Цитаты из книг автора «Мария Летова»

Наше совместное времяпрепровождение не несет никаких обязательств, – смотрю на нее исподлобья, чувствуя себя настоящим козлом. – М-м-м… – тянет, задирая подбородок. – Вы для меня тоже ничего серьезного, Александр Андреевич. Пристально смотрю в ее глаза, чтобы убедиться в том, что это не бравада. Бравада или нет, но эта девица меня доконает.

Где ты живешь? – Там, где познакомился с твоим братом. – Он… неплохой, – со стоном выдыхает Люба. – Да. Отличный парень, – притормаживаю перед кольцом, вставая в очередь. – У него Водолей в Меркурии. Понимаешь… совсем звезды перепутались, – сокрушается она. – Поэтому он иногда бывает дураком. Иногда? По-моему, он перманентный недоделок.

Думаете, я легкомысленная? – Ты ешь десерт на первое. Легкомысленная – это слабо сказано.

Перестав жевать, наблюдаю за тем, как она расправляется с пирожным и только после этого принимается за нормальную еду. Что за?.. Легкость, с которой она провернула эту несусветную хренотень, оставляет на моем лице неизгладимый отпечаток. Увидев его, откашливается и замечает: – Суфле у них не очень. – М-м-м… – тяну, стараясь не поперхнуться. – Может, оно лучше заходит на десерт?

Сегодня я, определенно, думаю не головой. С тех пор как вошел в экзаменационную аудиторию и поймал взгляд хрустальных голубых глаз, думаю только о том, какие на вкус ее губы. Ситуация осложняется тем, что она, засранка, думала то же самое о моих.

Ей девятнадцать, Романов. Двадцать семь минус девятнадцать – это восемь. Перевернутый символ бесконечности и просто немаленькая цифра, когда речь идёт о разнице в возрасте между мужчиной и женщиной.

Что это такое? – спрашиваю тихо, ткнув подбородком на доску. – Белок, – надевает он куртку, очевидно, закончив здесь все свои дела. – Из другой галактики? – схватив зачетку, проношусь мимо. – Из нашей. Дернув со стола свою сумку, оборачиваюсь: – Это кем-то доказано? Засунув руки в карманы куртки, Романов смотрит на меня, раскачиваясь на пятках. – Мной. Роняю челюсть, хлопая глазами. Смотрю на его невозмутимое лицо, пытаясь хоть приблизительно вспомнить, чему была посвящена его диссертация, но я никогда не интересовалась. Он подсунул мне свой «авторский» белок! И я была права, это настоящая головоломка!

Он достоин! Достоин своих детей. И семьи. Но с таким дураком кто будет связываться?! И кобелем. Думает, я не знаю? Он пол-универа моего пере… имел! – Посчитай, – советую ему. – Вроде ты умный. Был. Вчера. – Сгинь, – рычит. – Пока в обезьянник не затолкал. – Спасибо, – бросаю в сердцах. – За сочувствие. Чтоб тебе так дети твои сочувствовали… – И тебе спасибо, – выговаривает он. – За то, что у меня на пузе еще один седой волос! На пузе! На «пузе» у него бельё стирать можно!

Какие, млин, пару часов? Окстись, Романов. Даже несмотря на цвет волос, она тот случай, на который я бы не обратил внимания, даже если бы нос к носу застрял в лифте. Просто вообще не моя песня. Моя бывшая жена, как ни крути, лет с семнадцати впахивает в спортзале, и на ее теле повсюду есть за что подержаться. Молоденькие наивные студентки вообще не мое, даже для легкомысленных, мать их, поцелуев. Язык у нее подвешен, это бесспорно, тем не менее нам пора сворачивать знакомство и разбегаться по домам. – Пф-ф-ф… – выдыхаю, положив на пояс руки. Под моим взглядом лицо-сердечко становится подозрительным. Намек на улыбку испаряется. Спрашиваю, глядя на нее нейтрально: – Как дела? Поджав губы, она на четвертой скорости мечется взглядом по моему лицу. Между светло-рыжих бровей прорезается складка. Крылья маленького носа вздрагивают. Судя по всему, мое прозрение слишком очевидно.

Вы… эм-м-м… бегаете? – слышу я. – В смысле… специально? Дергаю губы в улыбке. – Да. Не сматываюсь от собаки, если ты об этом.