы. По совместительству, мисс Кэти обучала Лукаса французскому языку.

Полусонная Кэти в очередной раз плелась с подносом из кухни, и снова запнулась об развалившегося Бена. Она сощурила глаза от злости и незаметно дала ему пинка. Незаметно для всех, кроме Лукаса. Он, не зная, как лучше отомстить за своего друга, высунул язык. Эмилии пришлось вмешаться в этот балаган, и немного пожурив сына, она отправила его с Алисией погулять с собакой в саду. А сама заняла свой пост у постели Даниэля.

Нет, конечно, она не присела подле него, не гладила его по голове, не роняла на его мускулистую руку горячие слезы. Она разместилась в кресле неподалеку и внимательно разглядывала лежащего перед ней мужчину. С момента ухода врача прошло уже около двух часов, опиаты скоро ослабят своё действие, и он начнёт приходить в себя. Пока же Даниэль пребывал в относительном забытье. Казалось, что Эмилия впервые за последние несколько лет увидела своего мужа. На лбу появились новые морщинки, которых она раньше не замечала. У него была привлекательная внешность, черты лица были одновременно мужественными и тонко-очерченными. Видно было, что за эти несколько часов он заметно осунулся и побледнел. Пока она смотрела на него, на его бегающие глаза под тонкими веками, вздрагивающие руки… Ей было нестерпимо жаль этого человека.

Эмилии хотелось взять его большую горячую руку в свою, спросить, почему им суждено было прожить свою жизнь вот так. Почему она не могла любить его всем сердцем, а он не позволял ей этого. Почему…. Почему он так относился к их первенцу. Даже после его смерти он пресекал все разговоры о нём. Даже на его холмике в дальнем углу сада не было никакого обозначения. И памятником служил лишь куст вишни, заботливо посаженный старым Джоном. И цветы, которые Эми не уставала каждый день носить на его могилку. В последнее время, холмик стали украшать и некоторые игрушки, которые приносил Лукас.

Сейчас, когда жизнь Даниэля висит на волоске, мысли в голове Эми метались и сталкивались друг с другом. И среди этого урагана, даже среди этого урагана, она многое не могла простить ему. В напряженной унылой тишине прошло около часа, Эмилия склонилась над супругом с ватой, пропитанной нашатырным спиртом. Последние полчаса он стонал и метался на софе, подминая под себя простынь. Кожа вокруг раны на ноге была пунцового цвета. Подушка промокла от обильного пота, и нуждалась в замене. Периодически Даниэль выкрикивал яростные ругательства и стонал. Через несколько минут пары лекарства возымели свое действие, и он резко вскинул голову. Эми от неожиданности чуть не выронила пузырек из рук.

– Жарко! Мне нестерпимо душно! Дай мне пить…

Эмилия налила из графина холодной воды, и протянула стакан мужу.

– Где Бейкер? Неужели этот напыщенный индюк еще не пришёл?

– Даниэль, но мистер Бейкер уже был здесь рано утром…

–Видимо, что так… Даниэль окинул взглядом свою ногу – Но, почему же так жутко болит, чтоб его!

Эмилия немного помялась, а затем решительно выпалила на одном дыхании:

– Генри Бейкер настаивает на ампутации твоей ноги. Иначе ты можешь умереть. Так он сказал.

Даниэль Рамос широко раскрыл глаза от удивления. На несколько секунд он словно потерял дар речи, затем было видно, как какая-то мысль завладела им, и он, задыхаясь от возмущения, выпалил:

– Да как посмела эта собака предложить МНЕ такое? Мало того, что грязный вонючий боров вчера одержал надо мной верх, так теперь этот местный докторишка отхватит мне ногу!

Видно было, что ему с трудом удавалось произносить слова. И чем больше он буйствовал, тем сильнее боль овладевала его телом и сознанием. Эмилия предполагала, что этот разговор примет такой оборот. Но она чувствовала свою обязанность уговорить мужа, чтобы сохранить его жизнь. Впрочем, не питала иллюзий о том, что он станет её слушать.

– Дай мне обезболивающее, Эми! В конце концов, сколько можно терпеть…

– Но, Даниэль, следующую дозу теперь можно будет принять не раньше, чем через три часа! Мне очень жаль… Мистер Бейкер сказал, что операцию крайне важно провести в течение сегодняшнего дня. У него будет все готово к шести вечера. И мы просто не успеем получить консультацию другого специалиста. Ты понимаешь, какой это риск!? Ты можешь умереть!..

– Налей хотя бы виски!

– Прости, но врач запретил тебе выпивать.

– Эмилия, налей мне стакан виски! И можешь идти к лешему, на пару с мистером Бейкером!

Эмилия поняла, что разговор окончен. Она взяла из бара начатую бутылку спиртного, поставила перед мужем на чайный столик, и поспешила выйти из комнаты. Конечно, это его полное право – решать, как поступить с ногой, но какой же у него тяжелый характер! Эми был необходим глоток свежего воздуха, она стремительно открыла дверь и почти столкнулась с конюхом.

Адриан переминался с ноги на ногу, и теребил в руках свою шляпу. Он был на удивление стеснительным, но очень ответственно выполнял свою работу и поручения. Видно было, что он не решается что-то сказать.

– Адриан, ты что-то хотел? Я тороплюсь.

– Извините, госпожа Рамос. Я шёл из столовой и случайно услышал, о чем шла речь в гостиной. Мне очень жаль моего господина, и я знаю какой непреклонный у него характер. Сегодня, когда я ездил в аптеку за лекарствами, я увидел объявление какого-то приезжего доктора. Аптекарь сказал, что это молодой человек, с опытом, он приехал в наш городок несколько дней назад и, судя по всему, собирается заниматься частной практикой. Больше я о нем ничего не знаю. Но, возможно, вам стоит пригласить его в усадьбу. Ещё раз простите за дерзость.

Эмилия с удивлением посмотрела на него. Она не ожидала, что в их маленький городок может приехать молодой специалист. И эта новость была ей неизвестна. Впрочем, если учесть какой уединенный образ жизни она ведет, в этом не было ничего удивительного. В задумчивости она провела рукой по волосам, задержалась на одной пряди, и стала её накручивать. Эта привычка была у неё всю жизнь, сколько она себя помнила.

– Спасибо, Адриан. Да, ты прав. Мы должны использовать все возможности. Ты знаешь, где он остановился? Сможешь пригласить его к нам?

– Да, госпожа. Я сейчас же за ним отправлюсь! Он снял себе небольшое помещение у аптекаря. И оно находится там совсем недалеко.

Новый доктор.

Вильям оглядел своё новое пристанище. Это было небольшое жилое помещение, включающее в себя две светлые комнаты, объединенные общим коридором. Одна из комнат, в которой он сейчас находился, совмещала спальню и гостиную. Другая была отведена под небольшую столовую, но Вильям решил использовать её как приемную для посетителей. Также в его распоряжении был огороженный кусочек сада, где стоял столик и два садовых стула, оттуда же был спуск в подвал.

Когда Вильям приехал в этот город, он имел лишь примерный план действий, цель его не была достаточно сформирована. Она обрывалась на стремлении взглянуть в лицо женщине, которая смогла за деньги продать своего безобразного ребенка. Ступив на пыльную дорогу, ведущую в центр города, было решено в первую очередь обратиться за помощью в местные аптеки. Таковые встретились на его пути всего две. На первой был железный засов, а во второй его радушно принял её владелец мистер Джеймс Хопкинс. Это был тщедушный мужчина, чрезвычайно худого телосложения. По наклону его туловища, и характерным складкам вокруг рта, Вильям сразу предположил, что Хопкинс страдает от гастрита, либо язвы желудка. И про себя уже решил, что непременно постарается ему помочь справиться с этим неприятным недугом. Супруга мистера Хопкинса, напротив, была очень пышнотелой и румяной. Когда супруги стояли рядом друг с другом, складывалось забавное впечатление, что Роза Хопкинс ест за себя и своего суженого. К счастью, у неё тоже был очень милый характер. Сей факт подтвердился тем, что по прошествии не более двадцати минут после заселения, она стояла на пороге с тарелкой дымящихся вафель с абрикосовым джемом.

У Вильяма было совсем немного денег, которых хватило оплатить только два месяца аренды. Признаться, Вильям совсем не видел своего будущего по истечении этого времени. Но, он рассчитывал заработать немного денег, оказывая медицинскую помощь нуждающимся в лечении.

И сейчас, когда по прошествии четырех дней его пребывания здесь, раздался первый стук в дверь приемной – это было расценено Вильямом, как большое везение. Тем более, его приглашали к больному в крупную усадьбу, что сулило неплохой заработок. Служащий данной усадьбы, который за ним приехал, очень просил поторопиться, в общих чертах обрисовав ситуацию. Вильям немного волновался, так как обычно имел дело с сельскими небогатыми жителями. Он впопыхах собирался, стараясь не забыть взять с собой все инструменты и лекарства, которые могут ему понадобиться. У Вильяма был всего один приличный костюм, и данный случай обязывал в него облачиться. Он очень выгодно подчеркивал достоинства его фигуры, а завершением образа стали кожаные ботинки, которые, если можно так сказать, достались в наследство от Брендона Смолла. Вильям заметил, что произвел нужный эффект своим внешним видом на конюха, который ждал его на улице возле дома. Адриан взял увесистый саквояж доктора, и помог ему разместиться в кэбе.

Пока кэб мчал их по ухабистым дорогам, Вильям разглядывал в окошко окрестности. Он любил осень, и каждый раз с трепетом и предвкушением ждал от неё каких-нибудь перемен. Для него она была не просто временем года, осень для Вильяма была как весна для всего остального живого мира. Это было время обновления, время, когда природа сливалась в унисон с его внутренним состоянием. Приятно было грустить и думать вместе, когда шёл дождь. Вертеть в руке огненно-красные листья, такие красивые и нарядные в конце своего существования, в очередной раз, восхищаясь задумкой Создателя. Словно эти последние дни были целью всей их короткой жизни, и они кричат всему окружающему миру – самое главное вас ждет в итоге!

Дорога до усадьбы семьи Рамос заняла около часа езды. В холле большого, дорого и со вкусом обставленного, дома, Вильяма встретила служанка. Адриан откланялся, заверив в том, что с удовольствием отвезет доктора обратно, когда тот будет к этому готов. Кэти приняла у доктора легкое верхнее пальто, и поспешила проводить в гостиную, где его ожидала госпожа Рамос. При этом она неотрывно, и даже с каким-то вызовом, смотрела на материю, которая прикрывала часть его лица. Но Вильям успел привыкнуть к подобным взглядам, он старался не придавать им значения, и они его больше не раздражали.

В этот день, когда Вильям переступил порог гостиной, он впервые увидел Эмилию Рамос. В комнате также настойчиво давал знать о своем присутствии больной, но вначале на несколько минут всем его вниманием завладела эта женщина. Чем-то она приковала его к себе, и не хотела отпускать. Мягкий дневной свет ложился на её грациозный облик, это скромное бархатное платье лилового цвета очень ей шло, оно подчеркивало золотистые искорки в немного грустных, светло-зеленых глазах. Её руки, сложенные на коленях одна на другую, нервно подрагивали. Она не торопилась нарушить молчание, похоже было, что её тоже увлек образ этого молодого человека. Наконец, когда Вильяму показалось, что молчать дольше уже было бы неприлично, он решился заговорить первым.

– Разрешите представиться, госпожа Рамос. Меня зовут Вильям Смолл. Я врач, прибыл по Вашему поручению.

– Смолл? Вы говорите…. Она притупила взгляд, и отвела его в сторону, как будто пыталась собраться с мыслями. – Как странно… Когда-то у нас уже был один знакомый врач с такой фамилией, он даже жил здесь какое-то время.

– Возможно, это был мой дядя Брендон Смолл. Он вёл врачебную практику в этих краях.

– Так Вы его племянник? Извините, и Вас зовут Вильям?

– Да, всё верно. Я могу осмотреть больного?