Подруга напоминает о себе звонком на мобильный, в то время как я полностью погружена в обзвон потенциальных клиентов. За каждого нового клиента нам доплачивают, но мне посчастливилось откопать в этих древних списках только парочку желающих возобновить тренировки.
Положив трубку рабочего телефона, секунду смотрю на дисплей, где во весь экран растянулась фотография Божены.
Звонить по утрам для нее не в новинку. Она тоже работает. В отеле неподалеку ее взяли стажером, повезло…
Моя подруга – блондинка. У нее лицо сердечком и губы тоже. Нас никогда не принимали за сестер, мы слишком разные. Мои волосы каштанового оттенка, а глаза карие. И я выше Божены на голову, зато ее фигура – точеные песочные часы, а моя – без особых изгибов.
На экране подруга показывает язык; этой фотографии уже много лет, но она всегда мне нравилась, поэтому кочевала со мной с телефона на телефон, и этот снимок лишь подчеркивает возникший между нами барьер, ведь отвечать на ее звонки теперь колоссально тяжело.
Взяв смартфон со стола, указываю на него пальцем, изображая для напарницы, что мне нужно отойти. Она поднимает вверх большой палец и возвращается к раскладыванию чистых полотенец.
– Привет! – голос Божены в трубке звучит жизнерадостно, но я всеми фибрами души чувствую, как это наигранно.
Теперь именно так мы и общаемся – наигранно.
Будто боимся произнести лишнее или случайно свернуть не туда. В основном этого боится она. И меня слегка тошнит от ее дерьмовых актерских способностей.
Месяц назад на одной тусовке мы познакомились с парнем, в которого я влюбилась с первого взгляда. Именно меня он повез домой. Меня, а не ее. А потом поцеловал.
Это было незабываемо. И неповторимо. Это был поцелуй, который не сотрет из памяти ни один другой, потому что это было с ним.
Через два дня я слегла с гриппом, который брат притащил из школы, а когда неделю спустя все же выползла из постели, парень моей мечты уже встречался с моей лучшей подругой…
За все то время она и словом не обмолвилась о том, что происходит за моей спиной. А потом просила прощения. Плакала. Говорила, что любит его. И он ее тоже. Просила понять, и снова плакала, потому что очень боялась потерять меня, ведь меня она любит не меньше.
Они вместе уже больше месяца и выглядят идеально влюбленными.
Отойдя за угол, я прочищаю скопившуюся в горле горечь и отвечаю:
– Привет…
– Не отвлекаю? Хотела удостовериться, что ты придешь. Ты ведь придешь, да? – проговаривает она взволнованно.
– Я…
Теряю мысль, когда вижу, что в холле у стойки перед Майей появилась знакомая высокая фигура с растрепанными и влажными после душа волосами.
Палач закончил свою тренировку.
Он сменил футболку с черной на белую. Она короче предыдущей и открывает отличный вид на его спортивные бедра и задницу в линялых джинсах. Он кладет на стойку ключ, накрыв его широкой загорелой ладонью. И поворачивает голову, окидывая холл взглядом.
Не отдавая отчета своим действиям, я прячусь за угол и прижимаюсь к стене спиной.
Господи боже, я просто больная!
– Яна? – слышу в трубке свое имя.
– Я приду, да, – отвечаю быстро.
– Супер… – выдыхает. – Тогда до субботы. Ты… как у тебя дела? Все нормально? Хотела позвонить тебе вчера, но так замоталась…
– Все классно. Как у тебя? – отвечаю в тон.
– У меня тоже…
– Ясно. Мне работать нужно…
– О… окей… не буду отвлекать. Ну пока. До субботы…
Она кладет трубку, и я просто счастлива закончить с ней разговор. Все это просто тень, жалкая ничтожная тень нашей дружбы, которая уже никогда не будет прежней.
Внутри меня словно копится какой-то яд. Вместо того, чтобы очиститься от произошедшего, я только сильнее в нем тону.
Ведь я по-прежнему влюблена…
Безумно. До слез в подушку и тупой боли в груди!
В субботу у Божены день рождения. Между нашими днями рождения разница чуть больше недели, и почти все годы до этого мы отмечали их в один день, но не в этот раз. В этот раз свой я вообще никак не праздновала, а моя подруга… решила закатить вечеринку в ночном клубе.
Слава богу, мне не придется думать над тем, что ей подарить. Вкладывать в это действие часть своей души мне не позволил бы тот самый барьер, так что меня спасает ситуация – подруга копит на брендовую сумку, и я подарю ей деньги.
Я выхожу с работы в девять вечера, проведя под кондиционерами весь адский жаркий день. Уже середина июня, днем температура подскакивает к тридцати. В это время таскаться по городу может прийти в голову только туристам, я же на улицах в разгар сезона днем уже несколько лет не появлялась.
На улице сумерки. Вечерний воздух свежий и теплый. Коже приятно, она даже покрывается мурашками, и я веду плечом, переходя дорогу.
Парковочное место рядом с моим скутером свободно. Я кошусь на пустое пространство, быстро надевая на голову шлем.
Он действительно предложил мне номер своего телефона? Палач…
В этом нет ничего чрезвычайного, он снес своей тачкой мой мотороллер!
Я завожу его резкими отрывистыми движениями.
Внутри меня шевелится какая-то непонятная паника. Это хоть и ненавязчивый, но все же дискомфорт, я даже не могу разобраться, где его источник. Просто весь день я какая-то дерганая. В голове мысли мечутся и обрываются, и руки будто дырявые…
Немного потолкавшись в вечной пробке по центру, я сворачиваю с проспекта и выезжаю на тихую улицу, по которой за двадцать минут добираюсь до дома. Наш двор довольно тихий, но я все равно пристегиваю «Веспу» цепью к велопарковке и проверяю замок, подергав за него.
В квартире тихо и темно, только из комнаты брата на пол коридора падает полоска света.
– Никита! – зову, убирая в шкаф свой шлем.
– Чего? – слышу недовольный голос из комнаты.
Моему брату четырнадцать. То, что он представляет из себя последние пару лет – невыносимое хранилище подростковых гормонов. Он ведет себя отвратительно. Хамит, психует и творит всякое дерьмо.
У мамы смена, она работает в санатории в поселке неподалеку и вернется домой только завтра в обед. Я не сомневаюсь, что весь день мой брат провел за компьютером, но, когда он появляется в дверном проеме, понимаю, что это не совсем так.
– Какого хрена?! – спрашиваю возмущенно, хватая его за острый подбородок.
Вокруг его глаза малиновый синяк, под носом засохшая кровь.
– Отстань! – он бьет меня по руке и отдергивает голову.
Он уже выше меня, но очень худой. И он не драчливый. Он вообще не из тех, кто может за себя постоять, он знает, что в любой драке преимущества не на его стороне. И я это знаю.
Меня наполняет паника, когда требую ответа:
– Что, опять?!
Развернувшись, он снова уходит в комнату и хлопает дверью прямо перед моим носом.
– Никита! – кричу, ударяя по двери кулаком.
Чтобы выкурить его из комнаты, мне достаточно разогреть еду. Я ведь знаю, он ничего не ел, да и вижу тоже: все контейнеры не тронуты.
Несмотря на то, что мировоззрение у моего брата абстрактное и расплывчатое, кое в чем он проявляет исключительные принципы. Например, положить себе в тарелку еды – для него настоящий отстой, потому что это не мужское дело. Эти принципы он впитал, как губка, от нашего отца. Родители в разводе последние пять лет. Никита с отцом общается только по праздникам, но отцовские убеждения в нем отлично проросли.
Он выходит из комнаты весь всклокоченный. Злой. Садится за стол, и я ставлю перед ним тарелку, шипя:
– Это они? Придурки из геймерского клуба?
Брат поджимает губы и цедит:
– Да.
Его бьют уже в третий раз. Мало того, что это меня доводит до белого каления, так еще и пугает маму, а ей совсем ни к чему лишний раз тратить нервы.
– Ты же обещал, что не будешь больше туда ходить, – злюсь, борясь с желанием самой отвесить ему подзатыльник.
– Да не ходил я! – взрывается.
– Тогда что это? – указываю рукой на его лицо.
– Упал!
– Никита!
Он сопит, зажав в кулаке вилку. Молчит, будто специально терпение мое испытывает.
– Они меня ждали, – произносит наконец-то. – Прицепились, теперь раскручивают.
– Что им надо?
– Ну что ты как маленькая! Денег, чего еще?
– Ты брал у них деньги?!
– Ты совсем двинулась? Ничего я у них не брал, – злится. – Говорю же, они меня раскручивают. Я игру продул. Но у нас все: я им телефон отдал, теперь отстанут.
Меня колотит. Просто колотит. Мама ему этот телефон в кредит взяла!
Насупившись, смотрит в тарелку, а я киплю.
– Кому ты отдал телефон? Как его зовут? – спрашиваю, взяв себя в руки.
Он вскидывает голову, говоря:
– Не лезь только. Решил я все, ясно?
– Отлично же ты все решил, – пеняю ему. – По-взрослому.
– А что мне было делать?! – вскочив из-за стола, поджимает подбородок. – Это Чупа, он отбитый вообще!
– Успокойся, – говорю, видя обиду и бессилие в его глазах. – Я все решу. Что за Чупа?
– Ян, не ходи туда, – просит, схватив меня за руку. – Скажу матери, что телефон потерял, и все.
В его голосе сквозит почти отчаяние, но я не могу врать вместе с ним, я уже не в том возрасте. Не могу позволить ему взять на себя вину за то, чего он не делал, да еще позволить матери думать, будто ее сын безответственный и неблагодарный. Может, в чем-то так и есть, но конкретно сейчас это незаслуженно.
Расстраивать ее я тоже не хочу. Я просто хочу вернуть этот чертов телефон.
Несмотря на худобу, пальцы брата сильные, и мне приходится хорошенько тряхнуть рукой, чтобы ее освободить.
– Ян… – повторяет со стоном. – Не ходи туда…
Развернувшись, иду в свою комнату.
На этот раз дверь закрываю я. Захлопываю перед его носом, чтобы не видеть подбитой физиономии и этих коровьих глаз, которыми он на меня смотрит.
Стаскиваю с себя сарафан, понимая, что у меня пропал аппетит.
Я дико устала. Мой рабочий график – день через день, и завтра выходной, который я планировала потратить на поход в молл. Собиралась купить платье, чтобы в субботу переплюнуть Божену, будь она хоть трижды именинница. Чем ближе этот день подходит, тем концентрированнее в моей крови яд. Я не буду проявлять скромность, пусть даже не мечтает. Я хочу, чтобы парни на меня смотрели! Чтобы смотрел один-единственный, и не буду прятаться в тени.
Я хочу, чтобы он пожалел, и на чувства подруги мне плевать, взаимные они у них или нет. Я не собираюсь прятаться, не собираюсь делить с ними друзей. Они этого не требовали, наоборот, всегда «за», реши я объявиться где-нибудь на горизонте. Доброжелательные. От этого меня штормит еще сильнее. От этого доброжелательного предложения дружить, которое я приняла, скрестив за спиной пальцы.
Я не хочу дружить. Я хочу, чтобы он смотрел на меня, ни на минуту не забывая о том, что я – девушка!
Кручусь в постели всю ночь.
В моей комнате потек кондиционер, из-за жары просыпаюсь в промокшей майке и все утро занимаюсь уборкой. Брат выползает из своей комнаты только к обеду, в одних трусах и помятый. Я предлагаю ему поесть самостоятельно. Он перехватывает меня у двери, когда понимает, что собираюсь уйти из дома.
– Ты куда? – спрашивает, глядя на меня взволнованно.
– По делам, – отвечаю, доставая из шкафа шлем.
– Не ходи туда… – запускает пальцы в волосы. – Ну не надо, Ян!
– Отстань… – прошу его устало.
Нас прерывает скрежет ключа в замке. Это мама, я быстро целую ее в щеку и выхожу за дверь, поймав полный отчаяния взгляд Никиты.
За прошедший месяц во мне скопилось достаточно эмоций, чтобы действовать без тормозов. Геймерский клуб, в котором брат зависал в конце учебного года, находится недалеко от нашего дома, я добираюсь до него, проехав два квартала.
Солнце припекает мне плечи. Я уже успела загореть: ездила на пляж пару раз с братом, когда у того было соответствующее настроение.
Оставив скутер на стоянке перед продуктовым магазином, перебегаю дорогу и спускаюсь в подвал под вывеской с указателем. Дверь железная и тяжелая. Они работают с десяти утра до десяти вечера, сейчас почти два часа дня, и я очень надеюсь, что мне не придется разыскивать этого Чупу до вечера.
Помещение темное, но я не ожидала, что оно будет таким пятизвездочным.
Совсем свежий ремонт и явно дизайнерский. В качестве освещения – подсветка на полу, которая визуально расширяет пространство, хотя его большим не назовешь. Вдоль стен с двух сторон – столы с компьютерами, мониторы вогнутые, то есть и оборудование тоже новое.
Железная дверь лязгает, когда ее отпускаю.
Прижав к животу шлем, осматриваюсь.
Здесь всего четыре посетителя. Четыре парня, которые бездельничают в кожаных офисных креслах на колесиках. Гогот этой компании прерывается моим появлением.
Они подростки, явно старшеклассники, и какими-то маргиналами их не назовешь. Они не маргиналы, это точно. Одежда, обувь, прически – все трендовое, на лицах – насмешка и превосходство.
Они смотрят на меня с интересом.
Эхо прерванного разговора – матерные словечки, от которых хочется скривиться.
За дверью справа кто-то спускает в унитазе воду, звук отчетливый, но кроме меня на него никто не реагирует. Отведя глаза от двери, я перевожу взгляд с одного лица на другое. Нахальство, с которым меня рассматривают в ответ, – липкое и пропитанное вседозволенностью.
Это поднимает в душе гнев. Его и так было во мне предостаточно, теперь он умножился на два.
Я не удивляюсь тому, что моего брата сюда занесло. Я удивляюсь тому, что его обокрали гребаные избалованные мажоры, но, даже будучи не уверена в том, что чего-то здесь добьюсь, все же громко говорю:
– Мне нужен Чупа.
– А может, я нужен? – слышу насмешливый ответ. – Хочешь кой-че покажу? – малолетний придурок разводит колени и кладет ладонь на свой пах.
Эту выходку сопровождает взрыв хохота.
Я поворачиваю голову, когда дверь справа открывается. Еще один подросток, но рослый и явно постарше этих. На нем футболка с логотипом какой-то геймерской команды, на лице – скучающее выражение.
– Чупа, – летит ему. – Эт мама твоя?
Снова хохот.
На губах Чупы появляется усмешка. Его взгляд тоже наглый. Наглый и агрессивный.
Он ударил моего брата. Развел его на деньги, в которых, судя по всему, даже близко не нуждается. Он просто… отбитый малолетний мудак. Может быть, все дело в том, что ему никогда не давали сдачи?! Им всем.
– Я сестра Никиты Волгина, – говорю ему.
– И че? – бросает. – Хочешь у меня отсосать?
Дождавшись, пока схлынет очередная волна гогота, говорю:
– Я хочу, чтобы ты вернул Никите телефон. Можешь отдать его мне.
Усмехнувшись, он делает вид, будто роется в кармане шорт. Когда достает оттуда руку, перед моим лицом возникает выставленный вперед средний палец, и это движение Чупа сопровождает комментарием:
– Ага. На.
Мой голос звенит, когда говорю:
– Верни телефон, иначе мы с тобой встретимся в полиции.
– Пошла на хуй, – произносит, снова бросая мне в лицо средний палец.
Отшатнувшись, я ударяю ему по руке ладонью, ведь его кулак слишком близко, и в ту же секунду понимаю, что сделала это зря. Зря вообще сдвинула эту границу. Границу прикосновений и физического контакта.
Он будто кровь почувствовал, этот Чупа. Вспышкой на его лице возникает оскал.
Я налетаю спиной на дверь. Смотрю на притихших зрителей, они наблюдают. Затаившись с жадным интересом в глазах, будто в цирк пришли.
Мое лицо пылает от прилившей крови.
Я их не боюсь. Это всего лишь дети. Все они. Я помню об этом. Не забываю ни на минуту, предупреждая:
– Я выйду отсюда и пойду прямо в полицию. И напишу заявление…
– Давай провожу, – говорит с издевкой.
Еще до того, как он делает шаг, предупреждаю:
– Отойди от меня.
– Че ты такая дерзкая…
Он разводит руки в стороны и двигается ко мне.
Теснит своим телом в сторону, будто играя. Все с тем же глумливым оскалом на лице. Со вседозволенностью. С абсолютным пониманием, что я вынуждена дать ему отпор. Вынуждена выставить вперед руки и толкнуть его в грудь, то есть проявить агрессию. Дать повод схватить себя за запястье…
Я роняю на пол шлем.
– Отпусти! – выдергиваю руку.
– Пацаны, проводим телочку? – обращается он к своим друзьям.
– Обязательно…
О проекте
О подписке